На следующий день прибыла Бекки. Ей был оказан холодный прием. Алисия со злостью сметала скопившуюся за месяцы в холле пыль, Трэвис же приветственно хмыкнул и, взвалив на плечо ее сундук, понес в комнату.

Даже Бекки, при ее отнюдь не богатом воображении, не составило труда догадаться, чем вызвана подобная холодность. Слухи о похищении распространились быстро, и все строили догадки о том, что могло произойти в индейском стойбище. Нельзя так обращаться с такой леди, как Алисия. На этот раз Бекки была на стороне хозяйки, так что теперь каждое утро, когда Трэвис выходил из пустой комнаты, служившей ему спальней, он сталкивался с презрением двух женщин.

У Трэвиса не было особых причин жаловаться. Его жена вела себя вежливо и активно. Объединенными усилиями Алисии, Бекки и жены одного из его людей, вооруженных тряпками, щетками и скребками, из дома был изгнан дух холостяцкого запустения. По вечерам Трэвиса всегда ждал горячий обед. После того как прибыли заказанные Алисией продукты, в их рационе появились воздушные свежие буханки хлеба и пироги, от одного запаха которых рот Трэвиса наполнялся слюной. Он получал все, что требовалось для комфортного проживания, кроме одного. И это «одно» разъедало его изнутри, как коварная болезнь.

Алисия соглашалась сопровождать Трэвиса в поездках в индейскую деревню, чтобы проведать Хомасини, сидела рядом с ним в долгих утренних поездках в Сент-Луис при посещении церкви. На людях Алисия была неизменно приветливой и заботливой. Она вела себя так, как и следовало вести себя новобрачной, чем усугубляла неудовлетворенность Трэвиса.

Только вечерами у себя дома она позволяла себе открыто игнорировать его. Если Алисия первой отправлялась спать, Трэвис обнаруживал дверь в спальню запертой. Если же он пытался войти туда вместе с ней, она вдруг вспоминала о каком-то незавершенном деле на кухне и не уходила в свою комнату, пока не убеждалась, что он лег в свою постель. Как-то Трэвис решил дождаться ее в комнате, которая, как он полагал, станет теперь их общей спальней, но она всю ночь провела в кресле-качалке у кухонного очага. Больше таких попыток он не делал. Он не станет принуждать ее, не станет снова огорчать ее.

Раскалывая топором поленья во дворе, Трэвис признавался себе, что если Алисия хотела довести его до безумия, то не могла найти лучшего способа. Это было гораздо хуже ее отказов во время путешествия вниз по реке. Тогда он знал, что она пострадала от рук другого человека. В этот же раз он сам оттолкнул ее от себя.

Яростно разрубая дерево в щепки, Трэвис бормотал про себя ругательства. Ведь дело не только в этом. Тогда, на лодке, она пряталась от него и не искушала своими чарами. Сейчас же, когда они живут вместе, он постоянно может видеть ее в одной ночной рубашке, заваривающей чай на кухне, или его взгляд натыкается на упругие полушария ее грудей, когда она занимается уборкой. Даже плеск воды, когда она моется в спальне, приводит его в неистовство. Сам он мылся в ледяной речной воде.

Сложив дрова у кухонной двери, Трэвис нагнулся над водяным насосом, чтобы смыть пот. Затем он вытерся старым полотенцем, вошел в дом и поднялся по лестнице, размышляя о том, как глупо было надеяться, что его титул растопит холод в сердце этой надменной леди. И в результате виконт Делейни, наследник графства, выполняет обязанности наемного работника и спит на полу. Он пользовался гораздо большим уважением, когда скандалил в салунах и задавал трепку любому, кто осмеливался перечить ему.

У Трэвиса замерло сердце, когда на лестничной площадке он увидел свою жену, смотревшую в окно. Солнце блестело в ее волосах и высвечивало изящный силуэт. Трэвиса так и подмывало обнять ее перетянутую передником талию. Если он и был низведен ею в батраки, то и сама наследница филадельфийского состояния не чуралась самой грязной работы. Даже в этом она не давала ему повода придраться к ней.

Она обернулась при его появлении, и Трэвис поразился выражению ее глаз. В них не было ни страха перед ним, ни гнева, ни даже холода. Она просто мирилась с его существованием, как с выметаемой из дома грязью. Алисия задумчиво посасывала нижнюю губу, и Трэвису отчаянно захотелось впиться губами в эту губку, но он отогнал эту назойливую мысль.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил он спокойно, любуясь повернувшимся к нему очаровательным лицом.

В других обстоятельствах его близость заставила бы ее задрожать, но Алисия думала о чем-то своем и даже обрадовалась его появлению. Она махнула рукой в сторону окна.

— Посмотри на Бекки. — Это было сказано не приказным и не вопросительным, а каким-то недоуменным тоном. Все эти последние недели она была так занята собственными проблемами, что обращала мало внимания на других. Уже несколько месяцев она не присматривалась к своей маленькой служанке. Шок от увиденного лишил ее присутствия духа.

Трэвис подошел к окну. Внизу во дворе Бекки, нагруженная полуденной едой для живущих в своем доме мужчин, увлеченно болтала с вышедшим, очевидно, помочь ей Огастом. Трэвис не нашел в этом ничего необычного. Он вопросительно взглянул на Алисию:

— Что ты имеешь в виду? По-моему, она выглядит вполне нормально. Она всегда предпочитала болтовню работе.

Алисия снова выглянула в окно и увидела, что Бекки стоит спиной к дому. Она нетерпеливо махнула рукой.

— Подожди, когда она повернется. Вот. Они пошли. Смотри. Видишь?

Трэвис с любопытством посмотрел на идущую пару. Огаст забрал у нее тяжелый котел, и Бекки несла только поднос с хлебом. Полуголодная замарашка, которую они вызволили некогда из бара, не стала выше ростом, но заметно пополнела. Значительную роль в этом сыграло кулинарное искусство миссис Клейтон, ведь Бекки жадно училась всему, что ей показывали. Если судить по вчерашнему ужину, то она уже превзошла свою учительницу. Поэтому Трэвис не видел ничего необычного в облике Бекки. Он отрицательно покачал головой:

— По-моему, она выглядит прекрасно, может быть, слегка пополнела, но ей это даже идет. Она больше не выглядит изголодавшимся цыпленком.

Его удивила ярость Алисии на его шутку, которая вдруг затопала ногами и замотала головой.

— Она беременна! Ты что, не видишь? — чуть не кричала она, возмущаясь его слепотой. Если он не замечает беременности Бекки, на которую уже нельзя не обратить внимания, то ей нет нужды беспокоиться о том, чтобы скрывать свое состояние. Она не учла, что сама заметила это только сейчас.

Трэвис посмотрел еще раз и присвистнул. Передник и нижние юбки многое скрывали, но теперь, когда он знал, на что смотреть, это стало очевидным. Бекки несла поднос, уперев его в заметный под передником живот, и прежний ее порывистый шаг сменился странной походкой вразвалку.

— Огаст, — пробормотал он не столько возмущенно, сколько удивленно. Эти двое представляли собой странную пару: громадный, неразговорчивый лодочник и хрупкая, безостановочно тараторящая служанка. Странная штука — любовь.

— Да, Огаст, — нетерпеливо ответила Алисия. — Что будем делать с этим?

Трэвис едва не расхохотался от такого проявления добропорядочности, но ему удалось скрыть смех.

— Остается только приставить пистолет к голове этого дьявола, — весело ответил он. — Будет приятно для разнообразия находиться с другой стороны от дула.

Алисии хотелось бы приструнить его, но Трэвис уже убежал. Через пару минут она увидела его шагающим по двору в сторону дома мужчин. Ей следовало лучше присматривать за Бекки, но откуда молоденькой девчонке знать, как себя вести, когда ее хозяйка сама подает далеко не лучший пример? Недовольная собой, Алисия удалилась в свою комнату со спартанской обстановкой. То, что уже случилось, не исправишь. Самое лучшее — это постараться, чтобы дальше все шло хорошо.

Через полчаса к ней влетела взволнованная Бекки со слезами на глазах.

— Трэвис говорит, вам это надоело. Это правда, мисс Алисия? Если вы собираетесь уйти от него, мне придется уйти с вами. А вы знаете Огаста, он останется с Трэвисом. Я боялась говорить об этом, но если вы действительно уйдете…