Темница на то и темница, чтобы в ней не хватало света. Но после глухой черноты внутри повозки мне здесь показалось светло. Стены вверху постепенно сужались и превращались в высокий сводчатый потолок, а в самой высокой точке потолка ярко светилось квадратное окошко. Я находился будто внутри четырехугольной каменной бутылки, а окошко было горлышком. В этом «горлышке» синело небо и белел край пушистого облака.

Сначала я просто смотрел, как движется облако. Потом тряхнул головой, и обрывки мыслей стали как бы склеиваться. Я начал по порядку вспоминать, как все было.

И вдруг мне стало до жути стыдно.

Нет, не потому, что я бежал с берега. Разве может один человек воевать с несущимся на него курьерским поездом, с Ниагарским водопадом, с атомным взрывом? Не может ни мальчишка, ни взрослый! Но меня съедал стыд за свою прежнюю нахальную уверенность. Надо же, явился сказочный принц! Решил, что махнет мечом и спасет целое государство! «Обегу стороной, поднырну под шею и по горлу — раз!..» Ой, дурак, дурак, дурак...

Да, но эти, кто додумался меня сюда привезти, о чем думали? Неужели всерьез верили, что мальчишка справится там, где нужны ракетные батареи? Идиоты! В легенды поверили! Сами все хвосты поджали, а пацана одиннадцати лет сунули вперед. На верную гибель!

Тут у меня все смешалось: и стыд, и злость, и жалость к себе. И очень-очень захотелось домой. И еще захотелось лечь прямо на пол и зареветь.

Но на пол я не лег: знал, что он холодный. А зареветь не успел. Тяжелая дверь за мной качнулась, и я отскочил.

Вошел очень высокий человек в плаще до пола. Молча посмотрел на меня, подтащил к каменному столу чугунный табурет и сел. Конечно, в плаще-то не холодно.

Сидеть ему было неловко: некуда девать колени. Он поморщился, повозился и повернулся ко мне. Сказал глуховатым невыразительным голосом:

— Я — главный прокурор острова Двид. Моя задача — поддерживать равновесие порядка, установленное могучим Ящером.

«Ну и что?» — хотел спросить я, но не решился. Просто смотрел на него мокрыми глазами. У главного прокурора была длинная, как огурец, голова. Голая. Только на самой верхушке «огурца» торчал жиденький кустик волос. Нос был маленький, пятачком, совсем не подходящий к длинному лицу. А бровей я вовсе не увидел. Вместо них над глазами шевелились розовые безволосые бугорки.

— Эй... — негромко сказал прокурор в открытую дверь, за которой маячили темные фигуры. Почти сразу вошел слуга Ящера, он принес горящую свечу и лист бумаги. Прокурор кивком отослал слугу, достал большую авторучку и обратился ко мне:

— Вы — тот, кто называет себя Рыцарем Оленя?

— Не называл я себя так... — заспорил я сиплым от слез голосом. — Это вы все здесь меня так прозвали.

— Ну, допустим. А кто вы на самом деле? Как ваше настоящее имя?

— Ушаков... Женя. Из девятнадцатой школы, четвертый «В». То есть пятый уже...

Все так же невыразительно он спросил:

— Вы прибыли на остров, чтобы убить нашего славного Ящера?

— Я же не хотел... Это Ктор сказал, что все хотят... что он всех угнетает... А я...

— Вы пошли к озеру с оружием, желая напасть на Ящера. Разве не так?

— Я же не знал, что он такой громадный, — глупо пробормотал я.

Прокурор сказал со сдержанным удовольствием:

— Значит, если бы наш славный Ящер был меньше и слабее, вы попытались бы убить его... Вы признаетесь?

— Я же не сам... Мне сказали, что так надо... — опять пробормотал я.

Но он уже не слушал и быстро писал. Потом помахал в воздухе листом и сказал:

— Подпишите признание.

Я здорово испугался, сам не знаю почему. И крикнул:

— Я ничего не буду подписывать!

— Ну как хотите. Это неважно, — равнодушно сказал прокурор и встал. Прихватил свечу, бумагу и, шурша плащом по полу, зашагал к двери.

— Что вам от меня надо? — громко сказал я вслед. — Что я, так и буду здесь сидеть?

Прокурор оглянулся в дверях и спокойно ответил:

— Нет, вы здесь не засидитесь.

Дверь с визгом и лязганьем закрылась.

Я стоял и не знал: пугаться или радоваться словам прокурора. Не засижусь... а что будет потом?

Я подошел к табуретке и потрогал. Может быть, она хоть немного нагрелась от прокурора? Нет, видно, прокурорский зад был такой же холодный, как стены темницы.

На усталых и слабых ногах я зашагал от стены к стене...

Так прошло какое-то время. Совсем не знаю какое: может, пятнадцать минут, а может, три часа. Мысли опять сделались перемешанные. Я то вспоминал о доме, то думал про железного Ящера, то со страхом гадал, что со мной сделают...

Залязгал дверной засов. Я остановился и задрожал: что сейчас произойдет?

Появился Тахомир Тихо.

Он с печальной улыбочкой посмотрел на меня, огляделся, покачал головой и заговорил:

— Ну, это уж чересчур, это уж ни к чему. Холод, сырость, постель не дали... Эй, там! Велите, чтобы принесли постель!.. Да, уважаемый Рыцарь Оленя, грустно все у вас получилось. Я ведь предупреждал.

— Ничего вы не предупреждали! — крикнул я и разозлился. — Говорили: «Ящер, Ящер», а это спрут. Да вон какой громадный!

Тахомир Тихо сдержанно хихикнул:

— Все его зовут Ящер. И всегда так звали. А что такое «спрут», я не знаю... Я же говорил, что это страшное чудовище. А вы думали, что это котеночек?

Он присел на край лежанки, тут же встал и мелко зашагал из угла в угол.

— Да-да, я предупреждал... И зачем вам нужно было влезать в эту историю? Остров жил спокойно, мирно, все были довольны...

— И те ребята, которых вы хлестали на вашей дурацкой телеге? — перебил я.

Тахомир Тихо остановился и пожал плечами:

— Что здесь дурного? Дети сами понимают, что это необходимо. Это разумная строгость. Да! Она нужна для равновесия порядка.

— «Порядка»! Фашисты вы! — сказал я.

— Кто? Не понимаю... Детей необходимо держать в страхе, чтобы в головы им не приходили нелепые фантазии. Иначе что получится? Сначала они начнут слишком прыгать, бегать и хохотать, затем у них появятся недозволенные игры, потом кому-то покажется, что в жизни острова не хватает новизны... И наконец, у кого-то может возникнуть желание переделать эту жизнь... — Правитель оглянулся и передернул плечами.

— Ну и пусть переделывают! А вам жалко?

Тахомир вздохнул, будто пожалел меня за неразумность. И объяснил:

— Во-первых, жалко... Из-за какого-то младенческого бреда разрушить такую налаженную, спокойную жизнь... А во-вторых, Ящер не потерпит, чтобы равновесие порядка было нарушено...

— Да ему-то зачем это ваше равновесие?

— Зачем — никто не знает, — строго объяснил Тахомир. — Но Ящер поставлен над нами высшей силой, чтобы это равновесие соблюдалось. И прекрасно, что поставлен. Да! С его помощью остров достиг расцвета и благоденствия.

— Ну и расцвет! Смотреть тошно!

— Не нравится — не смотрите, — возразил Тихо. — Вас никто не звал.

— Как раз звали! Ваш заместитель Ктор Эхо!

— Ну... я же говорил: Ктор у нас романтик, — с улыбкой заметил Тихо. — Вам не надо было его слушать... Теперь вы сами видите, что острову Двид вы не нужны.

— Ну, раз не нужен, отправьте меня домой, — торопливо сказал я.

— Да? А Ящер? Вы хотите, чтобы он в ярости смешал наш город с камнями? Вы нарушили закон и должны отвечать, Рыцарь Оленя.

— Но я же ничего не сделал!

— Ничего? — сердито хмыкнул Тихо. — А вчерашний скандал на улице? А дерзкий вызов Ящеру? Думаете, он простит?.. Вы — государственный преступник, и вашу судьбу решит суд острова Двид.

— Вы не имеете права меня судить! Я не из вашей страны!

— А проникать в нашу страну с преступной целью вы имели право? — с насмешкой возразил он. — Нет, уважаемый Рыцарь Оленя, вы виноваты, и народ должен увидеть, что вы понесли наказание.

«Неужели как того мальчишку на розовом помосте?» — с дрожью подумал я.

Нет, ни за что! Драться буду, кусаться, царапаться! Биться до смерти!..

— Только посмейте тронуть... — сказал я и постарался разозлиться сильнее. Когда я злюсь, то страх у меня обязательно уменьшается.