— Алису?

— Да, наверное её так и звали. Так что она устроила? Великое Холодное Солнце! Ты знаешь, сколько людей погибло в ту осень? Хорошо, что Проповедник успел заранее развернуть десятки новых убежищ. И всё равно, половину населения Восточной Пустоши как языком корова слизнула! И до сих пор там почти никто не живёт. Каждый раз думаю о тех временах… Я хоть и маленький тогда был, но помню тот жуткий холод, который так и норовил просветить внутрь любого незабитого окна…

Жрец замолчал, обдумывая что-то. Лизавета подошла к нам с заказом, посмотрела на Трубадура:

— Если не желаете вторую порцию, я могу её торгашам отдать.

Тот непонимающе посмотрел на поднос, на повариху, кивнул сам себе, затем поднялся, бросил пригоршню монет на стол и сказал мне:

— Пойдём!

Мы вышли на уже заполненный людьми проспект. Вокруг, как и вчера, шумели голоса сотен людей, спешащих на работу, на рынок, по своим каким-то очень важным делам. Жрец оглядел меня, ткнул пальцем на повязку:

— Сними. Сразу видно, что ты не местный.

— А Патруль?

— Смеёшься? На тебе пояс с ножнами. Они же не идиоты!

Он свистнул, и через минуту к нам подъехала странного вида карета без лошади. Кучер распахнул дверцу:

— Куда изволите?

— Храм Свидетелей, Зимние Сады.

Трубадур запрыгнул в карету, и, закрывая дверь, на прощание сказал:

— Скоро прибудет сам Патриарх. Не отлучайся из города, он пожелает тебя увидеть.

Повозка загудела и, распугивая многочисленных прохожих, укатила за поворот.

Шифровка 44.11.18.АЛ12-07

Рабочий городок — западная часть Крысятника, слева от Авеню. Начинается после второго ряда домов Авеню, граничит на севере с Зимними Садами, на востоке с Авеню, на юге и западе выходит на пустоши. Самая густонаселенная часть города, постоянно проживают около 7 тысяч человек. Поровну — вольные рабочие и “колодные” рабы. Неспокойный район города. “Кроха”, архив Управления Внешней Разведки, Альянс

Солнце поднялось уже достаточно высоко. Клыкастый осторожно поднял голову, медленно отодвинул еловую ветку и поднёс к глазам подзорную трубу.

— Я так и думал.

Через пару мгновений, так же медленно и осторожно, накинув меховой капюшон на голову, отполз назад и встретился взглядом с воеводой Корзуном:

— Они в «Орлином гнезде». Следы прямо по полю идут, не скрываясь.

Толстяк-воевода поморщился:

— В конном строю атаковать не сможем. Слишком много пеньков и слишком открытое место. За сотню шагов из нас решето сделают, даже если их там всего десяток. Надо думать.

Он резко вскочил на ноги и, пнув ближайшего слугу, двинулся к шатрам, что были разбиты на поляне неподалёку. Клыкастый последовал за ним, знаками раздавая приказы затаившимся здесь и там воинам в коричневых шкурах.

В шатре было тепло. Кто-то успел развести огонь в жаровне и Корзун, не обращая внимания на окружающих, прошёл прямо к её полыхающему жаром треножнику. Он протянул дрожащие, покрытые пятнами руки над красными углями:

— Как же я ненавижу этот холод!

Клыкастый поклонился сидящему в кресле князю Полянскому:

— Следы ведут в «Гнездо». Амулет подтверждает, что княжич там.

— Сколько их?

— Следопыты говорят, что уйти смогли не менее десятка нападавших. Пленённый княжич, судя по следам, с ними. Ещё шестеро найдены на месте ночной стычки у разбитой «Кувалды». Разведка же докладывала, что в «Гнезде» не менее трёх десятков бойцов, половина — воины. А позавчера видели ещё четверых конных, прорвались через дозор у дороги.

Князь подвинул блюдо с жареной курицей:

— Ешь!

Мрачно наблюдая, как Клыкастый расправляется с мясом, Полянский отвёл руку с кубком в сторону. Слуга расторопно наполнил кубок вином и отступил в тень.

— Что думаешь, Алексей? Сможем нахрапом взять?

Корзун, массируя кисти над жаровней, покачал головой:

— Предполье «Гнезда» полно пней, ловушек и «чеснока» против лошадей. Конница не пройдёт. Дорога простреливается на два полёта стрелы, а у них ещё 3 «Кувалды» есть. Положим не только наёмников, хрен бы с ними, не жалко. Остатки кирасиров тоже, и не факт, что сможем вообще к стенам подобраться.

— У нас ведь тоже «Кувалды есть»?

Оба аристократа посмотрели на жующего Клыкастого, тот кивнул:

— Парочка есть. Только выстрелов мало.

Князь встал на ноги, вытер жирные ладони о полотенце и опрокинул в себя остатки вина из кубка. Затем подошёл к походному ларцу, осторожно вынул из него обруч с красным Зерном Силы, надел на голову и обернулся к Клыкастому:

— Тогда сделаем так…

Малер подергал цепи. Железо ударило по клетке, искры Силы пробежали по прутьям и пленник зарычал от боли, отдёрнулся назад:

— Сволочь! Порву!

Одноглазый молча поклонился закованному в цепи княжичу Мирону и вышел из каземата. В лицо дунул свежий ветерок, донося отвратительные ароматы Мути, чей туман колыхался за недалёкой рекой. Отсюда, с третьего уровня бывшей авторазвязки, была видна даже чудом уцелевшая одинокая башня Кремля.

— Не проспи его! Головой отвечаешь!

Костоправ только оскалился своим шрамом и, молодцевато крутанув в воздухе, ударил древком алебарды по бетону.

— Клоун, блин…

Филин сидел рядом, на невысоком парапете и задумчиво раскуривал трубочку:

— Копчика жалко. Геройски погиб парень.

Малер сплюнул через парапет:

— Все там однажды будем. Как Семиглавый?

— Сильно ругается. Осколки из живота уже вынули, амулет положили. Слишком близко к бомбе сидел, зацепило краем… Эх, нам бы такое снаряжение! Интересно, откуда такое достали?

Одноглазый проводил взглядом девушку, которая вынесла окровавленные тряпки из жилища коменданта крепости и с хрустом распечатал кувшин:

— Меньше знаешь — крепче спишь. Помянём Копчика и парней.

Они молча выпили. Костоправ кашлянул, но боярин даже не повернул к нему голову:

— Ты на посту.

Филин осуждающе качнул головой, плеснул в свою чарку и бросил её товарищу:

— Пусть помянёт.

Мимо пробежали стражники в синих мундирах, с «копьями» наперевес. За ними — лысый связист с ящиков крупнокалиберных патронов. Он поставил груз на пол и обернулся к разведчикам:

— Разрешите обратиться?

— Разрешаю.

— Ваше Благородие! Вы, так получается, старший в крепости! Комендант передал Вам командование!

Малер снова сплюнул за парапет:

— Сейчас поднимусь в ваш пост. Будьте готовы передать сообщение.

Они выпили ещё по чарке. Филин глубоко затянулся, передал трубку начальству:

— Силён княжич! Троих его дружинников в куски, а ему хоть бы что! Только фингал под глазом. Еле скрутили его! Что делать-то будем теперь, а? Маляр? Такого нам не простят! Уходить бы надо…

В этот миг что-то просвистело над головой и ударило в пункт связи. Фюзеляж самолёта вздрогнул, пара кусков дымящегося металла вылетели с хвоста. И только потом снизу долетел звук выстрела.

— Тревога! Тревога!

Князь Полянский никогда не рвался в первые ряды. Не потому, что был трусом — таковых среди Медведей не водилось в принципе. И не потому, что ему не хватало красноречия и он не умел толкать зажигательные речи перед своими воинами. Хватало. Умел и воодушевлял. Причина была иного свойства.

Наследственный дар Медведей — ближний бой. Именно в бою на расстоянии вытянутой руки наиболее сильно проявляется Сила Медведя. Будь то «Удар когтя», рассекающий почти любые доспехи словно лист бумаги, или «Яростный рык», сбивающий с ног врага и лишающий его Силы на несколько мгновений.

Но, князь Полянский, единственный в роду, обладал своим уникальным Даром. Он назывался «Шатунья шкура».

Вот и сейчас, Князь привычно затянул заунывную песню-заклинание, кружась в своей вышитой шкуре вокруг батареи «Кувалд». Полы плаща ометали землю вокруг, поднимая вверх молодые травинки и грязный песок. Вот он резко зарычал что-то совсем нечеловеческое, отчего артиллеристы совсем сбледнули с лица. На мгновение из облака земли перед ружьями выглянула оскаленная рожа медведя. Она надвинулась на орудия, но в последний миг затряслась, заворчала недовольно и, повинуясь жесту Полянского, замерла. Морда медведя развернулась к сереющему на фоне неба форпосту Орлов. Князь посмотрел на воеводу: