— Она поправится?

— Утром будет отек, и рука еще поболит, но ничего страшного. Правда, в течение некоторого времени от нее будет мало пользы.

Алисии удалось изобразить слабую улыбку.

— Единственная польза от Бекки в том, что она треплет языком. По-моему, он не пострадал. Благодарю вас за помощь, сэр. Ее можно увезти?

Доктор встревоженно посмотрел на стоящего рядом с ней Трэвиса.

— Лучше оставить ее здесь. Это происшествие вызовет много разговоров, а девочка, очевидно, не из лучших служанок леди…

Стоявший в тени молчаливый Огаст возмутился, услышав эти слова, но реакция Алисии успокоила его:

— Люди могут говорить что угодно. Бекки — моя подруга, и если ее можно увезти, она поедет со мной. Я не оставлю ее в таком месте.

Трэвис пожал плечами и протянул руку врачу:

— Леди права. Девочка достаточно настрадалась и не заслуживает, чтобы ее чернили из-за того, что она разок оступилась. Мы найдем способ не вовлекать в это мисс Стэнфорд.

Огаст осторожно поднял беспомощную пациентку и направился к выходу. Остальные последовали за ним.

Бесси сочувственно качала головой и крутилась, как курица-наседка, пока спящую Бекки укладывали на кровать. Оставив пострадавшую на попечение Огаста и Бесси, Алисия провела Трэвиса на кухню и предложила ему кофе.

Она сняла тяжелую ротонду, ее элегантное облегающее бархатное платье выглядело неуместным в этой уютной обстановке. Тем не менее она передвигалась здесь совершенно естественно, как в собственном доме, и Трэвис с удовольствием рассматривал ее изящную фигурку. Особенно подолгу он задерживал восхищенный взгляд на ее обнаженной шее и плечах. Когда она наклонилась, наливая кофе в его чашку, он чуть не потерял над собой контроль, и порывисто сжал ее кисть.

Алисия несколько удивилась, когда Трэвис забрал у нее кофейник, чтобы самому налить себе кофе, но то, как он сжал ее руку, объяснило ей истинную причину его поступка. Она рухнула на стул напротив него, но Трэвис не отпустил ее руку.

Он продолжал вглядываться в ее глаза, затем перевел взгляд на бледные щеки с темными тенями от ресниц, слегка порозовевшие изящные скулы, полные соблазнительные губы, которые сейчас слегка подрагивали. Он отставил чашку, чтобы провести рукой по нежно очерченной скуле, затем скользнул к виску и погладил густые волосы.

Алисия, зачарованная его нежным прикосновением, не могла пошевелиться. От прикосновений Трэвиса что-то дрожало у нее внутри. Она не понимала, что это, и не хотела думать об этом. Но когда она посмотрела на его лицо, ей захотелось также прикоснуться к нему, откинуть со лба черные волосы, почувствовать жар его губ на своей ладони. Она вздрогнула, не в силах постичь, откуда пришло это желание.

— Да, не так я планировал провести этот вечер. Что же мне сделать, чтобы выманить тебя из твоей хрустальной башни?

От его ласки у Алисии пробежала дрожь по спине, но, чтобы скрыть это, ей пришлось перевести взгляд на свою чашку. Она твердила себе, что ничего не знает об этом человеке, но в его присутствии, как оказалось, это не имело никакого значения.

— Если хрустальная башня — это мир, в котором я живу, то я не могу выйти из нее, Трэвис. Вероятно, ты избрал объектом ухаживания не ту женщину.

— Я не глупый юнец, чтобы влюбляться в красивые глазки, Алисия. Я знаю, чего хочу. Я не делал из этого тайны.

— Но я не знаю, чего хочу я… — Тоскливый взгляд Алисии красноречиво свидетельствовал о ее растерянности. — Мне нравится учить детей. Мне не нравится, что я мало знаю о мужчинах. И я ничего не знаю о тебе, кроме того, что ты самонадеянный, нахальный и настойчивый тип!

Перечисление его «достоинств» вызвало у Трэвиса смех. Он откинулся на спинку стула и, отпивая из чашки, с довольным видом поглядывал на Алисию.

— Учительствовать можно где угодно, это не проблема. Единственный мужчина, которого ты познала, мерзкий ублюдок. В душе ты осталась такой же невинной, как и все девственницы. Так что единственное, что тебя удерживает, — это отношение ко мне. Ты знаешь, что я отнюдь не филадельфийский джентльмен, но не думаю, что тебя устраивают хлыщи такого сорта. Думаю, ты выстраиваешь мнимые барьеры, чтобы не допустить меня к себе, но давай заключим сделку. В субботу вечером в зале для собраний будут танцы. Предлагаю пойти туда со мной, там ты сможешь весь вечер задавать любые вопросы, которые придут в твою очаровательную головку. И это станет новой точкой отсчета в наших отношениях.

Алисия заподозрила в его словах подвох. У него на уме были совсем не танцы. В зале для собраний не играют вальсы, а разговаривать, танцуя аллеманду, невозможно. Это был просто повод, с помощью которого он хочет выманить ее из дома. Ну что ж, у нее найдется достаточно веская отговорка.

— В следующую субботу у отца состоится свадьба. Прием затянется допоздна, и я должна присутствовать на нем.

— Тогда, может быть, ты согласишься просто погулять со мной в пятницу? — Трэвис покачал головой, даже не дождавшись ее ответа. — Нет, вижу, ты не согласишься. Ты сводишь меня с ума, Алисия. Мне что — похитить тебя?

Безысходность, с какой он произнес эти слова, была совершенно несвойственна этому самоуверенному человеку, и это растопило лед в ее сердце. Он так старается заполучить ее, а она не дает ему никакой надежды. Что она выигрывает, избегая единственного мужчину, который знает о ее прошлом и, несмотря на это, хочет ее? Алисия не думала, что из этого может получиться что-то серьезное, но дорожила его дружбой. В отличие от того же доктора Фаррара, например, его не удивляли ее сумасбродные поступки, как, например, сегодня вечером. Ей нужен был друг, на поддержку которого она могла рассчитывать. И возможно, он тоже, хоть немного, нуждается в ней.

Взор Алисии смягчился — она сдалась.

— Я могу достать тебе приглашение на прием. Отец обещает много вальсов.

Трэвис поставил свою чашку и наклонился вперед. Его пьянил сладкий аромат ее духов, и он различал прозрачные грани сапфиров в ее глазах. Он приподнял ее подбородок кончиком пальца и прильнул горячим ртом к ее губам.

Осторожное вторжение его языка вызвало сладкую истому в ее теле, и Алисия забыла обо всем, желая одного — чтобы это мгновение длилось вечно. Но это было невозможно. Состояние транса было нарушено голосами приближавшихся к кухне людей.

— Мы потанцуем, поговорим, а потом я покажу тебе, чего тебе не хватает.

Он прошептал эти слова с такой нежностью, что Алисия могла бы даже представить себе это, но знала, что у нее не хватит воображения. Ее сердце продолжало громко стучать, даже когда в кухню вошли Бесси с Огастом. Она чувствовала, как горят ее щеки, и рука Трэвиса на ее спине не способствовала ее спокойствию. Она не знала, что с ней произошло, но на этот раз она не отступит от принятого решения.

В течение нескольких дней Бекки исполняла роль покорной, наказанной девочки. Это продолжалось до тех пор, пока в дверь кухни не постучал Огаст, пожелавший справиться о здоровье больной и оставить ей маленькую коробочку сладостей; После этого к ней вернулась строптивость, и она игнорировала все попытки наставить ее на путь истинный.

— Огаст — такая же речная крыса, как и все остальные, Ребекка! — предостерегла ее Алисия в тысячный раз, когда та в тысячный раз пела хвалебные оды этому мужчине. — Придет весна, и он исчезнет, и что тогда будет с тобой, если до этого он уговорит тебя лечь с ним в постель?

— Думаю, то же, что и с вами после вашего индейца! — парировала Бекки. — Не думайте, что никто не замечает, как он вскидывается, стоит вам оказаться рядом. И я не заметила, чтобы вы слишком возражали!

Уже готовясь резко ответить, Алисия прикусила язык. Эта проницательная чертовка права. Ее уже мягко предупреждала Летиция, и с большим трудом удалось успокоить отца, и к тому же Алисия не обращала внимания на досужие сплетни. Возможно, Трэвис использовал ее, но и она тоже использовала его. Ей хотелось знать, сможет ли она стать полноценной женщиной, так пусть Трэвис будет ее наставником. Возможно, весной он опять исчезнет, но к тому времени это уже не будет иметь значения.