Вернемся, однако, к публицистике Л. Орловой тех лет. Не всегда она была сугубо гражданской, не всегда о «мудрой заботе партии и правительства».

Летом 1940 года Л. Орлова опубликовала в журнале «Смена» статью «Мнимый блеск» с подзаголовком: «Ответ моим корреспондентам»:

«Недавно я получила письмо из Бобруйска от ученицы 9-го класса Ксении Л. Она пишет:

«Воображаю, как это приятно стоять перед кинокамерой и распевать разные песенки и знать, что тебя услышат во всех городах и будут тебе хлопать из всех сил. Я очень завидую вашей чудесной красивой жизни, мне даже кажется, что отдала бы всю свою жизнь, только бы пожить так денечек, как живете вы, Любовь Петровна. Особенно мне нравится кадр, в котором вы танцуете на пушке…»

Откровенно говоря, меня обидело это признание. Девушку, видите ли, больше всего привлекают в кино наряды, эффектные выходы на аплодисменты, «красивая жизнь». У Ксении прямо-таки кружится голова от всего этого блеска.

Но когда после тяжелых, порой изнурительных съемок приходишь домой и читаешь другое письмо, от Гали Г. из Херсона, то становится даже неприятно.

«Все наши девочки, – пишет Галя Г. – говорят, что я очень похожа на вас. Я тоже очень хорошо пою и умею танцевать очень много танцев. Особенно хорошо получаются у меня чечетки. А главное – у меня такие же, как у вас, глаза и такая же улыбка. В общем, напишите мне срочно: может ли из меня что-нибудь выйти? Я давно мечтаю сыграть такую роль, как Марион Диксон. Смогу ли я ее сыграть на кинофабрике „Мосфильм“? Высылаю Вам свое фото, по которому вам все станет ясно».

Нет, Галя, из ваших слов и вашего фото ничего не ясно. Ни хорошенького личика, ни живописных локонов, ни уменья танцевать еще недостаточно, чтобы стать актером.

Если человек малокультурен, если у него нет общеобразовательной подготовки, то даже при значительном таланте вряд ли из него выйдет хороший актер. Но находятся школьники, которые, не научившись еще грамотно писать, воображают, что профессия актера им уже по плечу.

Вот что пишет ученица 6-го класса Клава И. из Ярославля:

«Мне очень хочется играть в кино. Но мои родные не хочут этого понять… Помогите мне устроиться в артистки. Я через два месяца заканчиваю 6-ой класс. Пажаласта напишите мне скорее, хватит ли этого, чтобы стать артисткой, как вы, или мне еще придется кончать за семилетку. Если это не важно, то я приеду к вам в Москву…»

Убеждена, что Клаве И. никогда бы не пришло в голову послать письмо на какой-нибудь завод с просьбой взять ее немедленно на работу инженером. Почему же она решила, что, не овладев даже грамотой, она может быть актрисой?

От души желаю, чтобы и Ксения Л., и Галя Г., и Клава И. серьезно призадумались над своим будущим».

Интересно, живы ли эти Ксюша, Клава и Галя, и как сложились их судьбы после наверняка неожиданной для них да еще публичной отповеди любимой актрисы?

Впрочем, к таким «частным» темам Орлова прибегала редко. В основном она откликалась на события государственного масштаба. На присоединение, например в 1939 году к СССР Западной Украины и Западной Белоруссии:

«Когда-то эти земли были землями белорусского и украинского народа, писала она в „Комсомолке“. – Одни и те же дожди их поливали, одно и то же солнце светило на них, и одни и те же ветры проносились над их долинами и холмами. Но два десятилетия назад через эти земли прошла граница. Для одной части белорусского и украинского народа земля окуталась могильным мраком, для другой – она расцветилась необычайными красками, какими может блистать только земля счастливых людей.

На одной части земли, на Западе, люди даже петь разучились, им запрещали петь. В звуках украинской или белорусской песни угнетатели видели для себя опасность. Эти песни могли напомнить обездоленным о другом мире, начинавшемся так волнующе близко, вот за этим леском, вот за этой деревенькой… Теперь песня вырвалась на свободу. Миллионы уст еще недавно искали слова проклятья, чтобы выразить свою ненависть к польской панщине. Теперь эти миллионы уст ищут непривычные для них слова счастья, чтобы восславить новую жизнь, Красную Армию, советское правительство, мудрого Сталина.

Я гляжу на счастливые лица окружающих меня людей, случайно встреченных на улицах, на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке, в метро, и думаю, что же происходит там, в Западной Украине и Западной Белоруссии? Какой же потрясающей силы должно достигать чувство счастья у наших братьев из далеких сел и городов, освобожденных теперь Красной Армией!»

Л. Орлова не только письменно откликнулась на присоединение к СССР «старых» новых земель. «В Западную Украину и Западную Белоруссию, – сообщала пресса в октябре 39-го, – выехали на гастроли концертные бригады ГАБТа СССР и Всесоюзного концертно-гастрольного объединения в составе И. Козловского, М. Рейзена, Р. Зеленой, С. Образцова, Л. Орловой, В. Яхонтова».

Между тем Западная Украина и Западная Белоруссия были, как известно, лишь костью, которую Гитлер бросил Сталину, чтобы усыпить его бдительность и спустя полтора года неожиданно напасть на те же – уже в составе СССР западные Украину и Белоруссию.

Начало войны застало Л. Орлову с Александровым на отдыхе в Кемери под Ригой. По свидетельству М. Кушнирова, в это время в Риге над подготовкой декады латышского искусства и литературы в Москве работала большая группа деятелей культуры – Н. Охлопков, Б. Барнет, А. Корнейчук, Н. Вирта и др. Они собрались в гостинице «Рома» и ждали известий от исчезнувшего куда-то всезнающего Александрова.

Он вернулся нескоро, но спокойно доложил:

– Я дозвонился до Молотова (телефон ближайшего молотовского секретаря у него действительно был), и он сказал, что несколько дней, пока этот инцидент не будет разрешен, мы поживем под Ригой, в Сигулде.

Но «инцидент» никак что-то не «разрешался», немцы уже бомбили Ригу. И снова побеспокоить Молотова попросили теперь Орлову, которой всегда верили чуточку больше. Та не стала скрывать, что до самого Молотова она не добралась, и его секретарь отослал ее к И. Большакову, министру кино. А тот приказал любыми путями возвращаться в Москву.

…На вокзале было уже не пробиться. Стало ясно, что всем сорока столько набралось готовящих «латышскую декаду» – сразу не уехать.

Тогда Орлова кинулась на поиски начальника вокзала. Ее сопровождали оператор А. Кольцатый и ленинградский режиссер С. Тимошенко («Небесный тихоход» и пр.). С начальником вокзала актриса объяснялась не более пяти минут и наедине, с глазу на глаз. Но вышла от него со всеми сорока билетами.

Казалось бы – все, но тут в ноги Орловой бросилась женщина, оказавшаяся директором выборгского Дома культуры в Ленинграде, где Орлова недавно гастролировала. Она уже сутки не могла выбраться из Риги и ночевала с ребенком на вокзале.

– Стойте и ждите меня, пока я не вернусь, – наказала Орлова Кольцатому и Тимошенко, вернулась к начальнику вокзала и вышла еще с двумя билетами.

До отхода поезда оставалось почти два часа, но все расселись по купе, чтобы уже не дергаться. Одна Орлова предпочла не делать этого. Накануне она приметила в одном из рижских магазинов очень уж симпатичную шляпку с пером. Нужной суммы с собой у нее не было, и она попросила отложить покупку до завтра. В суматохе отъезда она забыла о шляпке с пером, но теперь спохватилась. Бросив Александрову: «Гриша, сидите в купе и никуда не выходите!» – она помчалась в центр латышской столицы. Не сразу нашла магазин, не сразу добралась назад, в вагон влетела за 20 минут до отхода, но со шляпкой. И потом всю дорогу, особенно при бомбежках поезда, боялась сломать ее главную прелесть – перо…