Из оставшихся забот людей больше всего волновало, что я не справлюсь с боевой ситуацией, и эта проблема ушла, когда я показалась в зале со снайперской винтовкой Изверга. Теперь члены альянса приняли меня не только как заместительницу отца, но и как человека, который со временем унаследует лидерский пост. Конечно, сторонники Изверга всегда будут мне противостоять, но явное большинство членов альянса решили, что могут доверять моей способности следовать отцовским нормам справедливости и обезопасить их будущее.

Большая часть людей сами этого не понимали, пока не увидели это столкновение между Доннелом и мной. Я испугалась, что потеряю зарождающиеся отношения с отцом. Членов альянса ужаснуло, что я лишусь поста заместителя главы альянса и они вернутся к прежней неуверенности в преемнике.

- Блейз? – потеребил меня Доннел.

Я постаралась овладеть голосом.

- Я не уверена, что смогу петь сейчас.

- Сможешь, - подбодрил Доннел. – Артисты не разочаровывают свою аудиторию, а я тебе помогу.

Он вышел вперед, взял меня за руку и кивнул скрипачу.

- С начала, пожалуйста.

Скрипач сыграл череду струящихся нот, и я вновь завела первый куплет. На некоторых словах мой голос срывался, но Доннел пел вместе со мной. К концу первого куплета я оправилась и осознала, что происходит нечто странное. Доннел пользовался золотистыми тонами своего несравненного голоса, чтобы поддержать мой, его талант придавал моему пению богатство и глубину, которых я не достигала прежде.

В начале второго куплета, подняв брови и сжав мою ладонь своей, Доннел подал мне сигнал о перемене. Теперь мы исполняли разные партии. Я думала, что эта песня написана для одного голоса, и она превосходна звучала, но ее можно было петь и дуэтом. Доннел исполнял в этом дуэте свою роль, а я ту, что предназначалась маме.

Мы вновь дошли до припева, и наши голоса объединились, произнося слова, написанные для женщины, которую мы оба любили и потеряли в лондонском пожаре. Все в комнате молчали до конца последнего припева и еще целую неловкую минуту после него. Затем они встали и разразились громом аплодисментов и стуком по столам. Члены альянса аплодировали одной из величайших песен, написанных Доннелом, и надежности своего будущего руководства. 

В следующий момент я осознала, что снова сижу в первом ряду вместе с Доннелом. Я совершенно не помнила, как вернулась к своему стулу. На самом деле, я пропустила, должно быть, минут пять-десять, поскольку Мачико уже стоял в центре комнаты, притворяясь, будто потерял игральную карту, и ища ее в ушах детей из первого ряда.

Тэд прошептал за моей спиной:

- Я не знал, что ты можешь так петь, Блейз.

- Я тоже не знала, что могу так петь.

Мачико обнаружил недостающую карту в ухе восхищенной пятилетней девочки из Острова Квинс, и все малыши радостно захихикали. Мачико поклонился своей аудитории, подошел к Доннелу и состроил ироничную гримасу.

- После вас с Блейз невозможно выступать.

Доннел, похоже, не заметил друга.

Мачико помахал рукой у него перед глазами.

- Шон? Шон? Ты на той же планете, что и все мы?

По-прежнему, никакой реакции.

Мачико вздохнул, щелкнул пальцами прямо перед носом Доннела, и тот выбросил вперед правую руку и схватил офицера за запястье.

- Не делай так, Мак. Ты знаешь, я это ненавижу.

- А, ты вернулся к нам, возлюбленный лидер. – Мачико села на стул и посмотрел на неохотно поднимающегося Жюльена. – Удачи, Жюльен. Первую половину моего выступления толпа проболтала, но сейчас они вновь сосредоточились, так что у тебя получится лучше, чем у меня.

- Надеюсь.

Жюльен вышел в центр, прошептал что-то музыкантам, и они заиграли. Он обладал скорее сильным, чем мелодичным голосом, поэтому всегда выбирал песни, любимые толпой, выкрикивая слова во всю мощь и побуждая аудиторию петь вместе с ним.

Когда Жюльен запел на этот раз, по всему залу послышались громкие смешки. Моему растерянному разуму потребовалась минута, чтобы понять причину смеха. Жюльен, со своим пристрастием к спиртному, пел про мужчину, которого завело на кривую дорожку виски.

Жюльен дошел до припева, поощрительно взмахнул руками, и все в зале подхватили, насколько могли, громко. Я весело наблюдала, как он исполнил соло следующий куплет, выкрикивая извинения за прошлые грехи и обещая в будущем вести себя лучше.

К припеву вновь присоединился весь зал, и от громкого пения, похоже, задрожала комната. Я повернулась к Доннелу, подняв бровь, и он наклонился ко мне и проговорил на ухо, перекрикивая гам:

- Жюльен поступил мудро. Публичное извинение за прошлое поведение и обещание измениться, да еще в форме песни, которую любят люди. Думаю, последние события многому научили Жюльена, и в итоге он может стать хорошим офицером.

Песня закончилась просьбой к родителям о прощении. Триумфально прозвучал последний припев, а за ним – громкие аплодисменты. Я ожидала, что Жюльен вернется на место и сядет, но вместо этого он рванулся вперед, театрально упал на колени перед Доннелом и с мольбой склонил голову.

В зале вновь послышался смех, а затем люди затихли, ожидая реакции лидера.

- Хаосовы слезы, Жюльен, - сказал Доннел. – Не у меня ты должен просить прощения. Я и сам не вполне контролирую свое пьянство. Если хочешь поползать перед кем-нибудь и вымолить отпущение грехов, обратись к Блейз. Это ее квартиру ты пытался поджечь.

Жюльен развернулся ко мне и жалобно протянул руки. Я заколебалась, зная, что должна принять извинения и сделать это в соответствии с добрым юмором песни. Жюльен пел о родительском прощении и преклонил колени перед Доннелом, как перед отцом, значит я должна ему подыграть.

Я ворчливо погрозила олуху пальцем.

- Больше так не делай, иначе пойдешь спать без ужина. Понял?

- Да, мамочка, - с преувеличенным раскаянием ответил тот.

Я погладила его по голове, и Жюльен встал под людские аплодисменты. Доннел тоже поднялся, подождал, пока затихнет шум, и заговорил:

- Сейчас сделаем перерыв на танцы, а затем продолжим представление.

Жюльен наклонился ко мне.

- Потанцуешь со мной, мамочка?

- Конечно.

Сейчас вставали и другие мужчины. Если их предполагаемая партнерша принадлежала к тому же подразделению, они могли прямо пригласить ее на танец. Если нет, им следовало сперва официально попросить разрешения у соответствующего главы.

Доннел повернулся к Нацуми.

- Сможешь разобраться за меня с проверкой партнеров? Сейчас, когда Изверг ушел, формально в моем черном списке остались лишь Майор и Акула.

Нацуми кивнула.

Со стороны манхэттенского угла послышался стук. Я повернулась и увидела, что Жало встал, но уронил костыль. Акула поднял его и вроде как протянул больному, но убрал в последний момент, а Змееныш забрал второй костыль. Жало упал на пол, а Акула и Змееныш встали над ним, держа костыли вне пределов его досягаемости, и рассмеялись.

Я посмотрела на Блока, увидела, что он занимается очередью мужчин, ожидающих разрешения на танец с манхэттенскими девушками, и сама сделала несколько шагов в сторону подразделения.

- Змееныш и Акула, - обратилась я, - мы еще не открыли больничную территорию Святилища, но правила уважения к пациентам по-прежнему действуют. Верните Жалу его костыли.

Оба негодяя со злостью посмотрели на меня, но Блок уже недовольно поглядывал на них, поэтому они бросили костыли на пол рядом с Жалом и убрались. Я подождала, убедилась, что больной может встать сам, затем вернулась к Доннелу и мрачно взглянула на территорию Манхэттена.

- Почему Черт ждет в очереди, чтобы поговорить с Блоком? – спросила я. – Он член манхэттенского подразделения. Ему не надо просить разрешения потанцевать с девушкой оттуда.

Доннел посмотрел на Черта, говорившего с Блоком, и широко улыбнулся.

- Думаю, ответ в том, что Черт – храбрец, но не самоубийца. Он хочет пригласить на танец Дымку, но для пущей уверенности сперва просит разрешения.