По дороге в свою комнату, принимая душ и за завтраком Малоун пытался убедить себя, что отсутствие Сиены за столом имеет весьма простое объяснение. Например, простудилась. В таком случае она могла бы найти способ передать ему, что не придет завтракать. Однако этого не случилось.

— Извините, — остановил он горничную, когда она принесла кофе, — почему сегодня нет мадам? Она, случайно, не заболела?

— Нет, месье, я об этом ничего не слышала.

Прошло полчаса, но Сиена так и не появилась. Малоуну пришлось смириться с тем, что сегодня ее не будет. На душе было неспокойно, и в конце концов он решил попросить горничную пойти к хозяйке и выяснить, что случилось. В голову лезло всякое. Например, что Белласар напичкал ее наркотиками и она лежит сейчас без сознания. Взвинченный до предела, Чейз поднялся, собираясь найти горничную, и облегченно перевел дух, когда увидел Сиену, выходящую на террасу.

На ней были спортивные ботинки, полинявшие джинсы и хлопчатобумажная рубашка. Можно было подумать, что она оделась для верховой прогулки, но потом передумала. Длинные волосы убраны в конский хвост, что подчеркивало классические контуры лица. Однако таких суровых глаз Малоун прежде у нее не видел. Она рассержена. Наверное, что-то произошло.

— Рад вас видеть, — неуверенно произнес Малоун. — Я уже начал беспокоиться. Вы не пришли на завтрак и...

Чейз замолк. Сиена молча прошла вперед, и он невольно залюбовался ее стройными ногами в джинсах и затянутой ремнем талией.

— В чем дело? У вас такой вид, будто...

— Извините за опоздание, — отрывисто бросила она. — Не стоит терять время.

— Что значит — терять? Ничего не понимаю.

— Идемте работать.

— Но в чем дело? Скажите, что происходит?

Гордо выпрямив спину, Сиена решительным шагом направилась к солярию.

Малоун поплелся за ней. Войдя в солярий, она сердито расстегнула рубашку и сбросила на пол. Это его уже просто встревожило.

— Подождите минутку. Почему вы...

Она сбросила лифчик и швырнула его вслед за рубашкой.

— Пожалуйста, скажите, что происходит? — взмолился Малоун. — Я не понима...

— Ничего особенного не происходит. Просто подготовка к началу работы. — Она сбросила ботинки и носки.

— Ради Бога, остановитесь! Что случилось? Скажите мне, почему вы...

— Я выполняю предписания супруга!

Она в ярости расстегнула джинсы, сняла и швырнула на пол. За ними последовали белые крошечные трусики. Завершающим демонстративным жестом она расстегнула заколку, рассыпав волосы по плечам, и встала перед ним, одетая лишь в свою кожу цвета жженой охры.

— Чего же вы ждете? — спросила она. — Берите свой чертов альбом и начинайте!

Малоун вдруг обнаружил, что у него отнялся язык. Он сделал глубокий вдох и с трудом выдавил из себя:

— Это вовсе не то, что я хотел бы...

— Ах да, конечно. Я должна принять соблазнительную позу. Верно?

— Нет.

— Тогда что, черт возьми, вам от меня нужно? И перестаньте так смотреть! Скажите, что я должна сделать!

— Прежде всего наденьте рубашку. — Он нагнулся, чтобы поднять, а затем протянул ей.

Она молчала, пристально глядя на него.

— Я серьезно, — сказал Малоун.

— Но ведь у вас заказ, разве не так?

— Да.

— И вы знали, что для второго портрета я должна буду позировать обнаженной?

— Да.

— И разве нельзя было сказать? На меня... никто никогда так не смотрел. — Она с трудом подбирала слова. — Мне казалось, что мной... восхищаются. Но не хищно, как другие, а по-доброму. То есть как... — Она на секунду замолкла— у меня даже возобновился интерес к самой себе... Думала, наконец-то появился человек, которому я интересна как личность, для которого я не просто модель... И что же? Оказывается, на меня вам наплевать — вы просто добросовестно выполняете свою работу.

— Нет, — хрипло проговорил Малоун. — Мне на вас вовсе не наплевать. И это не было просто работой. Пожалуйста, возьмите. — Он снова протянул ей рубашку.

Она схватила ее и небрежно набросила, не сводя глаз с Малоуна.

— Прошу вас, выслушайте меня, — заторопился он. — Вначале это была действительно просто работа. Но я вас не знал. Зато имел горький опыт знакомства с вашим мужем и потому не ждал от этой работы ничего приятного. Не хочу сейчас об этом говорить, но меня буквально вынудили за нее взяться. Причем действовали очень жестко.

Гнев в ее глазах сменился удивлением.

— Но постепенно, день за днем, — продолжил Малоун, — когда мы начинали узнавать друг друга, наши беседы... я получал от них огромное удовольствие и, ложась вечером в постель, предвкушал, как встану утром, встречу вас за завтраком и мы проведем вместе почти целый день. Это было замечательно, и мне начало казаться, что ничего важнее работы над этим портретом в моей жизни не было. Да и лучшей натуры тоже никогда не существовало.

Теперь она смотрела на него во все глаза.

— Но портрет принимал все более законченный вид, а я все сильнее и сильнее испытывал волнение, потому что знал — за ним должен последовать второй. Мне было понятно, что вам не понравится позировать в обнаженном виде, и потому я затягивал работу над первым портретом как мог. Ваш голос, ваши глаза, вы... — Голос Малоуна осекся. — Вы будоражили мое воображение. Такого вдохновения я никогда прежде не испытывал. И жаждал, чтобы это не кончалось... не кончалось, но знал, конечно, знал, скоро всему придет конец. Ваш супруг и без того уже начал проявлять нервозность, не заметить это было невозможно. Но я не в силах настроить себя на познание вашего тела с такой же скрупулезностью, с какой познавал лицо. Во всяком случае, не сейчас, не сию минуту. То, что я вам скажу, наверное, будет странно слышать от мужчины, но у меня к вам сложилось такое отношение, что в данный момент видеть вас обнаженной для меня просто мучительно. Потому что ваше тело я не могу воспринимать как художник, оно приобрело для меня слишком интимное значение. Я понимаю, что говорю ужасные вещи, но это так. Будущая работа приводила меня в ужас...

Малоун замолчал, подошел к ее джинсам, поднял и бросил ей. Она была сейчас в рубашке, достаточно длинной, чтобы прикрыть наготу, но все равно ему было бы спокойнее, если бы она была полностью одета.

На глаза Сиены навернулись слезы.

— Я не понимаю, зачем ему вообще понадобились эти портреты.

— Он же вам объяснил. — Малоуну очень не хотелось кривить душой, но приходилось. — Желает сохранить вашу красоту на века.

— А не лучше ли было бы убить меня и сделать чучело?

Малоун даже вздрогнул, настолько сейчас она была близка к правде.

— Задумал, видите ли, обессмертить мою красоту. — Сиена начала распаляться. — Если я такая красивая, так почему он так меня презирает? — Ее голос задрожал. — Что бы я ни делала — все плохо. Нет, здесь что-то не так. Вы его еще не знаете. Это такой страшный человек, что...

Из ее глаз брызнули слезы и устремились по смуглым щекам. Малоун даже не успел сообразить, что происходит. Разрыдавшись, она бросилась к нему на грудь. В полной тишине раздавались лишь ее негромкие всхлипывания. Он вдыхал абрикосовый аромат ее волос, заметив, что кожа пахнет мускатным орехом. На рубашку капали ее слезы и, промочив насквозь, жгли его грудь. И одновременно он ощущал ее груди. Прикрытые рубашкой, они прижимались к нему. Джинсы она надеть так и не успела. Ноги были голые. А также бедра под рубашкой. А также...

— Это что, такой технике обучают в школе искусств? — произнес знакомый голос.

В дверях стоял Белласар.

Сиена испуганно отпрянула от Малоуна и повернулась к мужу.

— Я понимаю так, что это один из способов художественного стимулирования, — продолжал Белласар. — Вот только кто кого стимулирует — то ли художник модель, то ли модель художника?

— Это вовсе не то, что ты думаешь, — сказала Сиена.

— А откуда ты знаешь, что я думаю? Ты должна была снять одежду, ты ее сняла. А если боишься, что я тебя ревную, то напрасно. Изменить мне у тебя пороху не хватит.