В начале 1246 года, отряд сирийцев поучаствовал в отражении монгольского рейда на ромейскую Амиду. Набег отбили и на греко-монгольской границе ситуация стабилизировалась. Зато возникли планы похода на земли халифа. Приграничные районы Багдадом даже после ухода туркмен, практически не контролировались, участились мелкие стычки на границе, да и за натравленных на Иерусалим туркмен следовало отомстить.
В королевстве Египта и Иерусалима, случившееся оценивали иначе. Прорвавшая рубежи и год разоряющая страну орда кочевников (пусть даже с опытом хорезмийской армии и приданными военспецами халифа), с легкостью громящая разрозненные дружины, ударила не только по экономике, но и по настроениям. Срыв мобилизации, явка вассалов «с промедлением, отвратительно вооруженных, многих неодоспешенными и на плохих лошадях», как отмечал в письме сенешаль Амори Бармак, неумение рыцарей взаимодействовать в составе подразделений, а их сеньоров командовать таковыми в бою, а заодно провалы в городских укреплениях, не могли не повлечь реформ.
Балдуин VI начал с Дамаска, который требовалось срочно возрождать в качестве форпоста. После двух осад и годового перерыва торговли купеческий город пребывал в разрухе, уменьшились население и капиталы, в восстановлении нуждались не только стены, но и экономика. Управление виконтов эффективностью не блистало, и король принял решение о снижении госучастия в активе. Город и прилегающие земли преобразовали в графство Дамасское, вассальное короне и без статуса аллода, графом стал Витторио Кутуз. Защитник Дамаска и мститель туркменам, выглядел приемлемо для лишающихся привилегий коронного города бюргеров, в войне «стяжал больше всех славы», знал отведенный театр военных действий и был абсолютно предан Балдуину VI.
Фьефы получили и другие участники компании, в первую очередь уцелевшие рыцари из числа Королевских конных арбалетчиков. Что чуть не привело к исчезновению первого и единственного регулярного подразделения египетской армии, почти лишившемуся личного состава. Спасла престижность. Выяснилось, что младших сыновей у феодалов все еще хватает и попасть в гвардию они мечтают практически все. Новый состав набрали скорее по блату и знатности, чем по преданности и боевым качествам, но «полк» сохранился.
За награждениями последовали оргвыводы. Король провел ревизию доменов и крепостей, а в следующем году назначил проверку мобилизационной готовности вассалов по всей стране. Для его отца Гуго I, такая попытка кончилась «тяжелой, непродолжительной болезнью», знать возмущалась в и этот раз, но куда сдержанней. Урок вышел слишком наглядным, а в Палестине и тяжелым. В результате, десяток рыцарей и два барона, по представлению коннетабля и с одобрения Высшего Совета за полную не боеготовность были лишены фьефов королем, а остальным настрого предписали устранить нарушения и обещали вскорости проверить по новой. Крепости начали укреплять с привлечением субсидий из казны, а с развертыванием возникла проблема. Обычно рыцарское ополчение собиралось в резиденциях графов, князей или герцогов, а затем эти отряды объединял монарх. Но королевство Иерусалима и Египта стало слишком протяженным, а сбор требовалось, как показала практика, ускорить. Логично смотрелось деление на «военные округа», с созданием укрупненных доменов, но для Балдуина VI такой вариант оказался неприемлем. Своими руками создавать конкурентов внутри страны не хотелось. После долгих обсуждений, король предложил создать два центра сбора. Для Египта таким остался Каир, а сеньоры Палестины по тревоге стягивались в Иерусалим, где патриарху вменялось в обязанность «устроение лагеря и содержание гонцов для сношений со столицею». Патриарх, разумеется, против введенной «вовсе не по обычаю» и очень затратной повинности резко возразил. Король напомнил о набеге туркмен и призывах к спасению, спор обострил отношения сторон до предела, но тут к нему добавилась еще одна, куда более широкая тема.
В Египте вспыхнули волнения среди коптов. В 1170 году копты, в лице своего патриарха, заключили соглашение с королем Египта о мирном сосуществовании, на условиях лояльности. С тех пор теологи римской, греческой и коптской версий христианства вели бурные, но академические споры, а на практике копты стали обычными подданными, отличаясь от христиан халкидонской (к которой позже добавились армяне, как мы отмечали) версии двумя нюансами. Запретом строить новые храмы без согласия феодалов — в сущности, не обременительным, поскольку в местах преобладания коптского населения, такие санкции получались легко. И дополнительным налогом, взимавшимся со всех подданных, не относящихся к христианам генеральной линии. Небольшим, но в твердой сумме. Последнее цепляло за кошелек, но для местных было делом привычным уже века — при мусульманах существовал похожий сбор, с чуть большей ставкой.
Латинизация коптов все это время шла вяло и нишево. Довольно активно переходил к католикам образованный и желающий карьеры слой. В первую очередь крестились горожане и люди, занимавшие при Фатимидах нишу мелкого чиновничества на селе. Система управления при франках поменялась, роль администрации перешла непосредственно к рыцарям на местах, а те предпочитали подбирать кадры из единоверцев, благо их к тому времени хватало в Леванте. К середине XIII века у коптов снизилось число образованных прихожан, зато оставшиеся — в основной массе крестьяне и низшие страты горожан, в вере укрепились. Базой религии для них являлись обычай и доверие к своим священникам. Тонкости теологии народные массы не очень интересовали, отчего и латинизация почти прекратилась — пропаганда за переход в латинскую версию потеряла слушателя. Сложно опровергнуть аргумент «мы всегда так делали, и соседи так делают, и наш священник так говорит». Зато копты постепенно объединились с палестинскими и сирийскими монофизитами. Без жестких уний, но уверенно, поскольку статус у них был одинаков, а воззрения схожи. Теперь коптский патриарх представлял большинство монофизитов региона. При этом, именно для крестьян и городской бедноты спецналог «на неверных» в твердой сумме был заметной статьей расходов. Обеспеченным слоям он представлялся выгодной заменой церковной десятине — проценту от дохода.
С таким раскладом Египет подошел к 1245 году, когда избранный два года назад патриарх коптов Игнатий начал очередной раунд переговоров с Римом и Константинополем. Переговоры проходили в Каире, от латинян участвовали патриархи Александрии и Иерусалима, посол папы, доминиканец и знаток востока Андре де Лонжюмо, а из Византии прибыл епископ Эфесский Никифор.
Игнатий склонялся к возможности унии и соглашался, что рознь не столько духовная, сколько политическая. К признанию верховенства Рима и «воссоединению братских церквей», он был готов, но на своих условиях, изложенных в письме к папе Римскому Иннокентию IV. Копты хотели своего избираемого патриарха, прямое подчинение Риму, символ веры принимали греческий (без filioque) и обряды тоже реформировались по византийскому образцу. Присоединяемые прихожане не подлежали повторному крещению признаваясь христианами по умолчанию, освобождались от египетского светского спецналога, но церковную десятину не платили, ограничиваясь традиционными сборами на церковь, существующими в монофизитских общинах. Условия не отвергли. За полтора века успешных крестовых походов и экспансии католицизма Рим научился играть вдолгую, а смиряться на первое время с местными обычаями и вообще всегда умел. Главное присоединить, спустя век-другой войдут в норму. Но Иннокентий IV торговался. Несколько миллионов новой паствы могли рассчитывать на бонусы и понимание — тут спору не было. Не нравилось лавирование коптов между Римом и Византией и бесконтрольные выборы патриарха, а еще папе требовались денежные поступления. Да внезапное лишение королей Египта и Сирии статьи налоговых поступлений сулило конфликт. Впрочем, условия были вполне обсуждаемы, а торг уместен.
