5.

Так-так. А какие размеры ускорителя требовались?

Ипатьев:

Посмотрите на БАК[7] — и станет ясно без слов. 

Вы хотите сказать, что БАК — это советская разработка, и она была подарена Западу в 1990-е?

Ипатьев:

У меня нет полномочий обсуждать эту тему. В общем, понятно… Итак, в советское время построить ускоритель не удалось.

Как же его смогли построить в наше время?

Ипатьев:

Скажем так — изменилось понимание того, как и куда нам двигаться теперь дальше.

Медведи — самый многочисленный из всех Тотемов. И самый агрессивный. Появившись в первые дни Мути, этот Тотем сразу же прославился своей жестокостью и мстительностью. Многие малые Тотемы стали пищей для свирепых воинов, одетых в коричневые шкуры. И даже Войны Повелителей лишь ненадолго вернули Медведей в человеческое состояние. Только клятва на Панагии, скрепленная Патриархом, остановила кровавую охоту князей Медведевых, Бероевых, Корзунов и Полянских против остальных Княжеств и Тотемов…

(Энциклопедия Ядерной Эры. Издание 3-е, дополненное. Святоч, 38-й год Я.Э., типография Патриархии СПД).

Кап-кап-кап. Мелкий дождик моросил с обложенного облаками серого неба. Его водяная пыль собиралась в капли. Капли — струились по выжженому металлу и выщербленным кирпичам разрушенных химкинских многоэтажек. И срывались с высоты, барабанным боем постукивая по проржавленным кузовам автомобилей и автобусов, тут и там раскиданных вокруг единственного уцелевшего здесь небоскрёба — Бутаковской Башни.

Спустя годы после Падения Небес, дождавшись отступления Мути, сюда снова пришли люди. Одетые в чёрные доспехи, с атакующим враном на чёрных же знамёнах. Они восстановили голую спираль небоскрёба, заново возведя каменные стены вместо сожжённых близким ядерным взрывом пластиковых панелей и стеклянных окон. Из обломков зданий и металлолома они возвели мощную стену, поставили ворота и три надвратные башни из битого шлакоблока. И надолго, на десятилетия, укрепились здесь, охраняя южные рубежи своей новой Родины — Княжества Вранов.

Эти стены каждый год сдерживали полчища разнообразных тварей, рвавшихся из Мути в людские земли, ищущих свежего мяса и сладкой человечьей крови. Эти ворота — пропускали еженедельные караваны Мосторга и таборы Изгоев, которые нашли в себе смелость путешествовать по выжженным и отравленным пустошам Москвы. С этих башен провожали на поиск Зерна и артефактов отряды ведунов, которые бесстрашно шагали в непроглядный туман Ближней Мути… И зажигали по ночам огни, чтобы друзья, уставшие и израненные, могли найти дорогу домой. И чтобы враги, опасливо посматривая на тускло освещённую Бутаковскую Башню, держались от неё подальше.

Но теперь нет на ней гордого черного знамени. Теперь коричневый стяг с медвежьим оскалом тяжело повис на шпиле, словно мокрая тряпка. А вместо черной стражи застыли на открытых непогоде площадках над вратами фигуры в коричневых звериных шкурах.

Кап-кап-кап. Вот один из охранников в шкурах, насторожился и вытянул свой топор над головой:

— Кто-то идёт сюда! Десятник! Тревога!

На соседней площадке появился мощный воин в черных металлических доспехах, грубо отделанных медвежьей шерстью. Он вынул из-за пазухи трубу и долго смотрел в наступающие сумерки. Наконец поднял руку вверх и крикнул:

— Это свои! Приготовиться к открытию ворот!

Из дождливой мороси один за другим появились верховые. Много, не менее полусотни. Позади колонны циклопов, скрипя огромными колёсами, выехали пара фургонов. За ними — протопала колонна лёгкой пехоты в кожаных доспехах с красным радовепрем на коричневом знамени. От колонны отделился один всадник, который не торопясь подъехал к воротам и крикнул:

— Его сиятельство князь Даниил Полянский требует открыть врата!

Десятник кивнул воинам внизу и те завертели колесо, заставляя высокие металлические створки разойтись в стороны. Шлёпая по лужам, колонна вошла за стены.

— Припёрлись, чтоб им гриф глаза выклевал, — радушно улыбаясь, прошептал княжич Мирон, ожидая гостей на входе в башню. Стоявший рядом с ним Клыкастый только хмыкнул, поправил свою парадную перевязь с двумя малыми Зёрнами Силы и двинулся навстречу статному воину в золочённой кирасе:

— Его Сиятельство наследный княжич Бероев рад приветствовать дорогих гостей в славном укреплении, взятом им на меч у наших исконных врагов!

Воин подъехал вплотную, так, что все три глаза его боевого циклопа закрыли воеводе обзор. Большое зерно на его шлеме вспыхнуло белым светом, отчего княжич зажмурился. Не спускаясь с коня, воин поднял руку в приветствии княжичу и крикнул:

— Что ж ты не встретишь меня, как полагается, дорогой племянник?

Мирон скривился, словно от укуса лимона. Положил ладонь на рукоять меча, которая тут же загорелась недобрым красным зерном в навершии. Не спеша, он спустился со ступеней и подошёл на пару шагов к всаднику. Тут позади подъехал ещё один вельможа, разодетый в яркие меха толстяк, за которым несли ещё один штандарт: коричневое же знамя с двумя окровавленными перекрещенными клыками.

— Да, княжич, уважь стариков, — хохотнул вельможа, остановив своего скакуна вровень с первым, — Дорога неблизкая, а кости наши старые…

Бероев убрал фальшивую улыбку с лица, и исподлобья уставился на гостей:

— Хватит вам и такой чести. Чего припёрлись-то?

Воин в золотом невозмутимо смотрел поверх встречающих, а толстяк только махнул рукой, ловко спрыгнул с циклопа и засмеялся:

— Нет, совсем молодежь берега потеряла. Что скажешь, Данила?

Яркий свет потух, Зерно заснуло. Князь наконец удостоил окружающих взгляда своих невыразительных серых глаз, снял шлем и прошипел, глядя с ненавистью на княжича:

— В моё время за непочтительность к старшим на конюшне пороли до крови. Не так ли, Корзун?

Толстяк примирительно поднял руку вверх:

— Данила, прости нашему молодому герою его дерзость. Не каждый день такое важное владение к Берлоге прибавляется!

Он подошёл к Бероеву и обнял его, поцеловав трижды в щеки:

— Молодец, княжич! Смог удивить старика, да как удивить!

Тот медленно освободился от объятий и процедил в ответ:

— Не буду притворяться, что рад вас видеть. Но… Гостеприимство нашего рода известно всем. Располагайтесь в Башне. Клыкастый! Распорядись.

Он развернулся и, не снимая руку с рукояти меча, прошагал в освещённый факелами вход. Князь Полонский же, спустившись на землю, передал свой золотой шлем оруженосцу и показал пальцем на коричневый стяг на высоком шпиле:

— Смотри, Алексей. Он уже знамя Великого Княжества вывесил. Совсем оборзел!

— Ты всё так же горяч, князь. Какая разница, что он там себе думает. Главное — не это. Бероевы подставились так, как никогда. Действуем, как договорились, и победа эта станет их концом. И главное — не спугнуть медвежонка, пусть сначала полностью сам залезет в западню.

— Да знаю я, — досадливо ответил Полянский, — Прости, дружище, каждый раз как вижу этого самодовольного прыщавого выскочку, так просто шарики за ролики заходят.

Толстяк фамильярно ткнул друга в плечо, затем развернулся и зашагал следом за княжичем. А Полянский махнул рукой оруженосцу и передал ему поводья своего циклопа:

— Покорми его хорошо после дороги! Лучше — человечиной!

— Слушаюсь, Ваше Сиятельство! Я видел у рва много дохлых вранов, там и отрежу, — заржал краснощёкий детина, уводя боевого коня под навес.

— Падаль сам жри, мой циклоп достоин большего. Наверняка у них полно пленных, выбери кого-нибудь из рядовых… Да что тебя учить, сам всё знаешь!