Таким образом, в середине XIX века по всему периметру Лондона шло беспрерывное строительство. Главным лозунгом было: «Как построено – сразу заселено»; но ошибкой было бы назвать все пригороды царством третьесортной архитектуры и некачественного планирования. К примеру, свободная застройка таких участков, как Сент-Джонс-вуд-эстейт, Уимблдон-коммон и Хемпстед-гарден-саберб, весьма отлична от «террас» в рабочих пригородах Уолтемстоу и Баркинг. Ряды маленьких домиков, составлявших Эйгар-таун, невозможно было спутать с более изысканными авеню Брикстона. Жилой массив Итон-Колледж-эстейт, расположенный в местности, называемой Чок-фарм, совершенно не похож на Севен-Систерз-эстейт. Унылый Излингтон контрастировал с зеленым Крауч-эндом. Герберт Уэллс, выросший в пригородном районе Бромли, с неудовольствием писал о «кое-как построенных, не поддающихся улучшению домах» и об «отсутствии планирования, жертвами которого стали все, кому довелось жить в Лондоне». Но всего через десятилетие после его неуютного житья в Бромли юный У. Б. Йейтс радовался относительной сельскости Бедфорд-парка. Оба будущих писателя обитали в лондонских пригородах.

В широком плане можно выделить три типа пригородов. Одни на тот момент находились на внешней границе города; такие районы, как Сербитон, Сидкап и Чизлхерст, характеризовались крупными виллами на возвышенных местах с просторными садами. У ближайшей железнодорожной станции, конечно, стояло какое-то количество «коттеджей» и магазинов, но иллюзию сельской местности все же можно было поддерживать. В пригородах второго типа – таких, как Памерз-грин и Крауч-энд, – жили «управляющие средней руки, фабричные контролеры и хорошо оплачиваемые клерки», которые, используя низкие тарифы наземного железнодорожного транспорта, находили здесь безопасное и сравнительно тихое убежище от грохочущего «Вавилона». В пригородах третьего уровня обитал рабочий класс; в районах, подобных Лейтону и Ист-Хему, непримечательные и неотличимые друг от друга террасы дешевого жилья занимали все свободное пространство. В основном такие пригороды были расположены в восточной части Лондона. К числу факторов, определявших характер и качество пригорода, принадлежали и старинные территориальные императивы, поэтому запад очевидным образом стоял выше, чем восток и северо-восток, южные пригороды были просторнее и меланхоличнее северных.

В 1880?е годы уже все были согласны, что Лондон – «город скорее новый, чем старый». Как писал в 1900 году журнал «Билдинг ньюс», он сделался «неимоверно разросшимся столичным городом», большей частью представляющим собой «море маленьких домишек». Это было парадоксально: исполинская столица, оказывается, может состоять из крохотных элементиков. Словно, подчиняясь некой странной интуиции, Лондон дал зримый образ бурно развивающейся социальной демократии. Сотворению нового города способствовали новые виды общественного транспорта – такие, как метрополитен; в ответ город создавал теперь среду для эволюционного общественного развития. «Где кончится Лондон?» – вопрошал в 1870 году журнал «Билдер», и единственным ответом было – «А бог его знает». Этот вопрос мог быть задан в любой момент на протяжении шести последних столетий, и ответ был бы тем же. В 1909 году рост пригородов описал Ч. Ф. Г. Мастермен (будучи лондонской, эта тема занимала всех): «Мили и мили маленьких красных домиков на маленьких тихих улочках в количествах, превосходящих воображение». Для него они символизировали «жизнь безопасную, сидячую, респектабельную». В сходном ключе писал позднее Джордж Оруэлл в книге «Памяти Каталонии»: «…огромная мирная пустыня лондонских пригородов… спящих глубоким-глубоким сном Англии».

Некоторого пренебрежения, неявно присутствующего в этих характеристиках, сами жители пригородов не разделяли. Сон и респектабельность, возможно, были именно тем, что требовалось новым поколениям лондонцев; население города много веков было отягощено буйством и жестокостью, пьянством и нездоровьем. Пригороды стали воплощением новой цивилизации, которая сулила преуспеяние, не обремененное привычными городскими атрибутами. Когда в 1900?е годы застраивался Илфорд – пригород среднего уровня для клерков и квалифицированных рабочих, – владельцы земли наложили запрет на сооружение пабов. Они старались сделать новый пригород как можно менее похожим на Лондон. В те же годы Совет Лондонского графства перенес центр тяжести с обновления и благоустройства старых районов «внутреннего города» на создание «массивов коттеджей» на лондонских окраинах. Хотя идея коттеджа понесла при этом немалый урон, все же строительство террас из двухэтажных домов с маленькими задними двориками не только повысило репутацию муниципального жилья, но и изменило образ лондонца. Теперь типичный кокни не обязательно был жителем трущоб.

В середине 1930?х годов было подсчитано, что транспортом в Лондоне каждый день пользуются два с половиной миллиона человек. Нечего удивляться, что пригороды как в частных, так и в общественных своих аспектах бурно росли. Это была эпоха «Метроленда», который начался с Сидарз-эстейт в Рикманзуэрте и затем, распространяясь вовне, включил в себя Уэмбли-Парк, Руислип, Эджуэр, Финчли, Эпсом и Перли. Важная роль транспорта в этом массовом рассредоточении людей подчеркивается тем обстоятельством, что само понятие «Метроленд» было создано компанией «Метрополитен рейлуэй» и всячески пропагандировалось рекламной службой лондонского метро. В буклетах и плакатах подчеркивались загородные достоинства создававшихся огромных жилых массивов.

«На зеленые улочки нас манил Метроленд», – писал поэт Джон Бечемен, который испытывал стойкую, пусть и не лишенную двойственности, приверженность к пригородам – к «остроконечной псевдоготике», к «новопосаженной сосне», к «грушам и яблокам Кройдона» и к «светлым пригородным вечерам» с их ощущением широко разлитой, приветливой безопасности. В стихотворении, озаглавленном «Миддлсекс», Бечемен апеллирует и к более высокому постоянству: «Жив утраченный было рай сельского Миддлсекса». Рекламная служба «Метрополитен рейлуэй» и подземки играла на подобной тоске по преемственности и предсказуемости. Как заверяли буклеты, в которых изображались «виды лиственного Пиннера в нежных сепии тонах» (вновь цитата из Бечемена), пригородных новоселов ожидала жизнь по соседству с «дикими ежевичными зарослями, полными соловьиного пения». На одной рекламной картинке, растиражированной лондонским метро, показаны три ряда серых угрюмых городских террас; надпись гласила: «Покинь все это, перебирайся в Эджуэр». В другом случае сельский пейзаж сопровожден цитатой из поэта XVII века Абрахама Каули, переехавшего в Чертси после Реставрации 1660 года: «Я желал бы иметь маленький домик с обширным садом да скромным хозяйством в придачу». В очередной раз новый пригородный взгляд, соединяясь с неявным антикварианизмом Лондона как такового, ищет опору в обращении к смутно видимому и неточно трактуемому прошлому.

Та же культурная ностальгия проявилась и в архитектурном стиле новых пригородов, где доминировал «псевдотюдор», который окрестили еще «маклерским тюдором». Цель была – соединить общее ощущение преемственности с удовлетворением от следования традициям в строительстве и оформлении. Для лондонцев XX века, добровольно покидавших центральное ядро города, это был способ обрести некую новую солидность и достоинство. Город порой избирает неожиданные пути трансформации и регенерации. Так, в лондонских топонимах пригородные «гарден» (сад), «драйв» (подъездная аллея), «парк», «уэй» (дорога) и «райз» (холм) теперь фигурируют на равных со старыми «стрит» (улица), «лейн» (улица, переулок) и «элли» (переулок).

Лондон создал и пригрел новую форму жизни. Это опять произошло непредсказуемым образом, без всякого согласованного или централизованного планирования, благодаря действию короткоживущих коммерческих сил. Пригороды стали средоточием «торговых парадов»[149], больших кинотеатров, радующих глаз станций метро и нарядных железнодорожных вокзалов. Это была эпоха автомобилей «моррис» и «форд». Выросшие вдоль больших шоссе фабрики производили все необходимое для новой цивилизации – стиральные машины, холодильники, электроплиты, радиоприемники, пищевые полуфабрикаты и консервы, пылесосы, электрокамины, обитую искусственной кожей мебель, столики под старину и оборудование для ванных комнат.