Ледовые поля перед нами кое-где пересекали высокие гряды, встречались трещины и отдельные полыньи — но после всего пережитого разве могли они нас напугать? Идти стало куда легче, за переход мы одолевали расстояние в два-три раза большее, чем прежде.

Через три перехода Раньяр во всеуслышание объявил, что встречное движение льда больше не препятствует нам и мы заметно продвинулись на восток.

Отныне можно было не изнурять себя непрерывной ходьбой, тем более что среди нас все еще хватало обмороженных и больных. Мы заново упорядочили походную жизнь: приурочили «день» и «ночь» к кругам звезд, сократили переходы и удлинили привалы. Теперь отдых перепадал и разведчикам, и охотникам, и даже мы с Ниэллином выкроили время для прогулки вдвоем!

Вопреки опасениям, здешние равнины не были безжизненной пустыней. В полыньях водились рыба, морские звери, а еще удивительные, невиданные существа. Куда больше морских зверей, телом они походили на рыб, только без чешуи. Зато изо лба у них рос длинный, острый витой рог. Выныривая на поверхность, водяные единороги с шумом выпускали воздух из отверстия на голове. По этому фырканью охотники нашли целое стадо и загарпунили одного. Вчетвером они не смогли его вытащить, пришлось звать подмогу; мяса и жира хватило всему лагерю на три дня, а из бивня получились отличные наконечники на гарпуны.

Морская пучина оказалось щедрой, и не только мы кормились от ее щедрот. Возле полыней часто попадались следы огромных медвежьих лап. До поры здешние медведи не показывались нам. Когда же мы издали увидели одного, то поразились: он был похож на ожившую, обросшую косматым мехом ледяную глыбу! Могучий зверь шествовал с важной неторопливостью; заметив нас, он принюхался, постоял в задумчивости — а потом невозмутимо отправился дальше.

Сразу стало ясно, кто настоящий хозяин здешних мест!

Как и мы, снежные медведи охотились на морского зверя. Иногда мы находили остатки их трапез: дочиста обглоданные, разгрызенные в щепу кости и клочки шкуры. После этого близко знакомиться с медведем не хотелось: вдруг по ошибке сочтет за добычу? А на зуб к нему лучше не попадать!

Все же несколько охотников под предводительством Финдекано решили попытать счастья и вышли на медведя — одежда наша сильно износилась, и кроме мяса, нам пригодился бы его густой, теплый мех. Охотники отправились по свежему следу… А спустя несколько часов вернулись без добычи, растерянные и унылые, и привезли на волокуше умирающего.

Подавленный случившимся, Финдекано рассказал о несчастье коротко и сухо. Охотники легко выследили зверя, подкараулили, притаившись за ледовой грядой, бросили копья. Но копья застряли в косматом меху и не убили, а лишь ранили и разъярили зверя. Тот ринулся на охотников, настиг одного и ударом лапы отбросил на несколько шагов. Остальные кинулись врассыпную. Пока медведь выбирал новую жертву, Финдекано удалось добить его стрелой в глаз.

Тушу медведя бросили — надо было скорее везти раненого в лагерь. Ударом лапы зверь сломал ему шею. Увы, целители не смогли помочь бедняге: он умер к вечеру, так и не придя в сознание.

Нелепо, избежав гибели от мороза, голода и коварства льдов, погибнуть от медвежьей лапы! Никакие меха не стоят такой цены. И Лорды запретили охотиться на снежных медведей, пока хватает другой добычи.

Вскоре после этого несчастья мы опять попали на искореженный, бугристый лед, да в придачу зарядила вьюга. Пришлось больше круга отсиживаться в хижинах, слушая неумолчный рев и свист ветра.

Когда чуть развиднелось, еще день потратили на поиски полыньи и охоту: береговых припасов у нас почти не осталось, а свежее мясо уходило быстро. Наконец, после двухдневной задержки, отдохнувшие и нетерпеливые, мы приготовились снова тронуться в путь.

В тот переход Тиндал и Алассарэ должны были идти с нашим отрядом. Как обычно, мы долго ждали своей очереди. Тиндал развлекался тем, что древком копья мерял глубину сугробов. В какие-то копье уходило целиком! А Алассарэ приставал к Арквенэн с дурацкими шуточками, пока не довел ее до белого каления. Я уж собиралась вступиться за подругу, как вдруг Айвенэн спросила:

— Где дети?

К тому времени Сулиэль совсем оправилась от болезни, а к Соронвэ вернулась вся его предприимчивость и смекалка. Оба они снова требовали присмотра. Недавно Тиндал поймал их на самом краю полыньи — они собирались поплавать на небольшой льдине, как на плоту!

Здесь полыньи не было, но мало ли что? Вдруг провалятся в заметенную снегом трещину?

Мы разбрелись между грудами льда, выкликая их имена. Я влезла на гребень — и увидела их! За соседним бугром они играли с кем-то — в первый миг мне показалось, что с большой собакой.

Нет, это не собака. Это детеныш снежного медведя!

Мохнатый, толстенький медвежонок ластился к детям и был невероятно мил. Но ведь где-то поблизости бродит его мать!

Алассарэ, зашедший с другой стороны, тоже заметил детей. В мгновение ока он оказался рядом с ними и сказал негромко:

— Ну-ка, проказники, побаловались — и будет. Давайте-ка к матушке. И ты, малыш, ступай откуда пришел.

Он легонько подтолкнул медвежонка.

Тот отбежал на несколько шагов и заскулил, захныкал, почти как ребенок.

Сулиэль и Соронвэ заспорили:

— Не прогоняй его, он хороший!

— Он с нами подружился!

— В лагерь, быстро! — напряженно приказал Алассарэ. — Тинвэ, уведи их.

Скатившись со своего бугра, я схватила детей за руки…

Раздался рев.

Будто ниоткуда, шагах в двадцати от нас воздвиглась косматая громадина. Медвежонок, скуля, подбежал к ней — мать встретила его увесистым шлепком. И ринулась к нам.

Алассарэ выхватил нож, но что он мог?

Я опрометью бросилась прочь, волоча детей за собой.

Сзади раздалось злое рычание, короткий возглас и глухой звук падения, тут же — крик Ниэллина, отчаянный вопль Тиндала… Снова взревела медведица, захрустел снег под тяжелыми прыжками…

Все стихло.

Затащив детей за ледовую гряду, я в страхе выглянула оттуда.

Медведица с медвежонком исчезли. Тиндал стоял спиной ко мне, тяжело дыша, свесив пустые руки.

Ниэллин склонился над Алассарэ. Тот лежал в снегу, раскинувшись нелепо, словно тряпичная кукла. Под ним растекалось темное, как чернила, пятно.

От ужаса у меня подогнулись ноги и потемнело в глазах. Я не выдержу, этот удар выше моих сил!

Соронвэ спас меня от обморока, дернув за куртку:

— Тинвэ, Тинвэ, медведь ушел? А где Алассарэ?

Дети! Им нельзя видеть, что случилось с Алассарэ. Вдруг это снова подтолкнет их к отчаянию и к болезни? Пусть узнают позже!

Я отшатнулась обратно за гряду и, не говоря ни слова, потащила Сулиэль и Соронвэ к лагерю. Обогнув еще один бугор, мы увидели Айвенэн. Дети бросились к матери, а я крикнула ей:

— Идите со всеми! Мне надо Ниэллина подождать! И Тиндала.

Голос у меня вдруг сел, и Айвенэн удержалась от расспросов. Но теперь Сулиэль спросила растерянно:

— А Алассарэ?

— Он тоже догонит. Потом.

Пусть мне простится эта ложь! Я не могла сказать правды, да и сама не знала ее. Жив Алассарэ или мертв?

Не в силах оставаться в неведении, я развернулась и помчалась обратно.

Он лежал на том же месте. Темное пятно под ним расплылось. Ниэллин неподвижно сидел на коленях подле него, склонив голову, спрятав руки под меховой курткой Алассарэ. Вернее, под окровавленными, смятыми лохмотьями. Тиндал столбом застыл рядом, не спуская с товарищей испуганных глаз.

— Он жив? — шепнула я.

— Да. Пока, — не поднимая головы, бесцветным голосом ответил Ниэллин.

Я отважилась взглянуть Алассарэ в лицо — оно было мертвенно спокойно и совсем бело. Только из угла рта стекала струйка крови, черной в холодном свете звезд. Потом я заметила пар у его губ и разглядела, как грудь его приподнимается слабыми, короткими вдохами.

Он жив!

— Она его лапой ударила, повалила и давай зубами драть, — пробормотал Тиндал. — Ниэллин ледышку бросил, отвлек… А я копьем по носу задел. Она аж взревела. И к детенышу подалась — он убежал, скулил где-то тут неподалеку. Алассарэ бросила, а он… вот.