В конце ноября все тот же Данишменд, не зря прозванный Мудрым, вернулся в Милитену, и взяв оставленный с минимальным гарнизоном город, занял заодно и прилегающие земли, в первую очередь горный проход. Чем резко ограничил для Клыч-Арслана возможность маневра, тому теперь некуда было отступать. В отличие от султанских союзников, которые с Мудрым не ссорились.
Поэтому наиболее логичный вариант со сдачей Коньи и отступлением к Гераклее, на юго-восток, оставляя за собой выжженную дорогу с отравленными колодцами, Клыч-Арслану пришлось отбросить сразу — эмиры туда просто не пошли бы. Такой маневр загонял их в ловушку — франко-ромеи получали возможность пройти на восток, соединившись с Данишмендом и перекрыв пути возвращения в Сирию, поскольку даже без учета Раймунда Тулузского, между Киликийскими воротами и Сирией лежали христианская Киликия, а затем латинские Антиохия и графство Эдесское Балдуина де Борга.
Отступление на восток тоже смысла не имело, зажимая сарацин между преследующим противником и засевшими в горах сивасцами, да и могло вселить в союзников мысль, сговорившись с мудрым коллегой-эмиром пройти горы не останавливаясь, оставив султана разбираться со своими проблемами в одиночку. Оставалось сражаться у Коньи.
Вариант с обороной города отбросили сразу — сельджуки все еще оставались наследниками кочевников, и их основной силой были конные лучники. Нет, выдерживать осады они тоже умели прекрасно, а Конья была неплохо укреплена и вполне восстановленна после прошлой крестоносной кампании. Но запасов на всю соединенную армию, особенно коней, там просто не могло быть. В неизбежности же осады и умении противника ее вести, сомнений не имелось. Оставалась только битва в поле.
Как писал латинский хронист, участник похода:
«Но вот мы вступили уже в благодатную страну, полную разной пищи и изысканностей (после Анкары вдоль реки и озера Туз — прим.) и в нашем отряде был муж Боэмунд и многие другие. Наконец, мы дошли до Икония, где было великое скопление турок. Они ждали нас и таились в засаде с тем, чтобы навредить Христовым воинам.
И те турки со всей силой набросились на Боэмунда и тех, кто был с ним, произнося высоким голосом дьявольское слово на своем языке, размахивая мечами, метая копья и разя из луков во все стороны.
Муж мудрый Боэмунд тотчас наказал остальным, а именно Вельфу Баварскому, Гильому Неверскому и Гильому Аквитанскому, Одо Бургундскому, а также Гуго Великому (Вермандуа — прим.) и Этьену де Блуа и всем прочим христовым воинам поспешить на поле боя.
Одо Бургундский, отважный и храбрый, и также Гуго Великий явились вместе со своими войсками раньше других, за ними последовал и граф де Блуа со своим войском. И рядом с теми Вельф Баварский, Гильом Аквитанский и герцог Неверской с большим отрядом и многие другие, чьих имен я не знаю. Все же наши выстроились в боевом порядке и мы, единые сердцем и умом, выступили им навстречу, бросились на них и одолели. Наши враги были превзойдены и бежали, а было турок, сарацин, агулан, арабов и других язычников четыреста тысяч (явное преувеличение — прим.), но они ударились в бегство, и мы их преследовали, убивая, весь оставшийся день. Мы захватили много добычи — золото, серебро, лошадей и ослов, верблюдов, овец и быков, и эта битва длилась весь день, от начала декабря четвертый.
Однако погибли три славных наших воина, а именно Одо Бургундский, Вельф Баварский, и Гуго Великий, а также другие воины и пехотинцы, чьих имен я не знаю.
После же того, как турки, враги Бога и святого Христианства, были полностью побеждены, они бежали в разные стороны четыре дня и ночи».
Хронист не упоминает участвовавших в битве византийцев, хотя по ромейским источникам, первый удар сельджуков выдержала именно византийская пехота.
Стандартный прием кочевников — конный налет с обстрелом из луков, притворным бегством и ударом по преследующим, просто не сработал — ромейская пехота встала закрывшись щитами, перепрыгнуть через нее для преследования рыцари, разумеется, сразу не могли (хотя желающие как обычно нашлись), а Боэмунд быстро восстановил строй, сбившийся из-за внезапной атаки.
Кроме того, хронист описывает решающую битву, которая действительно продолжалась весь день, хотя вообще сражение шло три-четыре дня.
Потери с обеих сторон были велики. Кроме упомянутых очевидцем вождей, из вступивших в сражение погибло до трети всех крестоносцев и половина ромеев, а сарацинская коалиция прекратила существование почти полностью.
Султан и оба эмира, впрочем, с остатками дружин спаслись бегством.
После разгрома они разделились. Эмиры ушли на восток, Данишменд, как и ожидалось, их пропустил, ему теперь тоже стали выгодны противники пока союзных соседей на юге.
Клыч-Арслан ушел на юг, к Гераклее… но войти в нее не смог. Раймонд Тулузский, пройдя ущелье Киликийских Ворот, взял город примерно во время битвы у Коньи, захлопнув ловушку для султана.
Клыч-Арслан попытался взять крепость с ходу, но как пишет тот же хронист:
«Раймунд Сен-Жилльский вступил в Ираклион и взял его под свою охрану со всей тщательностью. И вот, через несколько дней, на рассвете турки во главе с Солиманом (Клыч-Арслан — прим.) выступили на осаду Ираклиона, чтобы рассеять ряды франков.
Славный граф Сен-Жилльский, движимый и вооруженный верой и знаком креста, который с верностью каждый день нес на себе, устремился на турок и сразился с ними, и все они были убиты, считая и самого Солимана, и наши захватили их лошадей, а другой добычи у них не было».
Султан действительно погиб в свалке конной стычки во время атаки осажденных, которых — чего не учел властитель Рума, было просто больше, и были они отдохнувшими, в отличие от беглецов из-под Коньи.
Кто конкретно убил Арслана, выяснить так и не удалось, но Раймунд Тулузский получил репутацию победителя «самого Солимана» и главного сокрушителя турок, тем паче, что его пиар активно поддерживался Константинополем. Впрочем, только вовне — для внутреннего пользования в Византии победителем считался исключительно Алексей Комнин, отомстивший за Манцикерт и вернувший Малую Азию, про латинян практически не упоминалось.
Итак, султанат Рум канул в Лету.
Франки Боэмунда взятую Конью после грабежа передали византийцам во главе с действительно подоспевшим базилевсом, и двинулись к Гераклее, откуда соединившись с Раймундом направились в Киликию и далее в Антиохию.
Комнин занял Малую Азию, граница Византии и эмира Сиваса прошла по реке Галис, далее восточнее Кесарии Каппадокийской, и до границ Киликии.
Киликия пока оставалась в промежуточном статусе между ромейской провинцией и вассальным государством, что на какое-то время устраивало всех заинтересованных.
Данишменд не только округлил свои земли, но и получил главный приз — «свой кусочек трубы». Главным мировым транспортным хабом и пересечением всех рынков, служил на тот момент Константинополь. Попасть в него товару из Азии можно было морем, конечно, но хотя морская перевозка дешевле (корабль берет груза много больше верблюда и плывет быстрее, да и есть не просит), рисков в те времна она влекла как бы не поболе. Кроме обычных и на суше разбойников и воееных действий, корабль нес риски гибели от штормов, мелей и прочей навигации, а кроме того, до портов Средиземного или Черного моря, товар все равно следовало еще доставить — экономился не самый большой отрезок.
А между упомянутыми морями, лежала Малая Азия. Путь в которую, как упоминалось, преграждали горы. А в горах тех, имелось два прохода для караванов, на которых в реальной истории и поднялся сперва Рум, а затем из него Османская империя. Экономику не обманешь — если у вас есть пулемет Максим, а у нас — поток кэша, то пулемет вскоре поменяет хозяев. Ну, или поток — как случилось в нашем повествовании. Хотя пулемет чаще…
