Пространство вокруг актрисы колыхнулось. Невзирая на многолетний опыт, Кречетов дрогнул.

Затем опомнился, прищурился, закрылся. Да, природная стихийная магия – штука сложная, наукой изучена слабо: экспериментировать на себе не взялся.

Эмилия наигранно смиренно подняла взгляд к потолку: встретились два профессиональных марионеточника, ничего не скажешь.

Интуитивно Кречетов, похоже, понял, что он, в сравнении с Савельевой, как гимназист перед стихийником Диколесья. В области манипуляций и обольщения уж точно.

– Я… я ни в чём не виновата, – всхлипнула актриса и обдала Кречетова волной чистой силы.

Эмилия получила отголосок воздействия и тут же преисполнилась сочувствием к несчастной деве. Тряхнула головой, прочла про себя мантру ясности – та не особо спешила возвращаться. Как же справляется господин старший следователь?

Кречетов сложил руки на груди и откинулся на спинку стула.

– Хорошо. Расскажите в точности и в мельчайших подробностях, как и с кем провели вечер семнадцатого августа сего года.

Эмилия с тревогой глянула на следователя и тут же одёрнула себя: ей нужно за соблюдением процедуры допроса следить, а не за кречетовским самообладанием.

– Госпожа Савельева, вы имеете полное право не свидетельствовать против себя, – мягко подсказала актрисе она.

– Можно мне воды? – едва слышно прошептала та.

Жеребцов вскочил со своего места, опрокинул стул и с грацией слона в посудной лавке бросился к графину, мирно стоящему до того на подоконнике.

Эмилия и Кречетов проводили его взглядом: Эмилия – удивлённым, Кречетов – убийственным. Жеребцов, впечатлённый начальственным вниманием, немедленно выронил графин из рук, который ударился об пол и со звоном разлетелся вдребезги. Затем пошёл малиновыми пятнами и заметался в панике, хрустя стеклом под ногами и так и не выбрав, за что схватиться.

Кречетов тяжело вздохнул и прикрыл глаза ладонью: муки его были велики – позорных представлений такого рода он не переносил. Эмилия едва заметно улыбнулась: пусть тоже выйдет из равновесия – ему полезно.

– Госпожа Савельева…

– Да-да, я сейчас всё расскажу.

– Начните с того, как после премьеры вы встретились с Посудиным в Летнем саду на берегу Фонтанки. Возле старой ивы.

Актриса бросила на Кречетова затравленный взгляд.

– Да, вас видели там, – не разочаровал тот.

– После премьеры я решила прогуляться. В саду. Там и нашёл меня Посудин: видимо, следил. Сначала бросился в ноги и принялся умолять выйти за него, уверял, что богат и в скором времени купчую на дом подпишет. Потом обозлился, когда я не ответила ему согласием, и понёс какую-то чепуху о противоядии от моих чар, привезённом якобы из Азии и изготовленном из трав и толчёных змей… Вынул из кармана склянку и принялся размахивать передо мной ею – по всей видимости, с теми самыми змеями.

– Но толчёные змеи не понадобились.

– Нет… Он вдруг захрипел, схватился за горло и упал в камыши. Так и захлебнулся на мелководье, наверное… Со мной случилась истерика, и я… Не помогла ему в ту секунду… Но клянусь, я его не убивала, – в очередной раз всхлипнула госпожа Савельева и новая волна силы концентрическими кругами прошлась по комнате.

Даже герань на подоконнике, казалось, развернула листья к несчастной девице.

На Жеребцова было больно смотреть. Его взгляд будто кричал: «Порву каждого, кто осмелится хоть словом обидеть эту прекрасную деву!» пополам с «Боже, как чудесны эти глаза, пойду и утону в них немедля!»

Эмилия мельком посмотрела на Кречетова и с облегчением удостоверилась, что тот стойко перенёс влияние так щедро и неумело распространяемых актрисой чар. Эмоции не позволяли той пользоваться силой с умом, а контролю, похоже, её никто не учил.

– Как думаете, госпожа Савельева, он сам верил в то, что говорил? – ровно уточнил Кречетов.

Затем одним только взглядом заставил Жеребцова умерить пыл и чинно усесться на прежнее место. Эмилия была уверена: при желании он легко бы мог заставить подчинённого отплясать кадриль с коленцами. Жёсткий взгляд, железная воля, направленный поток подавляющего влияния: в такие минуты Кречетов до мурашек восхищал и пугал одновременно.

– Мне он показался убедительным в своём сумасшествии.

– Что же случилось далее? – мягко подтолкнул старший следователь и умело погладил Савельеву умиротворением.

– Далее я побежала к Сержу на квартиру. Он утешал меня, как мог… Посоветовал пока молчать.

– Ясно.

Когда Савельеву увели, а Кречетов минутой позже вернулся в допросную, Эмилия вцепилась в старшего следователя, как клещ в бродячую собаку.

– Только не говорите, что считаете её…

– Вы ведь прекрасно видели, что она умеет, – оборвал её Кречетов.

– И что же, на основании этого нужно сразу записать её в убийцы?! – перебила Кречетова Эмилия. – У таких, как она, это в крови – всё равно что дышать.

– На основании того, что она солгала полиции. А ещё вернее – оба эти обстоятельства имеют влияние на решение об аресте. Посидит под присмотром, ничего с ней не сделается, – устало проворчал он. – Арест домашний! Я уже распорядился. Кроме того, улики против неё имеются.

– Какие?

– Пока это тайна следствия. Сможете ознакомиться с материалами дела после проверки данных.

– Я этого так не оставлю, – Эмилия вскочила со стула, стиснула в руках сумочку.

Кречетов автоматически поднялся вслед за ней, пробежался цепким взглядом по фигуре, выхватил отсутствие кольца на пальце. Хотел было что-то сказать, да передумал. Так и молчал, затем нахмурился, опустил глаза. И только.

Ни слова, ни вопроса о дальнейшей их общей судьбе!

Эмилия раздражённо повела плечами и выскочила вон.

Ничего, нужно успокоиться. А ещё поговорить с актрисой наедине, сделать выводы и только потом действовать. На холодную голову.

Небо уж дышало осенью: хмурилось маревом, слабо улыбалось редкими лучами вечернего солнышка, отчаянно пробивающих свинцовые тучи. Вечерами было прохладно, и сейчас, направляясь в сторону своей конторы на Садовой и задержавшись на Аничковом мосту, Эмилия поёжилась то ли от ветра, то ли от осознания того, что накануне в водах этой самой речки, несколькими кварталами ниже, плавал труп несчастного Посудина. Как же скоротечна жизнь, и сколь легко её могут оборвать ранее срока другие… Рвётся унестись вскачь, как эти кони Петра Клодта на пьедесталах. Ах, никогда более прогулки здесь не будут иметь и капли романтизма.

В конторе её ждал сюрприз.

– Эмилия Сергеевна, вам непременно нужно поехать со мной на рудник! – по обыкновению вопила госпожа Цвергштром, будто решительно все кругом страдали тугоухостью.

– Зачем же? – собирая бумаги в стол, не глядя на гномку, уточнила Эмилия. Думать, кроме как о госпоже Савельевой, не получалось. Разве что совсем чуточку о Кречетове. Равнодушном, самовлюблённом домостроевце!

– А как же опись? Прибавилось две штольни с поры моего замужества. Нажиты в период законного брака. Нужно оформить всё, как должно, – поджала губы та.

– Соглашусь, в этом есть определённый резон, Оливия Генриховна, – печально вздохнула Эмилия и нацепила вежливую улыбку. – Назначим встречу на завтра, скажем, в два пополудни.

С ней проще согласиться, чем объяснять битый час, что это совершенно бесполезное времяпрепровождение.

– Голубушка, нет, нет и ещё раз нет! Нужно ехать сейчас же!

– Право, что за срочность?..

– Завтра вторник. А по вторникам мой благоверный наведывается на рудник и каждый раз проверяет записи…

– Хорошо! – немного выходя из себя, оборвала Эмилия зарождающийся бесконечный монолог словоохотливой гномки, вставшей на любимые рельсы описания её полной тягот замужней жизни. – Хорошо, Оливия Генриховна, поедемте сейчас же.

Иначе ведь до смерти заговорит!.. И не оставит в покое со своими штольнями.

Эмилия стучала в дверь и кричала, пока не охрипла.

Проклятые Цвергштромы!.. Обманули с описью, завели к чёрту на кулички в своих подземельях, заперли, посмеиваясь, пожелали захлебнуться или замёрзнуть насмерть, как уж повезёт. Не думала же она, дурочка-адвокатша, что гномы допустят разграбления их Печорских рудников, родовых сокровищниц Цвергштромов?!