Осень того года, когда семья Ярослава переехала в новый дом, выдалась тревожной для парня. Вместо того чтобы спокойно в своей комнате учить уроки, Ангеловский отправился к дому соседей, потому что на душе кошки скребли. Бабушка Валерии, увидев Ярослава на пороге, сразу же пригласила парня в дом:

— О, ты ведь наш новый сосед! Заходи! Не стесняйся.

— Добрый день! — чуть склонив голову, поздоровался молодой человек.

— Хорошо, что ты сегодня решил через дверь прийти, — насмешливо заметила пожилая женщина, — а то все через забор да через забор.

— Пожалуйста, простите, — смутился Ярослав.

Молодой человек даже не подозревал, что бабушка Валерии наблюдала за ним, когда он приходил на помощь девушке. Хотя пожилая женщина могла и не видеть его прыжки через ограду, а просто знает об этом со слов внучки. Бабуля заметила нерешительность Ярослава, схватила парня за запястье и потянула за собой:

— Входи же скорее, не стой на пороге.

— Не надо, — без особой надежды на успех произнес молодой человек и нехотя шагнул через порог. — Меня Слава зовут. Я только узнать хотел…

— Приятно познакомиться, Слава! — кивнула соседка. — А меня называй Динара Василевна.

— И мне приятно познакомиться, Динара Васильевна, — пробормотал парень.

Ангеловский скинул уличную обувь возле порога и в носках прошел из прихожей в холл.

— Да не Васильевна, а Василевна, — хохотнула пожилая женщина. — Моего отца звали Василь, это такое татарское имя. Есть еще женское имя — Василя, так звали мою бабушку. Поэтому я Василевна.

— Понял, простите, — Ярослав поднял ладони в знак капитуляции. — Извините, что сначала неверно произнес.

— Идем в дом, — бабушка Валерии споро зашагала вглубь помещения и махнула парню, чтобы следовал за ней.

Первое, что бросилось Ангеловскому в глаза, едва он вошел в холл, это картины вдоль стен, в старинных деревянных рамах. К каждой было подведено персональное освещение, идеально соответствующее цветовой гамме. Пожилая женщина тем временем уже прошла в соседнюю комнату.

— Ох ты! Просто обалдеть! — молодой человек изумленно разглядывал полотна, потому что почувствовал себя, словно в художественной галерее. — Потрясающие картины!

— Эту коллекцию начали собирать мои родители еще в эру палеозоя, — шутливо сообщила бабушка Валерии из кухни. — Это я так называю эпоху Советской империи и период до образования новой Российской Империи. Проходи сюда.

Динара Василевна вернулась к замешкавшемуся парню и жестом пригласила следовать за собой. В столовой также каждую стену украшали картины.

— Ух ты! И здесь! — искренне восхитился Ярослав.

Парень остановился перед небольшим полотном в центре. Глубокое синее небо, будто покрывало, окутывало яркое, освещенное новогодними огнями жилище, и один широкий светлый луч падал на дверь, ступени, снег, словно радушно приглашая зайти в гости, в теплый дом, в уютное лоно семьи. Несмотря на холодные тона — белый, синий, пронзительно-голубой — от нее веяло теплом и душевностью.

— Да, и это подлинники Мацеевич! — похвасталась женщина. — Екатерина Павловна дружила с моей мамой. Видишь, какой нестандартный формат, вытянутой формы? Это первый признак того, что перед нами подлинник. Историки искусств долго спорили и пытались найти ему возвышенные объяснения, но все было куда как банальней: художница в молодости, пока не прославилась на весь мир, от безденежья использовала доставшиеся по случаю листы полуватманов. Их приходилось резать пополам. Бабушка говорила, потому и все рамы требовалось на заказ делать.

— Раньше и такие дома в России строили? — поинтересовался молодой человек.

— Отец своими руками этот дом построил. Картина называется «Дом в снегу». Написана акрилом. Ранний период, когда использовался этот, более дешевый аналог масла. Екатерина Павловна приезжала в гости, а после изобразила наш дом на картине. Мама очень гордилась. Говорила: «Слава Богу, мы обеспеченные люди, и нам не нужно продавать эти картины ради выгоды». А ведь за подлинники Мацеевич в те времена, когда она стала знаменитой, предлагали миллионы, не меньше.

— Ого! — уважительно отозвался Ярослав.

Его взгляд притянуло полотно, которое висело над старинным секретером. Очень низкая линия горизонта наводила на мысль, словно мы видим все глазами кота: широченный двор, огромный, уходящий стенами в ввысь, дом и громадное небо сверху. Резкие мазки создавали ощущение стремительности и мимолетности действия. Казалось, еще мгновение и кот сорвется с места заряженной пружиной, а вместе с ним завертится мир, двор, дом и даже само небо.

— А! Эта картина называется — Вечер с котом, — пояснила Динара Василевна. — Екатерина Павловна запечатлела Пушка еще до моего рождения. Мамин любимый кот. Я в детстве тоже очень любила его. Он прожил больше двадцати лет. Представляешь, какой долгожитель по ранешним меркам?

— О! Э-э… интригующая картина, — пробормотал парень, обратив внимание на полотно, которое висело чуть в стороне.

— Это — «Читающая девушка», — заметив реакцию Ярослава, расхохоталась бабушка Валерии. — Любимая тема художницы — обнаженная натура. Написана уже маслом на холсте, позднее, видимо, в более обеспеченные времена, но тот же нетипичный формат с головой выдает автора. В твои пятнадцать лет такие картины, наверное, рассматривать рановато, — иронично добавила пожилая женщина.

— Я согласен, — хмыкнул парень и отвел взгляд.

— Это знаменитая техника пяти цветов, — как ни в чем не бывало, продолжала рассказывать бабушка Леры, оседлав любимого конька, и Ярославу снова пришлось обратить взор на картину. — Пятым цветом здесь — белый, цвет самого холста. Как в акварельной технике, художница оставила самые яркие места не закрашенными. Словно бы добавляя белый цвет, на самом деле не используя его.

Желто-красные пятна, явно специально не смешанные, создавали причудливое тело обнаженной девушки. Зеленые тени и резкие черные акценты — так разительно отличающиеся от стандартных цветов, используемых для написания тела человеческого, здесь почему-то были удивительно к месту.

Взгляд молодого человека зацепился за старинную картину, повешенную высоко над камином. Он даже наклонял голову в разные стороны, видя, как от ракурса меняется изображение.

— Знаешь ли ты, Слава, зачем на картинах изображают музыкальные инструменты?

— Потому что это портреты музыкантов? — предположил Ангеловский.

— А вот и нет, — улыбнулась Динара Василевна. — Музыкальные инструменты, как правило, хрупкие, и если их изображают, то почти всегда у них какой-то дефект или что-то сломано. Струна, например, порвана, как на этой фоторепродукции. Символизирует хрупкость нашей жизни. И да, это не подлинник, конечно, потому что картина написана в одна тысяча пятьсот тридцать третьем году и выставляется в Лондонском музее.

Пожилая женщина подвела Ярослава ближе к камину, чтобы показать изображение в раме сбоку:

— Картина называется «Послы», кисти Ганса Гольбейна Младшего. Это интересный образец, потому что здесь не только струна порвана на лире, но и два черепа — Memento mori — напоминание о хрупкости жизни и близости смерти.

— Два черепа? — недоуменно поинтересовался молодой человек.

— Один — на берете у мужчины, который стоит справа, — указала бабушка Валерии- А второй — вот эта вытянутая штука на уровне колен, подойди ближе и задери голову. Картина должна была висеть на лестничной клетке, высоко. И с такого ракурса череп должен быть виден полноценно.

Парень присел, чтобы откинуть сильнее голову, удивленно присмотрелся и кивнул:

— Уже в те годы могли нарисовать такой искаженный рисунок, чтобы череп только с определенной точки был виден?

— Как видишь, техника трехмерного рисования — это не изобретение двадцать первого века, — усмехнулась Динара Василевна.