Утром стали собираться ехать дальше, вернее это мы собирались, а Одрик вышел с сеновала еле держащийся на ногах, м–да…укатали Сивку крутые горки. Эх! молодежь…
В дорогу нам с собой вынесли огромную корзину, разных местных деликатесов.
По утренней свежести ехали медленным шагом и занимались плетением, разных штук, в том числе сплели интересную защиту. На чудном лужке у крохотного ручейка с хорошей водой и устроили привал, аппетит уже разгорелся, мы с Торканой на завтрак выпили всего лишь по кружке парного молока, а Одрик вообще ни на что не смотрел, так набрался впечатлений за ночь. Стали разбирать врученную нам корзину, а там!… Это ж просто сказка какая–то, и пара кур фаршированных кашей вперемешку с чем–то вроде чернослива, и целая армия пирожков разных начинок заботливо завернутых в вышитый рушник, и шмат розового сала в чистой тряпице, и глиняный горшочек грибков запеченных в сметане, самой сметаны целая крынка, аж три круга домашней колбаски, упоительно пахнущей чесночком, и блюдо с крупной садовой полуденницей. Я уж думала расстроится из–за отсутствия хлеба, нет не забыли добрые селяне, положили две круглые лепешки, напоминающие лаваш. Что ж, совсем не плохо для позднего завтрака на траве.
Одрик решительно начал потреблять деликатесы, ну да, утром то он не позавтракал, вечером толком не поел, все танцевал. Теперь ему надо восполнить энергозатраты. Оценив кулинарное искусство каравачских крестьян Торкана глубокомысленно заметила:
— Вот видишь, денег у них нет, но они постарались отблагодарить тебя другим образом.
— Знаешь, Торкана, сдается мне благодарят селяне за услуги иного характера и совсем даже не меня. Это нам вон кому надо сказать спасибо, — я кивнула на активно питающего Одрика. Одрик отвлекся от приема пищи:
— Ну чего? Опять что–то не так?
— Не, не, не, все замечательно, ты молодец, продолжай в том же духе, — Одрик согласно кивнул головой и продолжил жевать в том же темпе. Торкана положила надкушенный пирожок и с пафосом истинной столичной леди заявила:
— Я больше ни к чему не притронусь, — и поджала свои милейшие губки.
— Подруга, извини, но «бананив нема». Ешь, что предлагают, и не строй из себя Гаарх знает кого!
— Девчонки, вы чего опять? — Это Одрик перестал так мощно работать челюстями, что кровь смогла прилить обратно к головному мозгу.
— Да вон Торкане, видишь ли, не по вкусу деревенская еда.
— Как это? — шутки до Одрика сейчас доходили плохо, видимо кровь не вся прилила к мозгам, значительная часть отправилась к желудку для переваривания пищи. Одрик внимательно посмотрел на Торкану, ее кислая мина не способствовала пищеварению. Он взял крупную полуденницу, закинул себе в рот, даже зажмурился как кот от удовольствия. У Торканы начали нервно раздуваться ноздри. Одрик взял еще одну полуденницу, самую красную, протянул Торкане, едва не касаясь ее губ,
— Ну что ты в самом деле? Кани, ну смотри, какая сладкая, — Торкана не выдержала и взяла ягоду с его руки.
А процесс–то у ребят продвигается, уже клубничка с рук и «Кани»…. Хотя чего удивительного, гуляет парочка по летним лесам, наслаждается местными красотами. На одном варге путешествуют. Странно если было бы по–другому. Но только, детки, не здесь и не сейчас…. И я предложила Кани проверить нашу новую защиту на Одрике, после дневного привала. Торкана от этой идеи пришла в восторг. Ей так хотелось попортить его шкуру, что просто жуть. А тут такой повод.
Торкана захотела устроить очередной эксперимент прямо здесь, но я отказалась, не хотелось портить такое красивое и приветливое место, а что может остаться от полянки после наших развлечений я уже видела. Отъехали чуть в сторону и выбрали место поплоше, не такое живописное, старую вырубку.
Посадили Одрика на пенек, установили на него наше изобретение, дали ему нить для подпитки этого чуда магической мысли. Отошли в сторону, полюбовались и стали пытаться всеми доступными нам способами, эту защиту пробить. Я, правда, о технике безопасности не забыла и попросила Мару подстраховать Одрика и под нашей экспериментальной защитой, на нем была еще одна — марина. Шкуру ему хотела попортить Торкана, у меня этого в планах не было, но желание пробить защиту было.
Пыхтели мы долго, даже применяли совместные плетения, но защита держалась намертво. Но у нее был один большой недостаток, мы ее пробить не могли, но и Одрик не мог из нее ничего сделать. Пока юноша улегся спать на солнышке, мы с девушкой переработали защиту. Разбудили Одрика и повторили эксперимент. Теперь досталось опять же не Одрику, а нам. В какой–то момент мы с девушкой так увлеклись пробиванием защиты, что забыли, что изнутри можно огрызаться и получили по полной программе. Хорошо, что Одрик ничего сложного не знает или не умеет, но нам и того что он знал, хватило с ушами. И откуда он силу берет? К источникам он точно не подключался.
Пришлось мне лечить и себя и Торкану от синяков и ссадин, легли поспать на солнышке и отдохнуть от трудов магических, оставив Мару на страже.
Поспать мне не удалось. Мара походила, походила по сторонам и пришла вся такая благоухающая, с ее точки зрения. И где она нашла тут тухлую рыбу? Извалялась вся… Я пока ее в ручье отмыла, думала, что меня стошнит. Хорошо, что у Торканы нашлось душистое мыло, а то вся моя магия оказалась бессильна перед этим «чудным ароматом». Вроде Мара уже давно не собака, а инстинкты остались — изваляться в чем–нибудь пахучем, чтобы отбить собственный запах. Еле, еле отмыла, отругала. И ведь все равно, как встретит опять что–нибудь столь же «великолепно пахнущее» — опять изваляется.
Второй хутор, на который мы опять же приехали к ужину, ничем не отличался от первого. Молодежь опять отправилась гулять, а ко мне опять выстроилась очередь. В середине приема вернулась обиженная Торкана, что–то они там с моим женишком не поделили…. Потом выяснилось, что Одрик отказался спать в комнате на полу вместе с Марой и ушел на сеновал. Успокоила и отправила девушку спать, незаметно накинув на нее сонное плетение, она была так расстроена, что не заметила этой моей подлянки.
Зря она так переживает. Одрик уже и сам понял, что если что–то не предпринять, то до конца поездки он не доживет и договорился с Марой, что она его постережет и никого к нему не пустит. Что он ей за это пообещал — я не знаю, а Мара не говорит, это видите ли «их личное дело».
Веду прием дальше, все те же болячки и люди чем–то похожи.
Последней ко мне в комнату просочилась девушка, почти подросток.
— Ну, а у тебя лапушка что болит?
— Вы синий маг?
— Да, а что?
— Ко мне не пришел Марис… я не знаю что делать?!? Помогите!
— Чего–чего?
— Вытравите этот плод.
— Нет.
— Почему? Вы же синий маг и…
— И поэтому злодейка по определению?
— Но вы же…, но я же…. Я не хочу этого ребенка! Я не смогу его полюбить.
— А почему, ты не хочешь этого ребенка? Ты поссорились с его отцом?
— Вы ничего не понимаете, они надругались надо мной… Я не знаю, кто отец, их было много… — и из глаз покатились слезы…
Ее можно понять, нелегко носить в себе плод насилия, а она еще совсем девочка. Но я НЕ МОГУ! Не могу сделать то, что она просит! Все понимаю, но НЕ МОГУ! Ребенок же ни в чем не виноват! Подхожу к ней глажу ее по волосам, пытаюсь успокоить. Да, она действительно беременна, всего три недели, наверное, все это произошло в первые дни ярмарки. Но я не могу сделать того, что она просит. Если боги дали ему жизнь, то я не вправе ее прервать. Вот если бы с плодом было бы что–то не так, тогда может быть я бы и смогла преодолеть этот внутренний барьер, но плод здоров. Пол ребенка пока не определяется, слишком рано…
— А скажи–ка мне милая, кто еще об этом происшествии знает?
— Никто я никому не говорила, мне было стыдно. Я сама во всем виновата, я не послушалась мамы…
— А может кто догадывается?
— Нет, никто, а то бы на меня уже пальцами показывали.
— А ко мне под каким предлогом пришла?