Jeu de роите

Ракетки для игры в мяч. 1772 г.

Императрица заботилась не только о своем здоровье, но и старалась, чтобы ее ближайшее «молодое окружение» вело активный образ жизни. Поэтому она всячески поддерживала увлечения придворной молодежи активными играми. Так, молодые фрейлины и кавалеры охотно играли в дворцовых залах или манеже Малого Эрмитажа в вошедшую тогда в моду французскую «королевскую» игру в мяч (Jeu de poume), прообраз современного большого тенниса. Для обучения придворных этой игре Екатерина II «на свои» наняла французского тренера на целый год: «О произвождении французу Дю Плесси, который показывает мячинную игру на год по 1000 р.»[650] (3 июня 1773 г.).

На состоянии здоровья императрицы сказывались все особенности ее «профессии», неизбежными спутниками которой являлись психоэмоциональные стрессы. Если оставить в стороне «профессиональные» стрессы, а их случалось немало, очень тревожилась императрица по поводу «буйств» своего внука Константина Павловича.

Императрица очень любила своих первых внуков и, как всякая бабушка, тяжело переживала, когда у них что-то шло «не так». Можно представить, как «кипела» императрица, когда писала воспитателю великого князя Н. И. Салтыкову (29 августа 1796 г.): «Мне известно безчинное, безчестное и непристойное поведение его в доме генерал-прокурора, где он не оставлял ни мужчину, ни женщину без позорного ругательства, даже обнаружил и к вам неблагодарность, понося вас и жену вашу, что столь нагло и постыдно и бессовестно им произносимо было, что не токмо многие из наших, но даже и шведы без соблазна, содрагания и омерзения слышать не могли. Сверх того, он со всякою подлостию везде, даже и по улицам, обращается с такою непристойною фамильярностию, что я того и смотрю, что его где-ниесть прибьют к стыду и крайней неприятности. Я не понимаю, откудова в нем вселился таковой подлый sansculotisme, пред всеми его уничижающий. Повторите ему, чтобы он исправил поведение свое и во всем поступал прилично роду и сану своему, дабы в противном случае, если еще посрамит оное, я б не нашлась в необходимости взять противу того строгие меры»[651].

Об этом же эпизоде писала великому князю и официальному наследнику Павлу Петровичу его супруга Мария Федоровна (5 сентября 1796 г.): «Затем говорила она о Константине, что он действительно болен и раскаивается; она надеется, что это послужит ему уроком на всю жизнь, но что надобно действовать всем за одно, для его исправления от недостатков… Вообще в ея беседе не было никакой натяжки, но, мне кажется, она нездорова… У Константина лихорадка. Императрица говорит, что это у него от страха»[652].

В 1796 г. Екатерине II исполнилось 67 лет. Выглядела она «по возрасту» (того времени, конечно). К этому времени императрица страдала от трофических язв на голенях, появившихся в 1790 г., при этом принимала советы таких «народных знахарей», как капер (то есть пират с государственным патентом) грек Качиони[653], тот лечил больные ноги императрицы холодными ваннами на морской воде. Роджерсон, естественно, протестовал против сомнительных народных снадобий, но за греком стоял всесильный тогда Платон Зубов. По мнению современных врачей, трофические язвы на ногах были вызваны варикозным расширением вен и их последующим воспалением (тромбофлебит).

Очки императрицы Екатерины II

Екатерина II стала пользоваться тростью, сильно располнела, окружающие отмечали у императрицы легкое дрожание головы и кистей рук. С 1780-х гг. она начала пользоваться очками для чтения[654]. Спутниками императрицы стали постоянные головные боли, усиливавшиеся к вечеру, что является одним из симптомов гипертонии.

В мемуарной литературе глухо упоминается, что в конце 1770-х гг. Екатерина II перенесла какую-то гинекологическую операцию. Это подтверждается счетами по «комнатной сумме» императрицы. В декабре 1778 г. группе медиков, среди которых был ведущий гинеколог России Н. М. Амбодик-Максимович, выплатили внушительные гонорары после посещения Зимнего дворца: «Морского госпиталя доктору Максимовичу 200 червонных на 520 р.» (10 декабря 1778 г.)[655]. По мнению исследователей, «есть основания считать, что одно из вмешательств, сделанное лейб-медиком Д. Роджерсоном, было выполнено на половой сфере императрицы»[656].

Незадолго до смерти Екатерина II наградила лейб-медика, пожаловав Роджерсону 19 августа 1795 г. 1586 чел. крепостных крестьян.

Примечательно, что Роджерсон сохранил свое положение, в отличие от очень многих соратников Екатерины II, и при Павле I. Свидетельством этому стал чин тайного советника, полученный врачом на коронацию Павла I – 5 апреля 1797 г. Все правление Павла I и первую половину царствования Александра I Роджерсон исполнял должность лейб-медика. Он продолжал лечить членов императорской фамилии, став за несколько десятилетий привычной фигурой в коридорах Зимнего дворца, поскольку сохранял свое положение на протяжении трех царствований (Екатерина II, Павел I, Александр I). Роджерсон прожил в России до 1816 г., то есть более полувека. Он, имевший колоссальные связи, протежировал многим коллегам-соотечественникам, приезжавшим в Россию за деньгами и карьерой. Именно Роджерсон при Павле I «подсадил» своего соотечественника Я. Виллие, дав старт его многолетней придворной медицинской карьере. Роджерсон вернулся на родину в 1816 г., где и умер в своем шотландском поместье в 1823 г.

Теперь обратимся к событиям второй половины 1796 г., связанным со смертью Екатерины II в Зимнем дворце. Смерть первого лица в самодержавной империи – всегда потрясение основ. Эти печальные события оставляют заметный след в душах подданных, знаменуя конец одной и начало другой эпохи.

За все время существования Зимнего дворца в качестве главной императорской резиденции в ней умерли несколько первых лиц: императрица Екатерина II (в ноябре 1796 г.), императрица Мария Федоровна (в октябре 1828 г.), император Николай I (в феврале 1855 г.) и император Александр II (в марте 1881 г.). Все эти смерти стали значимыми этапами «жизни» Зимнего дворца. Все, как в чеканной формуле: «Король умер, да здравствует король!».

Как всякий человек, императрица Екатерина II периодически обращалась к теме своей смерти. Она даже составляла «сценарии» своей кончины, планируя умереть в окружении друзей, под звуки нежной музыки, среди цветов. Сохранилась собственноручная записка Екатерины II, написанная чернилами на клочке бумажки: «Ежели умру в городе, положите меня в Александро-Невском монастыре, в соборной церкви, мною построенной. Ежели в Царском Селе, в Софейском кладбище у Казанской Богородицы. Буде в Петергофе, у Сергеевской пустыни. Ежели в Москве, в Успенском монастыре»[657]. Примечательно, что Екатерина II не упоминает Петропавловский собор, где упокоивались монархи, начиная с Петра I.

Она не единожды составляла эпитафии на свою могилу. Но «старушка с косой», как это и бывает, пришла неожиданно, и смерть оказалась совсем не такой, как ее представляла императрица. Инсульт настиг Екатерину II во время утреннего туалета 5 ноября 1796 г. Современники и очевидцы оставили подробнейшие описания произошедшего в эти часы в стенах Зимнего дворца. Если отбросить «лирику», то произошедшее сводится к следующим «медицинским фактам». Императрице шел 68-й год. Она давно болела различными возрастными заболеваниями, включая гипертонию. «Профессия» Екатерины II, связанная с постоянными стрессами, могла не единожды спровоцировать инсульт.