Утро прошло за обычными хлопотами — набрать хвороста, оживить костер, принести воды… Привычные занятия вернули нам присутствие духа; пророчество Мандоса уже не лежало на нас тяжким гнетом. Страшные события и деяния, которые сулило оно, отодвинулись в неопределенное, далекое будущее. Нас не поразила молния, не поглотила бездна. Мир вокруг не изменился: все так же плескались и шумели волны моря, свистел над пустошью ветер, приветливо сияли звезды. И в нас воспряло желание идти вперед и жажда свершений.

Даже Ниэллин выглядел уже не таким несчастным. Лицо его хранило замкнутое, спокойное выражение, и говорил он с нами ровным, ясным голосом. Он пытался заниматься сборами наравне со всеми, но ему приходилось беречь раненую руку; Алассарэ помог ему свернуть одеяло и уложить сумку. Когда я спросила Ниэллина о самочувствии, он, не поднимая глаз, ответил очень вежливо:

— Благодарю, Тинвиэль. Лучше.

От его вежливости я опять едва не заплакала. Но сдержалась. Не хочет на меня смотреть, ну и не надо! Я не буду огорчаться из-за этого. У меня и так хватает поводов для огорчения!

Теперь, когда расставание с Лордом Арафинвэ стало неизбежным, оно все больше печалило нас. Сыновья его старались держаться к нему поближе; Артанис, украдкой утиравшая слезы, и вовсе не отходила от него. Но долгие проводы мучительны, и потому мы не затянули ни сборы, ни скудный завтрак.

После трапезы наш Лорд крепко обнял и расцеловал сыновей и дочь, и каждому сказал короткое, теплое напутствие. Нашлось у него слово и для нас:

— Держитесь друг друга, дети. Легко сломать тонкий прутик, но вязанку хвороста уже не переломишь. Какая бы ни случилась буря, легче выстоять в ней вместе, чем по одному. И какая бы ни случилась буря, она бессильна угасить светочи Варды. Пусть надежда никогда не оставляет вас. Я буду ждать вашего возвращения.

Потом, взвалив на плечи походную сумку, разбухшую от чужих посланий, он пошел к берегу, туда, где вчера спорил с братьями. Мы последовали за ним — и оказались в плотной, густой толпе. Напротив нас такой же толпой стояли уходящие.

Наши и их ряды были словно два края пропасти. Всего несколько шагов разделяли нас — необратимо и несоединимо, как будто между нами и впрямь пролегла бездна. Каждая сторона сделала свой выбор, самый верный и правильный; каждая жалела другую за непоправимую ошибку.

Однако время споров миновало. Никто не затевал словесных перепалок и не говорил пламенных речей. Все было решено. Предстояло лишь исполнить решение.

Окинув взглядом своих сторонников, Лорд Арафинвэ повернулся к нам.

— Прощайте, друзья! — громко сказал он. — Не держите на меня сердца за обиды, что причинил я вам вольно или невольно. Я верю — мы расстаемся не навечно. Да не оставит нас всех надежда на будущую радостную встречу. Прощайте!

Он преклонил перед нами колено.

В ответ ему раздались редкие возгласы:

— Прости и ты нас, Лорд Арафинвэ!

— Не поминай лихом!

— Пусть Владыки окажут вам милосердие!

Нолофинвэ, стоявший впереди, в три шага пересек разделившее народ пространство и, подняв нашего Лорда на ноги, обнял его:

— Мне нечего прощать тебе, брат. Пусть тебе не придется жалеть о своем выборе и о тех, кто идет за тобою. До встречи!

— До встречи, брат. Пусть вам сопутствует удача, — ответил наш Лорд.

Он снова обвел глазами толпу, будто высматривая кого-то. Наверное, он хотел проститься и с Феанаро. Но тот не показался ни на суше, ни на корабле. Быть может, у него не нашлось для отступников добрых слов, и он решил сдержаться и не отравлять проводы едкими речами.

Краткое прощание завершилось. Лорд Арафинвэ, еще раз поклонившись, первым двинулся вдоль берега залива. За ним потянулись остальные — едва ли не треть народа из нашего и из Второго Дома. Детей среди них было гораздо больше, чем среди остающихся. Значит, их родители не упорствовали, как Ингор и Айвенэн, и прислушались к уговорам нашего Лорда... Хватало и взрослых — тех, кто не мог вынести мук совести, разрыва с Владыками и тяжести их осуждения, тех, кто предпочел милость Владык свободе, а родной дом — новым землям.

Мы смотрели им вслед, пока длинная вереница не скрылась за изгибом берега. Тогда с кораблей донесся резкий звук труб, и Нолофинвэ объявил выступление.

Пришла пора и нам делом доказать свою решимость. Мы привыкли уже бороться с ветром и дождями, с голодом и лишениями. Теперь к этим невзгодам добавились зловещие обещания Владыки Мандоса. Останутся ли они лишь обещаниями или нас и правда ждут невиданные напасти? Научимся ли мы противостоять им, как научились противостоять бурям? А может, проклятие Владык умаляется с расстоянием и в Серединных Землях лишится силы?

Ответы мы узнаем, только если будем двигаться вперед.

Мы затянули ремни и шнуровки обуви, запахнули плащи, навьючили сумки, подобрали оружие... Один за другим, не оглядываясь, мерным, привычным шагом мы двинулись вдоль берега дальше на север, туда, куда скользили уже белокрылые корабли — навстречу собственной, избранной нами вопреки предостережению Владык судьбе.

Наш путь пролегал отныне по обширным, простиравшимся на север, сколько хватало глаз, вересковым пустошам.

Низкие холмы спускались к морю длинными, отлогими склонами. Угрюмые валы накатывали на них, смывали дерн, обтачивали и шлифовали гранитные лбы. Сквозь каменные гряды морские волны вливались в ложбины и низменности между холмами, добавляя соли в торфяную воду бесчисленных ручьев и озер.

Бесприютные с виду, места эти были изобильны — солоноватые озера кишели рыбой и давали приют огромным стаям птиц. Пищи хватало, крутые скалы и обрывы остались позади, и нам казалось, что поход наконец станет легче.

На деле вышло иначе.

Поначалу мы пытались идти по гладким камням вдоль берега. Но при ветре с моря их захлестывали волны, по колено обдавая нас ледяной водой. Тогда приходилось сворачивать прочь от прибоя, в заросли вереска и ивняка. Пробираться по кочкам сквозь спутанный кустарник было нелегко, и мы шли медленнее, чем хотелось.

В низинах же болотистая, пропитанная влагой почва под нашими ногами быстро превращалась в топкую грязь, густо облеплявшую обувь. Ковыляя по вязкой черной каше, я гадала, скоро ли развалятся мои башмаки. Не пришлось бы добираться на тот берег босиком!

После длинных, изнурительных переходов по холоду и сырости больше всего хотелось обсушиться и согреться. Но этого не удавалось и на привалах. Мелкого хвороста, который мы собирали по дороге, только-только хватало, чтобы приготовить пищу. Мы толпились у огня, пока варилась похлебка. Сразу после трапезы костер догорал, а мы укладывались вповалку, тесно прижавшись друг к другу, чтобы хоть так сберечь в себе тепло. В дождь не помогало и это, и я дрожала без сна под мокрым плащом ночи напролет.

Утром мы выступали в путь сонные, хмурые, не избавившиеся от вчерашней усталости.

— Похоже, Владыки заодно с нами прокляли эту землю, — ворчал Алассарэ, с чавканьем шлепая по болоту. — Или приказали ей цеплять нас за ноги, чтобы мы далеко не ушли.

— Не дождутся, — отвечал мрачно Тиндал.

Арквенэн возмущалась:

— Сколько еще мы будем месить эту грязь?! Феанаро что, хочет, чтобы мы ковыляли так до самых Серединных Земель? Пора бы уже начинать переправу. Раньше начнем — раньше доберемся.

С нею были согласны многие. Чуть ли не на каждом привале мы гадали, когда же наконец Первый Дом возьмет нас на корабли. И далеко не всегда Феанаро поминали с почтением и приязнью.

— Терпение, — отвечал Артафиндэ, когда к нему подступали с раздраженными вопросами и с требованиями поговорить с Феанаро как Лорд с Лордом. — Разве вы не знали, что выбираете, когда выбирали наш путь? Или хватило болота, чтобы поколебать вашу стойкость? Лорд Феанаро начнет переправу, как только мы найдем удобную гавань. Вы же не хотите, чтобы корабли разбились на камнях.

Его разумные речи худо-бедно успокаивали недовольных. И правда, море здесь изобиловало рифами и мелями и никогда не бывало спокойным. Корабли снова, как когда-то в степи, по несколько переходов не могли пристать у берега и бросали якоря на отдалении. Даже на лодках преодолеть прибой бывало нелегко, так что нолдор Первого Дома нечасто сходили на твердую землю. Когда это случалось, к нам всегда приходили Ингор с Элеммиром.