Правитель хмыкнул себе под нос и покатился к двери. Уже с порога он сообщил:

— Эту ночь вам придется поскучать. Я прикажу, чтобы принесли свечу...

— Засуньте ее себе куда-нибудь... — сказал я.

Тахомир Тихо укоризненно покачал головой и ушел.

Тут же появился слуга Ящера с большой охапкой соломы. Он кинул солому на лежанку. Другой слуга внес в корзине глиняную миску, мятую жестяную кружку и кусок хлеба. Он оставил все это на столе, и меня опять заперли.

Я примял солому ладонями. Лег. Уткнулся лицом в ломкие стебельки. От соломы пахло сухой теплой травой, как на бабушкином сеновале. Отчаянная тоска резанула и сдавила меня. За горло взяла. Тоска по свободе, по дому, по маме и папе, по ребятам. По Толику... Я приподнялся, крикнуть хотел, броситься к двери, забарабанить! И тут же понял: бесполезно... Никто-никто меня не пожалеет на этом проклятом острове. Никому я здесь не нужен.

Я опять брякнулся лицом в солому.

Никто не пожалеет и не поможет... А Ктор Эхо? Он же ко мне по-хорошему относился. Даже пиджаком укрывал, когда плыли на остров... Ведь это из-за него я здесь! Неужели бросит? Неужели даже не придет?

...Ктор Эхо пришел вечером. А до его прихода я много раз то совсем погибал от страха и отчаянья, то, наоборот, начинал думать, что ничего страшного не случится: попугают и отпустят. Я, кажется, даже поспал немного. А потом поел. Тюремная похлебка ничуть не напоминала обеды и ужины у Тахомира Тихо, она была недосоленная и противно пахла жареным луком. Но я съел всю. И хлеб съел. И запил водой... Вот тут-то как раз и появился Ктор.

Он пришел с жестяным фонарем, от которого разлетались по стенам прямые желтые лучи. Сел рядом со мной на лежанку, а фонарь поставил у ног. Долго молчал (я тоже молчал, хотя и ждал с нетерпением: что он скажет?).

Он сказал:

— Плохо все кончилось, Евгений.

Будто я сам не знал!

— Жаль... — сказал Ктор. И добавил: — Я думал, вы проявите больше мужества.

Это что же? Он меня еще и обвиняет? Я дернулся так, что солома взлетела над каменными плитами.

— Я? Мужества?.. А вы сами сможете драться с таким... с такой махиной! Небось даже на берег побоялись сунуться!

— Я — не рыцарь, я чиновник, — возразил он. — А вы обещали, что будете драться... Я надеялся, что вы примените какую-нибудь военную хитрость... Говорят, около ста лет назад один смельчак попытался прыгнуть с воздушного шара Ящеру на голову. Ходят слухи, что вся сила у Ящера в щупальцах, а голова почти не защищена. Вроде бы ее можно пробить мечом... Правда, этому герою тоже не повезло: он промахнулся...

— Интересно, где мне было взять воздушный шар? — ехидно спросил я. — И я же ничего не знал! Вы же не говорили, какое это чудовище.

— Я говорил все, что мог, — возразил он. — Иногда даже больше, чем полагается. Не забывайте, что я на высокой службе и не могу разглашать государственную тайну.

«Нет, — понял я. — Не будет он мне помогать...» Меня опять накрыло страхом. Стыдно было этот страх показывать, но я не удержался и тихо спросил:

— Что теперь со мной сделают?

Он вздохнул и долго молчал. Потом проговорил как-то виновато:

— Ну уж потерпите еще завтрашний день...

— День? А потом?

— Ну... — он поерзал, зацепил ногой фонарь, опрокинул и быстро поставил. Желтые пятна метнулись по камням.

— Что? — нетерпеливо повторил я.

— Это же быстро, — пробормотал он. — И, говорят, не больнее, чем вырезать гланды...

Я обмер.

— Что... не больнее?

— Ну... когда это... голову... — он ребром ладони провел по колену.

— Да вы что!! — заорал я и вскочил на лежанке. — Вы с ума сошли?! Какое вы имеете право!.. — И я, по правде говоря, отчаянно заревел.

Но Ктор на мой крик будто не обратил внимания. По-прежнему сидел согнувшийся и неподвижный. От этой его неподвижности слезы у меня почему-то остановились. Я часто задышал и снова сказал:

— Не имеете права. Еще и суда не было.

Ктор шевельнулся.

— Да был суд... — вздохнул он.

— Без меня?

— А зачем вы там нужны? И так все ясно...

Я опять заплакал — от безнадежного страха и беспомощности.

— Гады вы все с вашим Ящером. Связались с мальчишкой.

Ктор медленно поднялся.

— Евгений! Если вы не сумели быть рыцарем на поле боя, то хотя бы сейчас ведите себя достойно.

— Идите вы с вашими рыцарями! Сами все напридумы-вали, а на меня свалили! Сами заманили сюда, а я отвечай, да?!

Ктор спросил немного удивленно:

— Значит, по-вашему, во всем виноват я?

— А кто? Я?!

Он задумался, и у меня почему-то появилась надежда.

— Хорошо, — наконец заговорил Ктор. — Если вы так считаете, ладно... Я не хочу упреков совести и потому выдам вам один секрет... Вон там, в углу, начинается подземный ход. Он заделан тонкой стенкой, вы ее сможете пробить даже ногами. Бегите...

В первые секунды я чуть не ошалел от радости. Но почти сразу подумал: «А куда бежать?»

— Смеетесь, да? Только я начну стучать, меня тут же схватят.

— Кто? — усмехнулся Ктор. — Вас не сторожат. Запирают снаружи дверь, вот и все. Ведь на острове нет ни одного вашего друга. Никто не подойдет и не отодвинет засов.

Это он правду сказал: никто не поможет.

— И куда же я денусь на вашем острове? Меня любой выдаст.

— Прячьтесь от людей. Подземный ход выведет вас на опушку леса. Идите тропинками через лес на ближайший берег. На берегу можно отыскать лодку или связать плот. Если подует юго-западный ветер, он пригонит вас домой...

— А если не подует?

— Когда-нибудь подует... Впрочем, я не обещаю, что вам обязательно повезет. Но я даю вам шанс...

Ктор нагнулся и взял фонарь.

— Советую не долбить камень сейчас. Дождитесь полной темноты.

— Как же я буду... в темноте?

— Ах да... Ладно, оставлю вам свет. — Он опустил фонарь на стол и проговорил с усмешкой: — Теперь прощайте... мальчик Женя. В любом случае мы больше не увидимся.

И ушел, пригнувшись в низкой двери. Дверь опять закрылась с железным лязгом.

Я крупно дрожал — то ли от зябкого воздуха тюрьмы, то ли от волнения. Может, правда спасусь?.. Конечно! Ведь во многих историях, которые я читал, героям сначала не везло, а потом они спасались, и все кончалось благополучно!

Я зарылся в солому, чтобы согреться, и стал ждать, когда вечернее небо в окошке совсем потемнеет. Ух, как долго я ждал! Просто чуть не выл от нетерпения. Но долбить стенку раньше срока боялся.

Наконец окошко стало темно-синим, и в нем ярко загорелась зеленая лучистая звезда. Мне она показалась хорошей приметой. Я встал, отряхнул солому, поправил на животе рукоятку кинжала (он так и торчал у меня из-за резинки на поясе), прошел в угол и с размаха ударил пяткой о стену у самого пола.

Камень здорово отшиб мне ногу и не шелохнулся.

Я ударил еще раз — всей подошвой! Камень держался мертво. Неужели Ктор обманул?

Отчаянным рывком я подтянул тяжелую табуретку, схватил за ножки, через силу приподнял. Потом раскачал ее в руках и грохнул сиденьем о стену.

Табуретка ухнула в пустоту. Она чуть не утянула меня в открывшуюся черную дыру.

Я схватил фонарь и, царапаясь о кромки разбитого камня, полез в проход. И оказался в низком земляном коридоре.

Скорее, скорее!

Сверху сыпались сырые крошки. Из неровных стен торчали волосатые корни. Они хватали меня за ноги и за локти, но я не останавливался. Свеча в фонаре уже догорала, и я боялся остаться в глухой подземной тьме.

А ход оказался длинным-длинным. Наверно, он вел через весь город. Свеча все же истаяла и погасла. Я бросил фонарь и стал пробираться на ощупь. Наконец что-то загорелось впереди. Огни? Меня кто-то караулит?.. Я замер. Потом сделал осторожный шаг.

Не было огней. Это светил через листья большой, перевернутый вниз рогами месяц.

Я пробрался через кусты, которыми зарос выход. Каким теплым и ласковым показался мне воздух после темницы и подземного коридора! И листья большой травы были ласковые. Они гладили меня, словно хотели зализать все царапины.