Обдумывая, то что он сейчас здесь, меня немного напугало: а что, если она проснётся именно сейчас и не найдёт его?

Что тогда?

— Она спит. Я подговорил одну из девушек подсыпать ей сон-траву.

Я отстранилась, осознав, что могла именно сегодня расправиться с ней, закончить этот кошмар с дикими и уже просто договориться о мире с двуликими.

Но я упустила эту возможность, выбрав любить его.

— Когда мы сможем снова увидеться? — спросила я, вновь прильнув к нему и скрывая своё разочарование.

— Не знаю. Но я буду опять ждать тебя здесь.

— Нет, если снова получится усыпить её, жди меня у ворот города.

Он отстранил меня от себя и снова заглянув в глаза спросил.

— Думаешь, получится?

— Не знаю... Вспомнив о защите сразу же спросила о ней. - Скажи, ты ничего не слышал про защиту от меня? Наподоби той что водяной нашёл в озере.

Он нахмурился, задумался, и его глаза резко расширились. — Это кровь той лисы! Выдохнул уверенно, а у меня опять всё сжалось.

Бедная Злата, через что ей пришлось пройти, прежде чем она получила забвение.

— Кир, ты должен помочь мне. Мне в ваш город дорога закрыта, пока есть её защита.

— Я постараюсь избавиться от неё. Я видел, как она выводила символы на стенах домов. Думаю, если избавиться от символов, её магия больше не будет работать.

— Хорошо. Одними губами выдохнула, не отрываясь от него.

Как же я хочу, чтобы это закончилось.

Как хочу, чтобы моя семья была снова рядом.

Он почувствовал мою боль, ещё крепче сжал меня и пообещал, что всё будет хорошо. Пообещал что он не позволит навредить Каю, и совсем скоро мы будем вместе.

Когда горизонта коснулся рассвет, он умчался чёрным волком к городу.

Как меня это разрывало, не передать словами. Оставшись одна, я в очередной раз разрыдалась, но рыдала недолго.

Почувствовав чьё-то присутствие, остановилась плакать, а потом вскинув взгляд, окончательно замерла.

Недалеко, почти на берегу, сидела моя давняя знакомая и с любопытством разглядывала меня. Быстро вытерев слёзы, поползла поближе к ней. Сев рядом, тоже уставилась на неё.

Неестественно бледная кожа с вкраплением перламутровых чешуек слегка смущала, но всё же любопытство и желание познакомиться были сильнее.

Первая протянув ей руку, наконец, абсолютно адекватно выдохнула своё имя. Она просияла и сразу же схватилась за меня обеими руками, опять говоря своё.

Она расспрашивала о всяких глупостях, о той стороне, о вещах, которые казались обыденными и незначительными, но на её взгляд были очень важными.

Насколько я знала, мы были подружками в детстве, хоть я этого совсем и не помню. Зато она помнила многое.

Как оказалось, Бьянка была старше меня почти на год. Её мать погибла вскоре после её рождения, она пыталась увести часть лесных на ту сторону, но их нагнали и растерзали двуликие.

Именно после этого она стала пленницей озера, вечной русалкой, которой невозможно выйти на берег.

Отец был не приклонен и не желал слушать её просьбы и мольбы о свободе, и мне было искренне жаль её.

Она болтала без остановки, рассказывая о всём, и тут же спрашивая меня. Видимо, боялась, что такой возможности больше не будет.

Последний её вопрос был таков: какого это — любить?

Не то, что такое любовь, а именно какое это чувство.

Я ей ответила искренне, что любить — это сложно, а порой даже больно.

Едва я закончила, озеро вскипело, и роступилось волнами во все стороны.

Из бурлящей пены показалось суровое лицо водяного.

Увидев его, Бьянка сразу же, вскочив, отплыла от берега и замерла, опустив голову.

— Плыви домой, — сурово произнёс хранитель воды и перевёл такой же суровый взгляд на меня.

Мгновение подумав, резко сделала шаг к воде, обратившись к девушке, пока она не уплыла. Набрав побольше воздуха, произнесла то, что разозлило водяного.

— Бьянка, приходите с отцом в наш город, я вас приглашаю к нам в гости.

Девушка перевела взгляд на отца и, вздрогнув, резко скрылась под толщей воды.

— Не трогай мою дочь, лесная, и не выманивай на берег. У вас на берегу нет ничего хорошего.

Его слова обидели и задели. Как это, на земле нет ничего хорошего?

— Почему ты так говоришь? Почему обманываешь её, говоря, что земля — это только дикость, боль и смерть?

— Потому что это именно так! Особенно сейчас, когда твой лес кишит дикими двуликими.

— Я уже исправляю это, неужели ты не чувствуешь, что происходит в лесу?

— Лес чужд мне, моя стихия — вода, и свою роль я хорошо исполняю, а ты исполняй свою. Не приближайся к девочке, она слишком чиста и наивна, чтобы выходить на берег.

Сказав это, он развернулся, видимо, чтобы уйти. Сделав очередной шаг, я почувствовала тёплую воду под ногами. — Неужели ты не видишь, как ей плохо? Неужели не чувствуешь, как она одинока? Неужели ты всю жизнь собираешься держать её в своей тюрьме? А как же любовь, как же семья и дети?

Он не ответил, просто рассыпался каплями воды и исчез. Тяжело вздохнув, едва слышно выдохнула.

— Она рано или поздно сломается, и тогда ей уже будет всё безразлично. Сможешь ли ты простить себя, когда это произойдёт?

Сделав шаг назад, вышла из воды и медленно побрела до дома.

Многие уже бродили по нашему небольшому городку.

Было как-то неловко возвращаться к Дилану и Дару после проведённой ночи с Киром.

Но когда пересекла порог нашего домика вся неловкость растворилась под чувством нежности и любви моих мужчин.

Время для меня остановилось. Каждый день в ожидании зова превращался в кошмар.

Каждый день в ожидании прихода двуликих из города только ещё больше добивал.

Где я просчиталась? Может, было неубедительно сказано? А может, я перегнула?

Так пролетело три дня, а о Кире ничего не было известно.

Да и двуликие не спешили.

Радовало только то, что город жил своей жизнью. Уже отчётливо было видно, как поднимаются стены нескольких домов.

Народа было много, из-за этого работа шла достаточно быстро.

Женщины не отставали от мужчин и во многих случаях активно помогали.

А какой смысл сидеть и ждать, пока построят дома? Тем более, если женщины не такие уж и слабые и привыкшие к суровой жизни в лесу. Жили же они до этого момента фактически без мужчин и многое умели делать сами.

Дилан с Даром тоже пропадали на нашей общей стройке до самого позднего вечера. Виделись мы с ними только на ужине, иногда пересекались на обеде, и то лишь издали.

Эта троица вообще начала меня подбешивать. Важный Вайрус ходил, как напыщенный индюк, и без остановки раздавал всем нагоняи.

У меня даже появилось сомнение: а правильно ли я поступила, заставив всех присутствующих батрачить, как рабов? Может, они вообще не хотят этого делать.

Но, когда я сама прохаживалась среди работающих, замечала довольный смех, слова благодарности, когда им приносили воду девченки, и счастливые улыбки.

Некоторые болтали без остановки — такие компании образовывались и за столами.

Было приятно на это смотреть, но один вопрос всё больше и больше беспокоил меня.

За эти три дня Дилан намеренно избегал меня: он приходил поздно ночью, когда я уже засыпала после того, как меня измучивал Дар, и уходил с рассветом.

Дар упорно молчал, только пожимал плечами, словно ни при чём.

На третий день я впервые с ним поругалась и с помощью леса вышвырнула его из дома со словами, чтобы без Дилана не возвращался.

Возникает вопрос: почему же я сама не искала Дилана с помощью леса? Ведь лес — это проводник, который может найти любой спрятанный предмет или существо.

Но Дилана он найти не мог. Сколько бы я ни пыталась, этот упрямый медведь оставался неизвестно где.

Я уже догадалась, что он использовал очередной амулет ведьмы из какой-то части Златы.

То же самое было и с алтарём: я пыталась найти его сама, но не смогла.