Перед причалом с арбалетами и алебардами в руках выстроился десяток иноков обители Торжества Веры. В разодранных налатниках, почти все окровавленные, едва стоящие на ногах, но с твердой решимостью на лицах остановить меня.

«Не успел… — я ускорил шаг. — Но и не опоздал…»

Перед строем стоял еще один монах Белого Синода — стройный широкоплечий мужчина средних лет с косым рваным шрамом на лице. В правой руке он сжимал черную цепь с гранеными звеньями. Один ее конец мерно покачивался в воздухе, остальная часть была намотана на кисть.

— Стой! — монах шагнул вперед. — Дальше тебе дороги нет…

Я не ответил, продолжая идти вперед.

— Мы знаем кто ты, Горан! — голос адепта зазвенел от напряжения. — И не хотим причинять тебе вреда. Слишком велика твоя услуга перед нами. Просто поверни назад…

Псы как по команде подняли арбалеты.

За полтора десятка метров до строя я остановился. Убивать не хотелось. Никакого зла к белоризцам и псам Божьим я не испытывал. Люди делают свое дело исходя из своего же разумения. Но и отдавать им чародеек, я тоже не собираюсь. У каждого в этом мире свой урок.

— Я тоже никому не хочу причинять вреда. Просто отдайте мое и уходите…

— Ты даже не представляешь, во что ввязался, Горан… — монах покачал головой. — Вот это все… — он показал рукой на мертвый город, — из-за мерзких чародеев. Если мы не положим конец Лигам, Упорядоченный поглотит тьма. Уже погибли тысячи людей и погибнут еще миллионы…

— Девочки не имеют никакого отношения к вашим распрям с Капитулом. Верни их, и мы разойдемся миром… — я достал саблю из ножен.

В смысл слов белоризца даже не пытался вдуматься. Слишком хорошо знаю, что такое Синод. Если малышки попадут в их руки… Такой участи они не заслуживают даже если в чем-то виноваты.

— Ты не понимаешь, — монах скорбно вздохнул. — И, наверное, уже не поймешь. Уйди, молю тебя, не вынуждай. Один раз мы уже пощадили тебя, но на второй раз не надейся.

— Слишком много слов… — закручивая в себе вихрь, я шагнул вперед. Сила никуда не пропала, но почему-то ее напор был слабым, натужным, словно источник находился за толстой преградой.

— Как знаешь… — белоризец выпустил из руки один конец цепи. Упав на землю звенья тихонечко лязгнули и зашевелились как живые.

В то самое мгновение монах с посохом ткнул им в доски причала. Перед ним раскрылось серебристое овальное полотно. Почему-то подернутое розоватыми прожилками и злобно звеневшее.

Один из гвардейцев пинком поднял девочек и тупым концом алебарды подтолкнул их к порталу. Остальные гуськом потянулись следом.

Что случилось с ними дальше, я уже не увидел, потому что иноки обители Торжества Веры нажали на спуски своих арбалетов.

Призрачный щит полыхнул алыми отблесками отражая удары болтов, но едва его коснулась цепь белоризца, с оглушительным треском лопнул. Псов опрокинуло взрывом, двое из них свалились в воду, остальные безвольными куклами покатились по причалу, но монах, широко расставив ноги и упираясь одной рукой об землю, как-то умудрился удержаться на ногах. Второй рукой он продолжал раскручивать свою цепь.

На ходу замахиваясь, я рванулся к нему.

— … сомнения порождает неверие… — бормоча молитву белоризец ловко скользнул в сторону и в полуобороте стеганул меня еще раз.

Со свистом распарывая воздух цепь метнулась вперед. Каким-то чудом я успел отмахнуться, но крайние звенья все-таки успели хлестнуть по предплечью. Рука сразу налилась тяжестью, а в том месте, где к кольчуге прикоснулся черный металл, пошел едкий зловонный дым.

— …неверующий пожнет кару лютую, ибо неверие суть страшный грех… — белоризец отскочил, подернул импровизированную плеть на себя, но второй раз ударить не успел.

Я собрал всю силу, что успела восстановится и саданул закрученным из воздуха смерчем. Монаха снесло с ног, но добить его не получилось — Псы божьи уже оправились и разом накинулись на меня.

Иноки нападали по двое, двое — слева, двое — справа, остальные без движения все еще валялись на причале. Видимо, взрыв щита сильно их оглушил. Или убил…

Силы оставалось совсем немного, едва чтобы сотрясти воздух, но я ударил не в псов, а им под ноги.

Взметнулось облако рыжей пыли — и я ринулся прямо в него, чтобы проскочить между парами. Получил вскользь по спине, но проскочил, крутнувшись в развороте, наотмашь рубанул понизу и попал сразу по двоим — первому угодил по крестцу, а второму по пояснице. Несмотря на то, что удар прошел по касательной, оба сразу завалились — сталь хафлингов рубила бахтерцы словно картон.

А на выходе с атаки получил свое — сразу два клинка ударили в грудь, сбили дыхание, но, к счастью, с лязгом съехали по кольчужному полотну.

Второго шанса я им не дал — алый росчерк — в воздух взметнулись карминовые капли — первый пес с воем закрутился и рухнул на причал.

Его товарищ рубанул в ответ зряче, сильно и быстро, наверняка — и попал, но его палаш опять не взял кольчугу. По инерции закручиваясь, он попытался отскочить, но нарвался виском на граненое, слегка изогнутое жало клевца.

— Каждый выбирает свой урок сам… — я отскочил назад, мотнул головой, разгоняя розовый туман в глазах и тут же рухнул на землю — выскочившая из ниоткуда, шипящая как змея, черная плеть белоризца хлестнула по ногам.

Попытался сразу вскочить, но тут же завалился обратно — ноги подгибались словно ватные. Понимая, что на этом бой для меня может закончится, я выставил вперед саблю и стал ждать, когда недобитый белоризец нанесет последний удар.

— Аз воздастся по делам его… — монах мелкими шажками приближался, снова закручивая цепь над головой. — Ибо…

Но он недоговорил.

Раздался глухой стук, белоризец удивленно посмотрел на светлеющее небо, выронил цепь, часто переступая ногами пошел боком и рухнул навзничь. В виске у него торчало древко стрелы с белоснежным оперением.

Опираясь на руку, я приподнялся и увидел Псицу Божью. Воительница с луком руках опиралась плечом об остов какого-то портового строения в полусотне метров от меня.

Я кивнул ей и сразу перевел взгляд на причал. Трое псов еще шевелились и стонали, но девочек и гвардейцев с монахами там уже не было.

— Все равно найду… — я сплюнул кровь и снова попытался встать.

Тело немилосердно ломило, в груди при каждом вздохе раздавался противный хрип, из носа струйками стекала кровь, но, к счастью, ноги постепенно оживали. Правда, ни со второй ни с третьей попытки подняться все равно не получилось.

— Жив? — пошатываясь, едва переставляя ноги, ко мне подошла воительница и протянула руку.

— Благодарю, псица… — не приняв помощи, я стиснул зубы и встал.

— Мы в расчете, — коротко бросила воительница. — Я видела, как твоих девочек утащили в портал, но помешать не смогла, была далеко. А пока добиралась, все уже закончилось… — она подняла руку и показала на одного из иноков. — Есть живые, можно допросить. Только… только они тебе ничего не скажут…

— Сейчас проверим… — опираясь на саблю, я поковылял к раненому.

Тихонечко подвывая и оставляя за собой полосу почти черной крови, инок попытался куда-то ползти. По инерции, потому что вряд ли уже осознавал, что с ним случилось и где он находится.

— Куда портировались белоризцы с девочками? — я наступил ему на ступню, затем прижал острие клинка чуть пониже затылка.

Но так и не дождался ответа.

— Доброй дороги… — ткнул саблей и пошел к другому.

Убил не из злости или обиды, а ради милосердия, чтобы избавить от мучений.

— Куда портировались монахи с девочками? Сразу в Вышеградскую резиденцию Синода, или?

— Тычь… — второй инок благостно и счастливо улыбнулся. — Со мной Старшие Сестры, а с тобой?

— Не знаю, — честно ответил я и тоже отправил его в Пределы. — Доброй дороги, тебе пес…

С третьим поговорить не успел, он умер еще до того, как я к нему подошел.

След оборвался. Не вполне понимая, что буду делать дальше, я присел на первый попавшийся ящик и уставился на воду.