— Астарта хочет ребенка, — сказал Дайен. — Это все, чего она хочет от меня. И тогда она будет счастлива. И ее мать тоже. И вся галактика. Это для них что-то вроде бизнеса.

— Не порицай их за это, Дайен, — сказала Камила. — Вспомни о бедствиях и смутах, о тех ужасах, которые они пережили. Люди благодарны тебе за то, что все это позади, за то, что теперь им живется спокойно. И они хотят, чтобы и впредь все было так же. Ваш ребенок означает для них будущее, и они с надеждой смотрят в это будущее. Они хотят верить, что их мирная жизнь будет продолжительной.

— Знаю, — сказал Дайен. — Я понимаю их. Поверь мне, для меня нет ничего важнее, чем дать им то, чего они хотят. Мы пытались — Бог свидетель… Но я не хочу думать об этом. И ты не думай. Не здесь и не сейчас.

Однако он по-прежнему думал и говорил об этом, он искал утешения в том, что Камила понимает его. А она слушала, хотя для нее это было совсем неутешительно. Слушала, потому что знала, что так надо. Ему, Дайену, надо, чтобы она слушала его.

— Врачи в один голос говорят, что мы оба здоровы. Ничто не мешает нам иметь хоть сотню наследников престола. Они говорят, что это стресс, а может, последствия космического путешествия. А может, наоборот, космическое путешествие полезно для нас. Она отказывается от искусственного оплодотворения, ее вера не допускает такого. Божье благословение, говорит она, распространяется только на истинный союз души и тела.

Дайен сел спиной к Камиле и провел рукой по своим влажным от пота волосам, казавшимся в лунном свете темными, кроваво-красными.

— О разводе не может быть и речи, — продолжал он. — Это означало бы войну, и тогда миллионам людей пришлось бы заплатить своими жизнями за мое счастье.

— Знаю, Дайен. И все понимаю. Я сама не хочу и не жду этого. — Камила тоже села, обняв Дайена и прижавшись щекой к его голой спине. — Мы уже говорили с тобой об этом, помнишь?

Он грустно улыбнулся:

— Да. Той ночью я сказал, что не могу сдержать своего обещания жениться на тебе. Я думал и, может быть, надеялся даже, что ты будешь презирать меня. Так мне было бы легче.

— Презирать? Тебя? За то, что ты выполняешь свой долг? Я дочь короля и знаю, что долг короля перед народом — превыше всего. Это был первый урок, который преподали мне мои родители. Что значит наша любовь и наши обязательства друг перед другом по сравнению с твоими обязательствами перед своим народом?

— Я мог бы избавиться от всего этого, Камила, такая возможность у меня была.

— Вот тогда я стала бы презирать тебя!

Он обнял Камилу и поцеловал ее в серебристые волосы.

— Это все, чего я хочу, — сказала она.

Дайен вздохнул и снова лег, увлекая за собой Камилу. Луна спряталась за тучами, и тень от них скрыла Дайена. Камила прислушивалась к его ровному дыханию, к биению его сердца.

А когда тень исчезла, из темноты проступило лицо Дайена, строгое, словно высеченное из мрамора. Камила похолодела от страха. Ей вспомнился сон, который приснился в первую ночь после встречи с Дайеном.

Ей снилась битва, каких немало было в старину в ее стране. Она сражалась бок о бок с возлюбленным. Он был рыцарем, а она — оруженосцем, прикрывавшим его с левой стороны. Так, вместе, они сражались, сокрушая одного за другим вражеских воинов. Дайен был военачальником, он вел за собой своих воинов. Его яркое знамя влекло их вперед.

А потом они повстречались с небывалым врагом. Волной бедствия и мрака он обрушился на их ряды и нанес удар по щиту Дайена. Король держался стойко. Его доспехи и меч были в крови — его и его врагов. Но раны и усталость сказались, он споткнулся и упал. Угроза гибели нависла над Дайеном. Камила стояла над ним и закрывала его щитом. Что еще могла она сделать для него? Удары следовали один за другим. И вот уже ее щит разбит, а сама она опустилась на колени.

Позади них дрогнуло войско Дайена. Камила упала, и разбитый щит лежал поверх их тел. Они смотрели друг на друга, а враги промчались мимо, готовые уничтожить тех, кто шел за ними.

И тогда Дайен поднялся с земли и, отбросив в сторону щит, напал на неприятеля. Его воины сомкнули ряды и, ведомые своим предводителем, нанесли врагу сокрушительное поражение. И Камила осталась в темноте одна.

Неожиданно для самой себя Камила вскрикнула. Ее душили слезы.

— Не плачь, — сказал Дайен. — Это я во всем виноват. Я не хотел огорчать тебя. Скажи мне — я первый, кого ты любишь?

Она прижалась лицом к его руке и молчала, не зная, как объяснить ему, отчего она плачет.

Дайен молча гладил ее волосы, а потом заговорил, чувствуя, как горит его лицо:

— Однако я не ожидал… Я думал… Здесь, в вашем городке…

— Дайен! — Камила заглянула ему в глаза и попыталась улыбнуться дрожащими губами. — Как мог ты об этом подумать? Я люблю тебя, одного тебя.

Он крепко прижал ее к своей груди, а она горячо прильнула к нему. Еще немного, казалось им, и их души, преодолев сопротивление живой плоти, сольются. Но плоть устояла, даря им взамен наслаждение.

Упоительная страсть кружила им головы, гоня прочь все печали и заботы. Усталые, лежали они в благодатной истоме и долго молчали. Первым нарушил тишину Дайен.

— Мы слишком много говорили обо мне, — сказал он. — Расскажи мне о себе. Чем ты занята, что изучаешь, с кем встречаешься, о чем говоришь, где бываешь…

— Я нигде не бываю, кроме учебных аудиторий, — тихо засмеявшись, ответила Камила, довольная тем, что Дайен спрашивает ее об этом, и еще теснее прижалась к нему. — Сначала мне здесь было очень трудно. Я очень отстала от других. Ты ведь знаешь, как относятся в нашей стране к университетскому образованию. Мне пришлось очень много работать, чтобы наверстать упущенное и догнать остальных. А теперь я довольна…

— Теперь? — с любопытством взглянул он на нее.

— Сначала я очень скучала по дому. Это было трудное время. Ты как раз женился тогда… Я чувствовала себя беспомощной и ревновала. Не к ней. Я не боялась, что полюбишь ее так же сильно, как меня. — Она прижала ладонь к его губам, не давая перебить себя. — Я никогда не сомневалась в тебе. Меня мучили воспоминания о тех днях, когда мы были вместе с тобой, мучило сознание, что теперь ты не со мной, а с другой…

— С другой? Да… Но мы не любим друг друга, — нахмурясь произнес Дайен.

Луна снова зашла за тучи. Разыгрался ветер, начиналась метель. В окно стучались крохотные льдинки.

— Почему ты молчишь? Рассказывай, — вдруг произнес Дайен. — Я хочу знать о тебе все, чтобы быть с тобой в своем воображении. Что ты ешь на завтрак? Ты завтракаешь дома или ходишь в кафе?

— О, Дайен, — засмеялась она.

— Я серьезно. Рассказывай мне все.

Она послушалась его и стала рассказывать обо всех подробностях своей повседневной жизни, о занятиях, о профессорах, о друзьях и подругах, о книгах, которые читает, а еще о том, что ей нравится философия, но любимый ее предмет — математика. Ну и о том, что она ест на завтрак.

Он лежал очень спокойно и тихо. Она бы подумала, что он спит, если бы не видела его широко открытых глаз, неподвижно смотревших в темноту.

Она мысленно сравнила его дни со своими. Сколько на нем ответственности, сколько приходится ему принимать решений, от которых зависят судьбы множества людей. Как велика разница между королем и человеком, который держит ее сейчас в своих объятиях! Сочувствие к нему и раскаяние наполнили ее душу. Она не привыкла жалеть себя. Лишь изредка, вечером, когда кругом царил аромат роз и на глаза ей попадались влюбленные парочки, ей становилось грустно и было жаль, что она одна, вдали от любимого.

Но лучше не думать об этом. Никаких сожалений. Никакой жалости к себе. И поскорее прогнать прочь страх и грусть, испытанные ею при воспоминании о приснившейся битве.

— Ну, хорошо, — сказал вдруг Дайен после затянувшегося молчания. — Ты изучаешь астрофизику и квантовую механику. А что потом? Какие у тебя планы?

— А ты не догадываешься? — спросила Камила, чувствуя, что краснеет.