Итак, Лондон и убийство неразрывно связаны. Мартин Файдо, автор «Путеводителя по местам лондонских убийств», утверждает, что «больше половины всех знаменитых британских убийств были совершены в Лондоне», причем в разных районах превалировали определенные их разновидности. Камберуэлльское убийство выглядит более «респектабельным», тогда как брикстонское – более жестоким; литания перерезанных глоток XIX века сменяется чередой отравлений. Однако, как замечает тот же исследователь, «в Лондоне совершалось слишком много убийств, чтобы перечислить их все в одном списке».
Тем не менее некоторые случаи остаются, так сказать, символическими, и заслуживает внимания тот факт, что преступлениям зачастую дают имя соответствующие городские улицы или районы. Есть, например, «убийства на Тернер-стрит» и «убийства на Ратклиффской дороге» – последние в 1827 году вдохновили Де Куинси на написание его классического эссе об «убийстве как одном из изящных искусств». Он начинает свой рассказ о серии убийств, «далеко превзошедших все случаи сего рода, кои имели место в нашем столетии», с обращения к самой Ратклиффской дороге как к «наидичайшему углу всего восточного или моряцкого Лондона», где «кишмя кишат разбойники и негодяи всех мастей». В одной лавке на этой дороге была самым жестоким образом убита целая семья; менее чем через три недели на Нью-Грейвел-лейн, то есть совсем недалеко от первого места преступления, раздался крик: «Здесь убивают людей!» В течение восьми дней здесь распростились с жизнью семеро горожан, включая двоих детей и одного грудного младенца. Один из убийц, Джон Уильямс, покончил с собой в камере тюрьмы Колдбат-филдс в Кларкенуэлле; его мертвое тело вместе с окровавленным молотком и долотом, орудиями его преступлений, торжественно пронесли мимо домов, где жили прежде несчастные жертвы. Потом он был похоронен на перекрестке Бак-лейн и Каннон-стрит-роуд – как говорит Де Куинси, «в центре квадривиума, или стечения, четырех дорог, с колом в сердце. И над ним теперь вечно шумит беспокойный Лондон». Так Уильямс стал частью Лондона; само его имя навсегда связалось с одним из столичных районов, став частью мифов, сложившихся вокруг «убийств на Ратклиффской дороге». Город не просто разделался с ним как с обычным преступником – погребение Уильямса носило подчеркнуто ритуальный характер. Через сотню-другую лет рабочие, проводившие раскопки в этом районе, нашли его «бренные останки»; то, что кости Уильямса были розданы местным жителям в качестве сувениров, выглядит вполне логичным (например, его череп достался владельцу пивной, до сих пор стоящей на перекрестке этих роковых улиц).
На звание «проклятых» могут претендовать и другие лондонские улицы. Зимой 1888 года на Дорсет-стрит погибла от руки «Джека» Мери Келли; после этого необычайно жестокого преступления улице в целях сохранения анонимности вернули ее прежнее имя Дюваль-стрит, однако в 1960 году на ней прогремел выстрел, оборвавший еще одну человеческую жизнь. В обоих случаях убийцу так и не нашли.
Существует множество рассказов о подобных таинственных убийцах, которые пробираются сквозь уличные толпы, пряча под одеждой нож или другое орудие преступления. Это поистине один из самых навязчивых городских образов. Были записаны и некоторые восклицания убийц: «Черт с ней! Ткни ее еще раз и кончай… Ножи наголо!» Затем сами улицы становятся объектом пристального интереса. К примеру, в «Путеводителе по местам лондонских убийств» мы читаем: «Жертва убийства в новелле баронессы Орци „Леди Молли из Скотланд-ярда“ работала в конторе на Ломбард-стрит. В „Лунном камне“ Уилки Коллинза драгоценный камень отдали в залог банкиру с Ломбард-стрит». Действующий полицейский участок на Вуд-стрит был описан под личиной вымышленного несколькими авторами детективных романов, а Эдгар Уоллес превратил церковь Оллхаллоуз близ Тауэра в «церковь Св. Агнессы на Паудер-хилл». В Лондоне, где зрелище и театр стали неотъемлемой частью действительности, фантазии и реальность странным образом переплетаются.
Несколько соседних улиц также могут проникнуться духом преступления, и Мартин Файдо (кстати, известный криминолог) пишет, к примеру, об «урожайной на убийства части Излингтона», занимающей «сеть переулков за Аппер-стрит и Сити-роуд»; в этом районе осенью 1796 года сестра Чарлза Лэма убила свою мать, причем это случилось в нескольких ярдах от комнаты, где в 1967 году был убит своей любовницей Джо Ортон. В первые десятилетия XX века были совершены преступления, известные под общим названием «убийства в Северном Лондоне», хотя их совершили два разных человека – Хоули Харви Криппен и Фредерик Седдон.
Список лондонских убийц и впрямь весьма длинен. Весной 1726 года Кэтрин Хейс, хозяйка таверны под вывеской «Джентльмен в беде», отрезала своему мужу голову и выбросила ее в Темзу, а потом рассеяла остальные части его тела по всему Лондону. Голову выловили и выставили на шесте, на городском кладбище; спустя некоторое время ее опознали. Миссис Хейс судили и приговорили к смерти, после чего она удостоилась дополнительной чести, став одной из последних женщин, публично сожженных в Тайберне.
Томас Генри Хоккер, описанный блюстителем закона как «человек в длинном черном плаще», вынырнул из-за деревьев на Белсайз-лейн февральским вечером 1845 года. Что-то напевая, он приблизился к месту, где только что совершил убийство, и, притворившись случайным прохожим, завел разговор с полицейским, обнаружившим тело. «Какой ужас», – заметил он и взял мертвеца за руку. «Убийство было делом его собственных рук, – говорится в „Ньюгейтских хрониках“, – но его непреодолимо влекло к месту преступления, и он оставался возле трупа до тех пор, пока тот не унесли».
Одним из знаменитейших серийных убийц Лондона был Джон Реджинальд Кристи, чей дом (номер десять по Риллингтон-плейс) приобрел такую дурную славу, что улицу решили переименовать. За короткое время в доме сменилось несколько жильцов, затем его снесли. На уцелевших фотографиях можно видеть типичное лондонское строение. В начале 1950?х на Ноттинг-хилле сдавалось внаем множество таких домов: потрепанные занавески, штукатурка в пятнах и трещинах, кирпичи, темные от сажи. Удобная сцена для сокрытия следов убийства.
Еще один персонаж из галереи самых жестоких лондонских злодеев – Деннис Нильсен, который, проживая на Масуэлл-хилл и в Криклвуде в конце 1970?х и начале 1980?х, убил и расчленил множество молодых людей. Подробности жизни убитых теперь уже не представляют большого интереса – стоит отметить разве лишь то, что, говоря словами одного отчета, «практически никто не обратил внимания на их исчезновение». Такова особенность многих лондонских преступлений: изолированность и анонимность иных обитателей столицы делает их беззащитными перед нападением свирепого городского убийцы. Одной из жертв Нильсена стал нищий, встреченный им на перекрестке у Сент-Джайлс-ин-де?филдс; Нильсен якобы «пришел в ужас от его изможденного вида», после чего убил его и похоронил в саду своего дома на Мелроуз-авеню. Другой жертвой стал юный «скинхед», разрисовавший свое собственное тело: в частности, на шее у него была пунктирная линия со словами «режь здесь». В таких красноречивых деталях проявляются бездушность и жестокость, издавна присущие городской жизни.
Все, что известно об Элизабет Прайс, приговоренной к смертной казни за кражу в 1712 году, – это то, что она «обыкновенно собирала золу и тряпки, а порою торговала фруктами и устрицами, предлагая прохожему люду горячий пудинг и груши». Мы читаем о «Кровопийце Мэри», которая, будучи схвачена стражами, обнажила свою грудь «и брызнула молоком им в лицо, сказавши: дьявол вас забери, почему вы хотите отнять у меня жизнь?». Такое презрение к представителям органов правопорядка характерно для лондонцев. В нем проявляется и их природная склонность к язычеству, как в случае с одним арестованным за убийство слугой, о котором сообщалось, что он «питает сильное отвращение ко всему религиозному». Энн Мадд, обвиненная в убийстве мужа, тоже вела себя вызывающе. «Ну и что, – сказала она, – я ударила его ножом в спину просто смеха ради». Свои последние часы она провела, распевая непристойные песенки в камере для осужденных.
