В 1153 году в провинции Балх восстали огузы, родственное тюркское, но еще кочевое племя. Санджар выдвинулся бороться с сепаратизмом, но огузы армию султана разгромили, а его самого взяли в плен. После чего кочевники двинулись на Мерв, а Санджара прихватили с собой, «днем сажая на трон, а ночью в железную клетку». Мерв взяли и разграбили, затем та же участь постигла все прочие города Хорасана, отбился только Герат. Это развлечение у огузов заняло три года, Санджара возили с собой, но режим ему смягчили, даже охоту позволяли. Именно во время охоты он и сбежал. Прожил султан после того менее года, и в апреле 1157 года помер.

До западных земель, как вы понимаете, Санджару в связи с этими интересными событиями, дела вовсе не было.

* * *

В султанате Ирака надолго воцарились Масуд и аль-Муктафи. Султан, впрочем, реально правил лишь частью Ирака, другие провинции — Азербайджан, Мосул, Фарс и т. д., переданные в вотчины за помощь, вернуть уже не вышло. Правления стали наследственными, наместники — эмирами, а подчинение султану в лучшем случае вассальным, а порой и номинальным. Поэтому с течением времени, халиф постепенно установил лидерство в дуэте, а после смерти Масуда в 1152 году вернул Аббасидам светскую власть, вновь создав собственное, «верное халифу» войско.

Реальной помощи в борьбе с латинянами и византийцами, Багдад следующие тридцать лет вассалам не оказывал, по причине отсутствия как сил, так и желания укреплять сателлитов.

Зенги до 1137 года в Мосуле появлялся редко, и на франков не ходил. Не то чтобы границы латинян стали спокойными — атабек оставлял заместителей и набеги не прекращались, но больших войн не случалось. Зенги и его подчиненные пользуясь гражданской войной расширяли владения на восток, оторвав часть Курдистана и к 1137 году подчинив эмират Хасанкейфа.

Давуд тоже не пропал, примирился с Масудом и женился на его дочери, получив неплохой пост в султанской администрации.

* * *

Первым, надо отметить, уход султанов с запада, ощутил император Византии.

Поняв, что эмиратам на его границах помощи ждать неоткуда — все заняты междоусобицей, Иоанн II в 1132–1135 годах предпринял три похода на восток, сокрушив эмират Шах-Арменидов. Тамошний эмир Сукман II Насир ад-дин, сын Ибрахима, потерял больше половины территории, включая Манцикерт — символ поражения ромеев.

По случаю взятия последнего, василевс триумфально вступил в Константинополь, но следующий поход на столицу эмирата, Хлат, оказался неудачным. В узком горном ущелье перед городом, войска Иоанна II встретила коалиция Шах-Арменида, мелких эмиратов Ани, Двина и Ширвана — вассальных Грузии и без особых возражений последней, считавшей завоевываемое василевсом своей добычей, а также добровольцев из Хасанкейфа, Мосула, Азербайджана и предпочетших войну с неверными гражданской гази. Засада удалась, прорвать оборону ущелья ромеи не смогли, с окружающих скал сыпались стрелы, а сзади уже маячила турецкая легкая конница. Бой был ожесточенный, в итоге византийцы отступили, понеся большие потери, граница империи пролегла в районе озера Ван, а земли восточнее вошли в состав Азербайджана.

В сражении был момент, когда смерть угрожала лично Иоанну II, в пылу боя оторвавшемуся от свиты и зажатому турками на горной площадке. Спас жизнь императору сотник наемной легкой конницы Айюб ибн Шади, сын отъехавшего когда-то на греческуюслужбу курда из Двина. Василевс отблагодарил щедро. Он вообще поощрял продвижение выходцев из варваров, но продвижение по службе связывалось с крещением, что предложили и Айюбу. Учитывая, что в крестные предлагался Иоанн II лично, отказа, понятно, не поступило, крестился курд тогда же в июне, в крещении согласно святцам, получив имя Виссарион.

* * *

С Иерусалимом император продолжал поддерживать дружественные отношения. Субсидии выделяться перестали еще в 1132 году, по миновании надобности и распрях в королевстве, а отправленный в Тиннис гарнизон частью вымер или погиб в боях, частью перешел под крыло Иерусалима, вернулись в Константинополь немногие.

Позже, российские историки станут указывать на Тиннис как «русский вклад» в формирование Заморья, преувеличивая его значимость. На самом деле, заезд полоцких князей серьезного русского следа не оставил. Все три князя умерли в Тиннисе в ближайшие годы, что с учетом их возраста и гнилого климата, неудивительно. Их свита, кто выжил, влилась в нобилитет Иерусалимского королевства и там растворилась. Что интересно, наравне с вожаками прибывших с ними печенегов, потомок одного из них стал век спустя бароном де Баджан.

Безусловно, русские корни нескольких знатных родов королевства, никто не отрицал. Графы Тинниса, Тира и бароны Гарбии ведут свой род от Давыда, Святослава и Ростислава Всеславичей (хотя прямое происхождение остается спорным — точных данных о детях князей не сохранилось, и версия историков о фактическом происхождении этих фамилий от дружинников княжеского окружения имеет право на существование). Но максимум в третьем поколении, называть русскими рыцарей, рожденных местными матерями и воспитанными в латинской традиции, вряд ли объективно. Собственно, возникшие еще при Балдуине I разветвленный знатный в последующем род Бедуинов или фамилия Сарацинов, внесли вклад ничуть не меньший, а уж о многочисленных армянских рыцарях и говорить не стоит.

Связи с Русью увеличились незначительно — в Иерусалим паломники, как мы в части про короля Балдуина I упоминали, ходили и раньше, а путь оставался небезопасен. Влияние франкского Леванта отразилось в возникновении двух, ставших «исконно русскими» имен (что интересно, и в мужской, и в женской формах): Владлен/Владлена — «владеющий леном» и Стален/Сталина — производное от французского шателен, должность кастеляна Тира долгое время занимал бывший дружинник из Полоцка или его сын. Также сохранился сюжет былины «О Владлене Ростиславовиче, богатыре заморском», где, впрочем, сей богатырь показан не в лучшем свете.

* * *

Но вернемся в Латинские королевства. В августе 1131 года в Иерусалиме умер король Балдуин II. Следом, в сентябре — граф Эдессы Жослен I де Куртене.

Графу Эдессы наследовал сын, Жослен II де Куртене. Графство считалось вассальным Иерусалиму, но вот аллод ли это, то есть, собственность ли графов — четкого понимания не было. Эдессу завоевал Балдуин I, передал Балдуину II, а уж тот Жослену I, причем последние два случая сложно отнести к переходу по родовой линии. Новый король, разумеется, версию аллода не одобрял, наследный граф — наоборот, а франко-армянская знать и местный патрициат графства Жослена II признали и поддержали.

С короной Иерусалима, вышло еще интереснее.

Балдуин II перед смертью публично назначил зятя Фулька, дочь Мелисенду и их годовалого сына Балдуина, своими наследниками и… соправителями. Всех троих. Звучало красиво и благородно, но что конкретно хотел сказать автор, окружающие поняли по-разному.

Через месяц патриарх, выполняя волю покойного, короновал всех троих разом, а уж потом заинтересованные лица и просто любопытствующие, принялись выяснять «кто все эти люди в коронах».

Что внук умершего Балдуин III — следующий законный король, не спорил никто. Вопрос возник о короле текущем. Идея коллективного исполнительного органа в виде супругов, как-то не вполне укладывалась в логику событий, единственным опекуном царственного ребенка была Мелисенда, а Фульк ссылался на брачный договор, согласно которому по смерти тестя получал должность короля, а не принца-консорта и тем паче, не регента. Как отмечал хронист «поэтому среди франков воцарились смятение и беспорядок», отягощенные снижением внешней опасности — как выше указано, Багдадскому халифату и Византии дела до Заморья не стало.

Поначалу волнение сеньоров никакой ожесточенности не несло — нормальный для того времени процесс знакомства с новым правителем, в форме небольшой феодальной войны и вымогательства привилегий. Фульк по прежнему месту жительства и сам с королями Франции и Англии неоднократно повоевать успел. Но прежде феодальных распрей, следует упомянуть о внешних вызовах.