86

Готовя на телевидении фильм об И. Козловском к его 80-летию, я предложил певцу поначалу совершенно эксцентричный прием. Пусть в ролях его очаровательных оперных партнерш – под запись, конечно, – выступят самые известные тогда артистки театра и кино: Ю. Борисова, Т. Доронина, Л. Максакова и еще как минимум 10 «примадонн». Неожиданно для меня все они оказались согласны на «дуэты» с Иваном Семеновичем. Не захотел только сам юбиляр. «Единственная, кого бы я мог представить такой партнершей, была бы Любочка Орлова», – сказал он. И пожалел, что не были записаны романсы и песни, которые он любил с ней исполнять.

– Было такое! – с восторгом подтвердили мне их современники, запомнившие пение Орловой и Козловского в ресторане «Метрополь», при обожаемых певцом свечах, романса «Я встретил вас…»

В «связке» с Орловой Козловского вспоминают и теперь. «Она не была сексуальной, – пишут об актрисе, – но обладала очарованием женщин, про которых Козловский говорил „Поди сюда!“.

Однако это пикантное выражение не принадлежит великому тенору. За много лет до него артистка Ю. Глизер, жена М. Штрауха и коллега Александрова по театру «Пролеткульта», охарактеризовала возлюбленную последнего, очаровательную артистку Верочку Янукову, тем же неотразимым «Поди сюда!» Так что Александров дважды, можно сказать, оказался жертвой столь жгучего призыва, и «Поди сюда!» – не выдумка знатока женщин Козловского.

Зато ему принадлежит ставшее почти хрестоматийным сравнение орловской улыбки со светом. Когда актриса появилась на приеме у писателя Алексея Толстого, Козловский сказал:

– Теперь, пожалуй, можно тушить все свечи: улыбка Орловой способна осветить этот зал.

А залы у Алексея Николаевича Толстого были, видимо, немалые…

87

«Гриша был гений, – пишет Щеглов о том, кем представляла Орлова своего мужа, – и в этом незыблемом, как кремлевская стена, и не обсуждаемом, как постановления съездов, статусе являлся беззащитно-открытым хитросплетениям быта – каким бы налаженным он ни был. Легенда тщательно поддерживалась самой Орловой – в сущности, она была ее единственным автором; считалось, что Гриша ничего не умеет и не может. А главное – ничего и не должен уметь и мочь, кроме как снимать свои гениальные фильмы и любить ее, Любочку.

…Однажды, уезжая на концерты, она вызвала внучатую племянницу, чтобы возложить на нее заботы об остающемся в одиночестве Грише. Проведенный инструктаж отличался подробностью, способной повредить даже самую крепкую нервную систему. В очень беглом переложении он сводился к тому, что разбудить патриарха советской кинематографии следовало ровно в 8.45, ни минутой позже. Ровно через двадцать минут в гостиную должны быть поданы кофе и яичница с помидорами, причем особым образом регламентировалось количество помидорных ломтиков и некоторых сопутствующих добавок. Само собой разумеется, что изделие должно жариться строго определенное время тут, вероятно, счет пошел уже на секунды. Интервалы между снятием блюда с плиты, подачей на стол и началом употребления оторвавшимся от важных дел мастером тщательно прописывались на особом листке, равно как и хронометраж ужина (к обеду вызывалось какое-то дополнительное лицо, более искушенное в кулинарно-хозяйственных вопросах).

…Тем не менее Орлова уехала в самом мрачном и растерянном состоянии.

Весь вечер племянница тревожно репетировала утренние приготовления заводила и звенела элегантным немецким будильником, сверялась с записями актрисы и в конце концов в изнеможении уснула на диване в гостиной.

…Майским утром ее разбудил голос режиссера:

– Машенька, вставайте! Завтрак уже готов.

На часах была четверть одиннадцатого.

Никто никуда не торопился.

Яичница с нерегламентированным количеством помидорных кружочков, кофе и обжаренный в томате хлеб (я забыл про эту деталь) аппетитно дожидались на столе.

– Только не рассказывайте Любочке! – умоляла за завтраком племянница, и, судя по тому, что никакой реакции потом не последовало, данное обещание было выполнено».

88

Авторша этого стихотворения явно имела отношение к тому, что психиатры называли тогда «синдромом Орловой»:

Люблю тебя зимой и летом,
но разве я тут виновата?
К тебе звоню, тебя уж нету,
уже уехала куда-то.
Бывает, что не позовут,
а свет в окне твоем играет.
Весь вечер чертики скребут,
и в сердце драма нарастает.

«Драма нарастала» у одной из тех, видимо, которые, преследуя актрису своею любовью, даже снимали жилье во Внукове и как бы невзначай сталкивались с ней на дачных тропинках. Иногда даже восторженно кричали: «Мама! Я знала – мама!» Лишь бы отделаться от дочерей-самозванок, Орлова не жалела и денег…

В своей любви я так пригрелась,
с ней не расстанусь никогда.
Вот с телефоном извертелась,
что даже снятся провода.
Писать кончаю. Так тоскую!!!
Тоскую по тебе, единой.
Тебя я крепко так целую
и остаюсь твоею Ниной!

Уж не та ли это «Нина», о которой, со слов той же Н. Голиковой, пишет Д. Щеглов. Которая позвонила ей спустя два года после смерти своего кумира, в день 75-летия актрисы, и заговорила от лица «Любочки»:

– Здравствуй, я так соскучилась по тебе (помните: «Тоскую по тебе, единой!» – Ю. С.) и хочу тебе спеть.

Раздался какой-то треск, затем в глубине заиграл рояль, и «Орлова» запела – звучно и сильно – «Широка страна моя родная…» Через несколько минут голос в трубке трансформировался в нечто среднее между «Любочкиной» звонкостью и чеканностью Левитана: «Сегодня исполнилось семьдесят пять лет со дня рождения народной артистки Советского Союза Любови Петровны Орловой. Прошу почтить ее память минутой молчания…»

В наступившей вослед тишине Нонна Юрьевна (Голикова. – Ю. С.) опустила трубку. Звонок из прошлого с поправкой на помутившийся рассудок: эта преследовавшая Орлову и при жизни поклонница пыталась свидетельствовать, что душа актрисы окончательно поселилась в ее бренном, то и дело заточаемом во всевозможные больницы, теле. «Переселение» стало делом всей жизни этой несчастной женщины, музыкально одаренной, являвшейся, кроме того, первоклассным имитатором, правда, лишь одного голоса – голоса своего кумира».

Звонила она и через пять лет, когда «переселившейся» в нее Орловой исполнилось 80. И это, кажется, был последний «Любочкин» звонок…

89

Вспоминает одна из последних по времени подруг Орловой, ленинградка А.Сараева-Бондарь:

«Интерес лично к себе, „любопытствующее разглядывание“ Орлова пресекала решительно.

– Скажите, вы – Орлова?

Ох, и не любила она, когда ее так узнавали. И сжимала мою руку.

– Нет, – отвечаю я, – Орлова – это я, а Наталья Павловна так похожа на Орлову, что композитор Дунаевский написал для нее однажды песню Анюты.

Ничего не понявшая дама отскакивает от нас, а мы еле сдерживаем смех.

…Смотрим в БДТ «Правду, ничего, кроме правды!» Неподалеку от нас в публике – ведущий, Кирилл Лавров.

– Смотри, – шепчет Любовь Петровна – Мартынов шестидесятых, рыцарь советского образа. Хороший облик, человеческий.

– А артист? – спрашиваю я.

– Ну, думаю, что он еще на своих творческих качелях не раскачался, но раскачается. Была бы помоложе, сыграла бы с ним…

В антракте ее приглашают за кулисы. Роль гостеприимного хозяина поручена В. Стржельчику.

– Все знают, Любовь Петровна, что вы у нас сегодня в театре. Ну как?