Кажется, внутри меня сейчас громко срывается с тормозов газующий до самого предела гоночный болид. И где-то сзади остаются мысли о том, как должно быть правильно, и почему я не должна отдавать свою невинность такому, как Локи.

Есть лишь одна правда — я хочу именно этого демона. Именно сейчас и именно так. Без лепестков роз, без прелюдии длинною в вечность, без всяких признаний. Я хочу, как сейчас, потому что это настоящее — какое-то до безумия правильное и не наигранное.

Когда пытаюсь распрямится на коленях, Локи больше не держит меня. Только медленно водит пальцами по моим бедрам, из-под прикрытых век наблюдая за моими попытками расположиться над его членом. Не торопит, но стоит мне скользнуть промежностью по влажной головке, вздрагивает, покрываясь мурашками. И это так… сексуально и по-настоящему, что я готова верить во что угодно, даже в ерунду о том, что такому, как он, может нравиться такая, как я.

— Тебе будет больно, Овечка, — вдруг сглатывает он, когда я готовлюсь опуститься. — Я бы хотел сказать, что не хотел быть тем, кто причинит эту боль, но это будет сраное вранье, потому что ты должна была стать моей рано или поздно. И ни с кем другим. Никогда.

И вдруг хмурится, как будто сказал что-то такое, что стало откровением для нас обоих.

Я медленно опускаюсь на него. Мне не страшно. Мне вообще плевать, потому что Локи врезается пальцами мне в бедра — и его трясет, словно это и его первый раз тоже. Его артерия на шее вытягивается в струну, грудь часто поднимается и опускается, и я почти слышу грохот сердца, которое вдруг обрывается, когда я, прикусывая губы, резко насаживаюсь на всю глубину.

Это больно. Как будто раскололи надвое, проткнули, сожгли и воскресили.

Сжимаю зубы, отчаянно цепляюсь в каждый непрошенный крик, но Локи тянет меня еще ниже, хоть кажется, что больше принять я просто не смогу. Вбивается одним резким ударом, выколачивая из меня громкий стон и всхлипы. Его ладони держат крепко, не позволяя мне сделать ни единого движения.

— Александра, я, блядь, на хер, сейчас взорвусь!

Он такой злой, что туман растекается за пределы глазниц. Злой, взведенный, обездвиженный мною.

И во всем этом водовороте его мыслей я вдруг напрочь теряю и свою боль, и свой страх.

Мне нужно насладиться им — это единственное, что имеет значение.

— Хочу еще глубже, — мой совершенно развязный шепот.

— Не сдуреешь? — Локи скребет кончиком языка по чуть удлинившимся верхним клыкам.

Но ему не нужен мой ответ, чтобы рвануть меня вверх, словно я просто пушинка, и опять войти до самого конца. Несколько раз, быстро и методично, задерживаясь на секунду, чтобы оттянуть толчок до моего требовательного стона.

— В тебе так охуенно хорошо, Александра, — шепчет Локи, продолжая ударяться в меня все быстрее. — Долбил бы тебя всю ночь, как проклятый.

— Не молчи, пожалуйста.

Я сама тянусь к нему пальцами, как будто могу хватать его пошлости горстями и прятать в личную сокровищницу. Мой предел возможного, так он, кажется, говорил? Не хочу молчащего мужчину, тихого и спокойного, ласкового, как одуванчик. Хочу только этого, который ругается матом, говорит похабщину и не носится со мной, как с марципановой куклой.

— Кто-то распробовал грубости? — Он сгибает ноги в коленях, приподнимается, опираясь на одну руку, и жадно, кажется, до крови, кусает меня за губу. — Маленькая Овечка хочется быть грубо оттраханной? В жопу нежности, Александра?

Я дурею.

Мне нужно все это: целая лавина таких невыносимо порочных мыслей, что в них хочется заблудиться.

— Локи… — Тяну его за волосы, в ответ практически вгрызаясь в его рот. — Хочу с тобой… все.

Хочу вобрать его всего, сама тянусь бедрами навстречу, как будто этот демон — моя единственная ось, и если мы разомкнемся — я потеряю орбиту.

Наши движения теряют остатки плавности. Мы просто безумно рвемся в тела друг друга, словно дорвались до последнего в жизни лакомства. Я жмурюсь, чтобы спрятать слезы, потому что он убивает и воскрешает одновременно, прокалывает, протыкает, разрезает на части и наполняет до краев.

Локи звереет окончательно: ужесточает ритм, как будто от этого зависит его жизнь. Берет меня, словно свою вещь, владеет, подчиняет. А мне хочется просить еще и еще:

— Пожалуйста, пожалуйста… — Готова умолять. — Еще.

Он с шумом всасывает воздух, прижимаясь так, чтобы с каждым движением жестко надавливать мне между ног. Трение кажется таким невозможно грубым, но я хочу именно так. Клитор пульсирует, наливается кровью. Острое желание поймать заветный кайф заполняет грудную клетку мольбами и криками. Локи почти размыкает нас, я остервенело мотаю головой, до крови царапаю его напряженную крепкую спину, и в ответ он резко входит с грязным мокрым шлепком, вбиваясь в меня, словно берет лучшую в жизни неизведанную высоту.

Простыня вспенивается вокруг наших влажных тел.

В пустоте комнаты оживают ритмичные терпкие шлепки, короткие проклятия, мои голодные мольбы и его сдавленное:

— Сожми меня сильнее, малышка… я весь твой буду.

Инстинктивно напрягаю живот и мышцы внутри, практически лопаясь на кусочки, потому что чувствую каждый сантиметр внутри себя.

Локи вздрагивает, давит мне на плечо, буквально насаживая на себя, словно игрушку.

Мы так тесно друг к другу, что это последнее движение опрокидывает мою выдержку на лопатки.

Хорошо. Оргазм накрывает от смазанного движения пальцем у меня между ног.

Толчок, судорога, касание. Два громких стона в унисон, звук рвущейся в кулаке Локи простыни. Мы цепляемся губами друг в друга, и под моими ладонями спина моего демона раздается вширь, словно крылья вдруг стали ему малы. В темноте комнаты позвонки горят, будто зажженные изнутри.

Не хочу останавливаться.

Не боюсь боли.

Готова взять еще столько же, лишь бы еще разок увидеть, как мой самый невозможный демон вот так же прикусит губу и спрячет взгляд за длинными ресницами.

Он глубоко дышит, медленно падает на спину, одной рукой ероша прилипшие ко лбу волосы. Крылья раскинулись на всю кровать, голова расслабленно запрокинута, грудь поднимается так часто, что я чувствую себя щепкой на палубе корабля в штормящем море.

Локи поглаживает меня по спине и несильно сжимает бедро одной рукой. И хоть я распласталась на нем, как морская звезда — голая и липкая — не хочется ни прикрыться, ни сбежать от стыда. Да я вообще вряд ли в состоянии пошевелить рукой или хотя бы пальцем.

— Александра? — Вторая рука Локи перемещается мне на спину, палец скользит по позвоночнику. — Ты спишь?

Я бы рада сказать, что мне совсем не спится, и что не буду его девочкой для тисканья и хорошего утреннего самочувствия, но мне так хорошо и тепло. И безопасно, хоть его ладонь очень недвусмысленно сжимает мою задницу.

— Не сплю, — сонно ворчу я. — И не усну, если и дальше буду лежать животом на… сучке.

Демон издает ленивый смешок и перекатывается набок, устраивая меня у себя на плече. Оплетается змеем — и не вырваться. Да и не очень-то хотелось, если быть честной.

— Овечка, я не отвезу тебя завтра домой, — слышу его шепот мне в макушку, и руки сжимаются так сильно, что становится тяжело дышать.

— Так и знала, что ты неисправимый лгун, — зеваю я, ворочаясь, чтобы получить немного свободы. Заодно как бы невзначай устраиваюсь поудобнее, забрасываю ногу ему на бедро, и крохотная часть моей женской сущности радуется, что его член снова в боевой готовности и прижимается к моему бедру.

Локи что-то говорит, но я уже не разбираю ни слова. Кажется, это что-то о семье и о его матерях. Странно, что в множественном числе, но я подумаю об этом утром.

Не знаю, что с моей головой, но спать не хочется совсем. Абсолютно, хоть таким довольным от секса я, кажется, давненько не был. И самое время растянуться на кровати и начинать придумывать, какой сорт шампанского выпить за победу, потому что пока моя Александра заходилась в сладком оргазме, я на миг заглянул в нее глубже, чем обычно. И если то, что там увидел — не любовь, то я тогда вообще ни черта не смыслю в чувствах. С другой стороны — любви этой, мягко говоря, кот наплакал.