— Вкусно? — интересуется Локи, и туман в его глазах становится таким густым, словно прямо передо мной устроили настоящее шоу с самыми модными спецэффектами. — Выпей, Овечка, ты не станешь от этого пьяной и не потеряешь связь с реальностью: я не настолько больной, чтобы в первую брачную ночь иметь бесчувственное тело.
И, не дожидаясь ответа, сам подносит бокал к моему рту.
— Я не стану… — Закончить просто не могу, потому что Локи отрицательно покачивает головой.
— Ты просто уникальная Овечка, — ухмыляется он, как будто не особо расстроен моим нежеланием выполнять его требования по первому свистку. — Такая сила воли. Я просто впечатлен. Пей, Александра, это лучшее вино, какое можно найти в Тени. И его нельзя купить за деньги.
— За что же можно? — Разве мне не должно быть все равно? Зачем я вообще позволяю себе увлечься разговором?
— Ну… За пару невинных душ, например.
— Ты серьезно?
— Абсолютно, Овечка, и вынужден с прискорбием открыть тебе страшную правду мира, в котором я живу: вы, смертные, для нас — просто разменная монета. Так уж мы здесь устроены.
Я собираюсь возмутиться, и Локи использует момент, чтобы влить между моих губ немного вина из своего бокала. Собираюсь выплюнуть, но он снова мотает головой, скользит взглядом по моим губам — и потребность позволить жидкости обжечь горло становится такой сильной, что ей невозможно сопротивляться.
— Умница, — хвалит он, когда я сглатываю, и немного щурится, когда ведет костяшкой указательного пальца по моим сжатым губам. — Вкусно?
Это как будто я попробовала на вкус грех, и дело совсем не в вине, хоть оно в самом деле великолепно. Дело в том, что мои мысли вдруг перестают мне принадлежать. Они больше не река, которая течет строго в своем русле, никуда не сворачивая и минуя все преграды. Теперь они — ручей в темном лесу: перетекают по каскадам, прыгают по кочкам, петляют между корнями и изредка ловят упавший золотой лист.
— Пошел вон из моей головы, Локи, — злюсь я, потому что часть сознания, которая странным образом до сих пор принадлежит мне, подсказывает — это только начало, просто разогрев перед основным блюдом.
— Боюсь, моя маленькая Александра, это невозможно.
— Перестань так ухмыляться! — злюсь я, и он деланно хмурится, будто нарочно копирует мое негодование. — Наши отношения ничего не значат, потому что я выходила замуж не за Локи, а за Алексея Черных. И если в тебе есть хоть капля порядочности, ты не станешь принуждать меня к тому, что получил обманом. Хотя, какая порядочность, о чем это я?
Локи бросает свой пустой бокал куда-то за спину, смотрит мне в глаза и следующие глотки делает прямо из горлышка бутылки. Жадно, чтобы загасить пожар внутри. Я не понимаю, что между нами, но почему-то в голове вертятся мысли о ментальной связи. Как будто не только он в моей голове, но и я в его, и сейчас Локи очень старается сделать вид, что моя бравада — на самом деле просто замаскированный испуг.
— Хорошо, Александра. — Он жестко — так, что я непроизвольно вскрикиваю, сжимает пальцами мой подбородок, приподнимает к своему лицу, вынуждая встать на цыпочки. — Раскрой секрет: кто из нас тебе нравится больше? Алексей? — Его черты за секунду становятся прежними, а глаза — человеческими. — Или Локи?
Туманный взгляд снова затягивает в себя, будоражит воображение фонтомными вздохами и стонами, размазанными образами чего-то настолько развратного, что кровь ударяет в щеки и вынуждает закрыть глаза.
— Александра, смотри на меня.
На этот раз он приказывает без намека на готовность позволить мне отступить.
Я могу сопротивляться. Это просто его фокусы, что-то такое, что он наверняка уже проделывал с другими женщинами. И самоуверенно думает, что сможет провернуть подобное и со мной. Тем более, точно так же я «слышу» и его эмоции: в эту минуту внутри демонической сущности не только желание раздеть меня и бросить на постель, но и кое-что еще.
Эта находка помогает встать на ноги, твердо почувствовать почву, и когда я смотрю в его глаза, Локи перестает улыбаться.
— Что такое? — Теперь моя очередь дуть в триумфальные трубы. — Я тебе для чего-то очень нужна, да?
— Блядь, Александра, что за херня с тобой?!
Я хочу отвернуться, но не успеваю, потому что Локи бросает бутылку и двумя ладонями жестко фиксирует мое лицо. Туман уже давно вырвался из плена глазниц — и мне немного страшно, потому что слишком много откровений для одного дня моей привычной жизни, в которой демоны водятся только в книгах и играх.
— Может, я выбрала Алексея? — бормочу я, хоть губы вообще не слушаются.
— Может, мне срать, что ты там выбрала?
— Ты меня обманул, и ради чего бы ты ни затеял эту игру — ты этого не получишь.
— Святая наивность, — мне в губы ухмыляется он. — Я еще и не начинал играть с тобой, маленькая Овечка.
Глава четырнадцатая: Локи
У нее просто адская сила воли. Настолько крепкая, что я начинаю чувствовать себя потерявшим нюх дятлом, который долбит телеграфный столб и думает, что это молодой дубок. Я могу обрушить на нее всю свою похоть, оглушить таким развратом, что моя маленькая Овечка кончит просто от того, что я вот так, даже без участия пальцев, поимею ее невинную душу, но это все равно ничего не даст.
Мой Бермудский треугольник должен сходить с ума от любви. Потому что я могу стать для нее кошачьей мятой, от которой Овечка будет дуреть, но не стану человеком, ради которого она спрыгнет с обрыва. Разница между тем и этим просто огромна. И в моей жизни не было женщины, которая бы прыгнула. Уверен, я могу хоть вусмерть затрахать мою Овечку и добиться того, что до конца своих дней она будет хотеть меня и только меня, но ради этого она не пойдет на костер.
И даже чертов ошейник не работает.
Как же меня бомбит. Просто разрывает на тысячу мелких Локи, каждый из которых раздувается в кровавый мыльный пузырь и лопается с гомерическим хохотом.
В самом деле, кто я такой, чтобы тягаться с папочкой? Он ведь не просто так выбрал именно Александру. Знал, что я попытаюсь обставить его на виражах, и подготовился заранее. Ему было мало дать ей силу воли чертового гранита. Он подсунул мне эмпатку, которая может заглядывать в меня почти так же глубоко, как и я в нее. К моему счастью, Александра вряд ли это осознает, а то бы сожрала меня десертной ложечкой, как ванильную мороженку.
Но ведь и я ее чувствую. Вот прямо сейчас, когда целую взглядом ее губы, мысленно раздвигаю их языком и пробую на вкус. Наверняка после вина она стала еще слаще, еще горячее, как горячий шоколад с чили — такой густой, что его нужно есть только ложкой, смакуя маленькими порциями.
Александра чувствует мои мысли, чувствует мое желание — и ее невинные глаза широко распахиваются, когда я кладу вишенку на этот десерт: позволяю своим похотливым фантазиям «показать» ей, как восхитительна она будет на коленях передо мной, совершенно голая, со связанными за спиной ладонями и припухшими от моих поцелуев губами. Даю ей «услышать» свой шепот: «Возьми меня, Овечка». И дорисовываю ее жадно распахнутый в предвкушении рот.
Пусть я пока только кошачья мята, но я могу попробовать извлечь из этого выгоду.
Александра краснеет, ее глаза становятся влажными, а язык скользит по губам. Зрелище, от которого я просто каменею, потому что это — первая настоящая страсть моей невинной овечки, и она в эту минуту до капли принадлежит мне.
Был бы я Фером — нажрался бы ею до полной отключки.
Но, к счастью, я не Фер, и, тоже к счастью, могу себя контролировать, поэтому очень вовремя выталкиваю Александру из своей головы, куда она прет на всех парах с настойчивостью ребенка, получившего желанную игрушку.
Поэтому — шаг от нее.
Овечка так растеряна, что я не могу удержаться от смеха.
— Прости, Овечка, поцелуи только после волшебного слова «пожалуйста».
Хорошо, что ее негодование на вкус ничуть не хуже, чем потребность получить от меня ласку. На первое время хватит и этого. Наивно с моей стороны полагать, что она прямо сейчас скажет заветное слово.