Например, острые разногласия между Москвой и Петербургом возникли по поводу организационных форм участия женщин в деятельности Общества. Так, влиятельнейший митрополит Московский и Коломенский Филарет категорически возражал против совместной деятельности женщин и мужчин в структурах местных комитетов Общества. Митрополит Филарет категорически настаивал на создании отдельных и организационно самостоятельных Дамских комитетов. В письме (10 марта 1867 г.) генерал Тотлебен писал фрейлине Фредерике: «Высокопреосвященный не допускает, чтобы дамы заседали вместе с мущинами в управлениях»[891]. Генерал подчеркивал, что в этом вопросе Филарет, чье имя знала вся страна, не пойдет на уступки. Надо заметить, что М. П. Фредерике возмутила позиция митрополита «по поводу изоляции дам», однако она прекрасно понимала всю степень его влияния на самые различные социальные слои общества, поэтому написанное ею ответное письмо предельно корректно. Более того, она завизировала текст письма у императрицы Марии Александровны, та написала на черновике письма: «Мне кажется, что так будет хорошо»[892].

В своем письме М. П. Фредерикс писала, что «государыня с сожалением усматривает из приложения к письму Вашему, что высокопреосвященный Филарет видит залог успеха Общества в резком отделении дам от мужчин в заседаниях»[893]. 22 марта 1867 г. генерала Тотлебена, вернувшегося в Петербург, приняли Александр II и императрица Мария Александровна: он доложил им мнение Филарета. Более того, он передал монархам слова Филарета, что он не останется членом Общества и не напишет для него воззвания, «если Общество образуется, не отделив от него, дам от мужчин. Так как Филарет была сила, которому противодействовать было опасно, то пришлось сделать ему уступку»[894].

В результате баронесса М. П. Фредерикс, несмотря на свое категорическое несогласие с позицией Филарета, сообщала председателю Общества А. А. Зеленому: «…по поручению Государыни Императрицы имею честь передать Вам, что вопроса о дамах Ея Величество не берет на себя решить, а поручает это комиссии. Что же касается до Московских дам, то Ея Величество изволила сказать, что оне могут устраиваться по их собственному усмотрению»[895].

Не одну М. П. Фредерике болезненно задела позиция митрополита Филарета. Наперсница баронессы Марфа Сабинина даже всерьез рассматривала вариант организации «отдельного Общества», назвав его «Русским Женевским обществом». Однако от этой идеи дамы вскоре отказались.

Поскольку дело начинало затягиваться, грозя потонуть в дискуссиях, веское слово сказала императрица Мария Александровна. Она вызвала к себе одного из учредителей Общества – министра государственных имуществ А. А. Зеленого, которого планировала назначить руководителем Общества, и прямо выразила желание, чтобы к 17 апреля 1867 г., то есть ко дню рождения Александра II, «все было кончено».

В результате 13 апреля 1867 г. Устав Общества единогласно приняли учредители. Окончательную редакцию устава Общества представили на рассмотрение Государственного совета. В качестве докладчика «вопроса» по воле императрицы Марии Александровны[896] назначили генерал-адъютанта А. А. Зеленого[897]. «Тяжелая артиллерия» в лице близкого к Императорскому двору министрагосударственныхимуществ и личная заинтересованность императрицы Марии Александровны сделали свое дело. В результате на заседании Государственного совета 28 апреля 1867 г., Устав Общества приняли без всяких изменений. Примечательно, что именно с Машей Фредерикс императрица Мария Александровна решала вопрос о выборе эмблемы Общества. Дискуссий по этому вопросу и не возникло, поскольку международная эмблема Красного Креста уже была хорошо известна. До нас дошел текст записки императрицы Марии Александровны, адресованный М. П. Фредерикс, по этому вопросу: «Полагаю, что Красный Крест, как в Женеве, потому что мы примкнули к Конвенции. Я уже писала м-м Мальцевой. М.»[898]. 3 мая 1867 г. Устав Общества высочайше утвердил Александр II. С этого дня[899] начался отсчет официальной истории Красного Креста в России, идея создания которого родилась и реализовалась в стенах Зимнего дворца.

Знак Красного Креста

Знак Красного Креста за Русско-турецкую войну 1877–1878 гг.

В конце мая 1868 г. М. П. Фредерикс и М. С. Сабинина одновременно покинули Зимний дворец[900]. Для М. П. Фредерикс установили пенсию, которую получали только очень немногие «отставные фрейлины»[901].

Красный Крест, созданный по инициативе фрейлины и учительницы музыки, быстро превратился в самую крупную общественную структуру России, собиравшую колоссальные финансовые средства. Одной из форм работы Красного Креста стало создание складов, где аккумулировалось все необходимое для обеспечения работы военных госпиталей.

Впервые склад Российского общества Красного Креста открылся в императорской резиденции в 1904 г. Если быть точным, то склад Красного Креста, находящийся под покровительством императрицы Александры Федоровны, разместился в залах Нового Эрмитажа. Трудно сказать, как отнеслось к этой идее руководство Императорского Эрмитажа, но в открытом 1 февраля 1904 г. складе «щипали корпию» до 600 дам. Это традиционное «приличное» занятие дам-аристократок, выполнявших свой патриотический долг. В результате в залах Нового Эрмитажа в окружении драгоценных раритетов дамы кроили и шили на швейных машинках белье для солдат. Императрица Александра Федоровна также лично принимала участие в работе склада.

Когда летом 1914 г. Российская империя вступила в Первую мировую войну, начался традиционный процесс создания частных лазаретов. Их деятельность финансировалась за счет широкой благотворительности. Не остались в стороне и члены императорской фамилии. Как правило, эти лазареты располагались в приспособленных помещениях. Так в Царском Селе открылись лазареты императрицы Александры Федоровны и великих княжон Марии и Анастасии.

К 1915 г., когда в стране начали набирать обороты антивоенные настроения, в императорской семье вызрело решение открыть лазарет в главной императорской резиденции – Зимнем дворце под патронажем цесаревича Алексея. Это было беспрецедентное решение. Как упоминалось выше, в XIX в. в Зимнем дворце периодически разворачивали небольшие временные лазареты во время эпидемий холеры и не более того.

В 1915 г. состоялось совершенно иное решение. В главной императорской резиденции предполагалось открыть крупный лазарет «для нижних чинов» на 1000 мест. Причем под лазаретные палаты отводились все парадные залы, кроме Георгиевского. С медицинской точки зрения это решение – более чем спорное. Огромные, торжественные залы, заставленные плотными рядами кроватей для раненых, были мало приспособлены для нужд столь крупного лазарета. Да и драгоценные интерьеры могли не выдержать столь интенсивной нагрузки. Вместе с тем политические дивиденды были более чем очевидны. Императорская семья, «передавшая народу» свою главную резиденцию, должна была вызвать в народе очередной всплеск патриотического восторга. Да и патронаж со стороны цесаревича Алексея мог сделать его имя более популярным.