…Война шла долго. Первые стычки постепенно перешли в непрерывные бои, и с 15-го года Я.Э. началась полномасштабная МетроВойна. Тоннели переходили из рук в руки, и многие самые отчаянные и боевитые сложили в них головы, порой в буквальном смысле заливая рельсы потоками собственной крови. Наконец, в войну вмешались просочившиеся как-то с поверхности представители церкви Свидетелей Последних Дней.

— Ну, собрались значит на Сходку. На Боровицкой. В 19-м году, значит. Судили, рядили, и подписали-таки большую Маляву. Разделили сферы влияния, общие станции и тоннели, чтобы не воевать, а бизнесом заниматься. А Патриарх, значит, договор этот своей Панагией скрепил. А в ней, понимаешь, Зерно Силы особое. Мол, если кто нарушит договор, то его здоровье и гроша выеденного стоить не будет, потому как Золотое Зерно в Панагии было окроплено кровью каждого из тех, кто Маляву подписал.

— И как, больше не воевали? — спросила Анастасия.

— Нет… Ну, конечно, иногда купец в купца постреляет, не без того. Бывает, на Манеж вызовет маститый другого маститого, да на потеху публике отмутузят друг друга до кровавых соплей. Но, чтобы Маляву войной нарушить, такого больше не было.

Для того, чтобы решать вопросы совместного проживания, высокие договаривающиеся стороны учредили Колоду. По 13 наиболее достойных от каждой Масти, с соответствующим своей карте числом голосов в Наблюдательном Совете Метро. На 2-й Сходке туда добавили ещё пару Джокеров, выборных для свободных торговых городов. Ну, чтобы конфликты на местах решать. Джокеры выбираются из нескольких кандидатов, но не из Мастей, путем единогласного решения советов таких городов. Поскольку в Крысятнике в совет входят только Шестёрки, а в другом торговом городе — Центре — только Семерки из колоды, так и закрепилось название: Совет Шестёрок правит в первом городе, а Совет Семёрок — во втором, хотя там и там всего по 4 Маститых и один Джокер.

— Так что не перепутайте…, — усмехнулся Кержак, — Шестёрка, это не погоняло, а весьма важные люди. Как увидите кого из них, сразу шапку долой и кланяйтесь, они это любят.

— Вот ещё, — фыркнула Ворона, — Не склоняла перед торгашами голову. И никогда не стану!

— Главное, не нарывайтесь, — примирительно посоветовал наёмник, — особенно перед Патрулём. Там ребята резкие, не чета нам. Они службой живут, но при этом — все колодные, все граждане своих городов. Это мы, залётные ребята, кто откуда, да не возьмись. А патрульные для Колоды — исконные свои, все кровью с ней повязаны.

— Это мы ещё посмотрим, кто ловчее, — пробормотал под нос Крюк.

— Ладно, давайте ещё с часик погуляем и по вагонам, отдыхать. Поезд утром рано пройдёт, надо успеть выспаться.

Назавтра наша группа наконец прошла по переходу на Краснопресненскую. Здесь была похожая картина: один из путей заставлен жилыми вагонами, группы контейнеров наставлены посередине зала станции. Правда, стало больше торговых ларьков, где продавали всякую мелочёвку. И людей в чёрной форме с золотыми полосами прибавилось. Кержак толкнул меня в бок:

— Смотри, Маститый.

По платформе важно вышагивал толстый мужик в пальто, вышитом красными бубнами. На его лице красовался старенький респиратор без фильтров, зачем-то искуссно разукрашенный золотыми узорами и сверкающими камнями. За ним, взяв его в полукруг, шла дюжина патрульных с пистолетами в руках. Люди моментально расступились и, сняв шапки, склонились в поклонах. Все, за исключением нас.

Человек в респираторе зыркнул на нас из-под круглого стекла, повернулся и прошёл в вагон-ресторан. Охрана мигом повыталкивала клиентов наружу и заняла оборону у дверей.

— Вот потому их и называют «носатыми», — прокомментировала Ворона.

— А кто это был? — спросила княжна у Кержака.

— Гражданин города, из коренных. Таких мало сейчас осталось, вот Колода и охраняет их.

— А маска зачем?

— Так только Маститым её и можно носить. Это и означает, что он из коренных. Тех, кто Маляву подписывал. Понимаешь?

Настя неопределённо пожала плечами:

— Давайте лучше в торговый ряд сходим, интересно же!

У парней денег уже не осталось, а вот княжна прикупила себе какой-то платок:

— Что скажешь, Молчун, хороша ли покупка, гожа ли мне?

Я посмотрел на крутящуюся передо мной девочку и кивнул ей. Затем, повинуясь какому-то тёплому чувству, взял с соседнего прилавка леденец-петушок и передал ей:

— Держи, сладкое наверное любишь?

Она засмеялась, обозначив ямочки на щёчках:

— Ой люблю, и сладкое, и солёное, и кислое, и мочёное!

Парень за прилавком фыркнул со смехом, но княжна вдруг перестала смеяться:

— Смотри, вчерашнего монаха несут!

Ворона позвала нас и я перехватил у усатого санитара рукоятку носилок. Шедшая рядом с ними вчерашняя медсестра протянула воительнице пузырёк со слабо искрящейся жидкостью внутри:

— Как очнётся, дайте выпить. До дна!

Затем раздался гудок и к перрону подошёл состав из трёх вагонов. Он со скрипом затормозил, с шипением раскрылись передние двери и из динамиков вагона послышалось:

— Станция Краснопресненская, территория Пик. Напоминаю, центральный вагон только для колодных рабов!

К дверям второго вагона устремились люди в плохонькой одежде, с оранжевыми повязками на рукавах. У всех на щеках — татуировки треф, пик, червей, бубен… Я встретился взглядом с одной молодой девушкой, которая судорожно прижимала к груди сумку с надписью “Супермаркеты Даниляна”. Отёкшие глаза с чёрными кругами под ними, красные мозолистые руки и искусанные губы. Она с надеждой посмотрела в мои глаза, но тут же опустила взгляд и покорно зашла вслед за остальными в свой вагон.

— Чего это они?

— А, это колодные рабы… Люди, принадлежащие Колоде. Не обращай внимания, их в Крысятнике полно, насмотришься ещё, — Кержак помог нам затащить носилки в хвостовой вагон, и Ворона показала на дальний угол, мол, мы там поедем.

— Не нравится мне это…

— Да ладно! У нас тоже рабов полно, — прокомментировал Март.

Ворона пожала плечами. Подошедший сержант аккуратно поправил её повязку:

— МосТорг гарантирует Вам, уважаемые клиенты, доставку до конца маршрута. И если вы сами не пожелаете продаться в колодные рабы, никто вас неволить не станет!

— Да кто же в здравом уме пойдет в рабы-то?

— Здесь, в Мосторге, многое не так, как у вас в Княжествах, — покачал головой наёмник, — В Метро у многих нет постоянного куска хлеба, на иных станциях люди до сих пор на рельсах спят, в холоде и грязи. А колодные рабы живут хоть и тесно, но в тепле и какую-никакую еду каждый день получают.

И мы увидели такие станции очень скоро.

На Добрынинской мы перешли на другую линию. И вот там, на Серпуховской, сразу за постом Патруля… Десятки живых тел под ногами в темном переходе, некоторые спали прямо на полу. В паре ниш горели неизменные газовые фонари, и там у жителей были даже какие-то матрасы и мебель, а сами их “комнаты” отделялись от коридора лишь только ширмами и занавесками.

— Смотрите, чтобы карманы не подрезали, — предупредил Кержак, выкрутив ухо особо наглому пацанёнку, который тут же вырвался и исчез в полутьме.

Станция была плохо освещена, на весь зал работало всего пару светильников и я достал свой механический фонарик, чтобы не свернуть себе шею. Под ногами часто попадалась наледь. Было довольно холодно, и скоро стало ясно, почему.

— Пару лет назад провал произошёл, тоннель обвалился, — сержант показал пальцем на решётчатое сооружение в соседнем тоннеле, — Чтобы Муть вовнутрь не пускать, поставили защиту из сетей, в которые вставили Зёрна Силы.

За решёткой, из провала, явственно пробивался дневной свет. А языки зеленоватого тумана бессильно кружились у нескольких десятков ярких искорок. Зёрна медленно поглощали робкие языки зелёного тумана, которые то и дело пытались прорваться в полутьму метро. Между решёткой и станцией стоял ещё один пост Патруля, и молодая девушка-патрульная с татуировкой Треф на щеке лениво отгоняла зевак от этой самой решётки: