— А–а–а! — раздался откуда–то с крыши перекрывающий раскат грома жуткий визг.

— А теперь прикрой спину или сам повернись, держи удар, вот так…. А вот уже и он… Молодцы! Вы уже друг друга понимаете.

Дзинь… Раздался страшный удар грома и за ним не было слышно, попал ли отраженный болт куда надо или нет.

Передо мной начинает клубиться черный туман, пара шагов и на меня льются потоки дождя. Пытаюсь понять где же я? Какой–то узкий и грязный переулок, высокие заборы… Куда? налево? или направо? Тут из черного тумана проявляется Мара.

— Туда! — И бежит направо по кривому переулку.

Резко тормозит. Перегораживая проход к Одрику, и спиной ко мне, стоят три наемника. Понятно, они перекрыли ему пути отступления…. А кто сказал, что нападать со спины не благородно? Вот сестры с этим категорически не согласны. Они уже у меня в руках и больше нет меня, есть МЫ и мы едины, нас много и я одна. Младшая сестра ловко бьет под левую лопатку того, что стоит слева и пьет его жизнь, а старшая сестра быстрым движением перерезает горло тому наемнику, что стоит посредине переулка. Еще один, нет, одна. Она уже видит, что случилось с ее товарищами и с гневным криком кидается в бой. Пара блоков и мы атакуем… Как же сестры любят убивать, а перед этим хорошо бы еще и поиграть, но на это нет времени… Наемница лежит в луже и льющиеся сверху потоки воды смешиваются с ее кровью.

— Мара! Ты где?

— Да я тут…

— И чего ты делала, позволь тебя спросить?

— Да тут еще два наемника было… так я их это… того… в общем их больше нет.

— А живые еще есть?

— Есть, как не быть…

— Кто?

— Одрик жив, вон он как пугало, посреди переулка стоит, и еще один на чердаке…

— А этот почему еще жив?

— А он не опасный… Он там сидит и плачет… Я его есть не буду… отравлюсь еще…

— Ладно, если не опасный, то шут с ним. Одрик! Одрик! Мокрый ты мой, где ты? Это я не убей меня случайно…

— Анна? А ты тут откуда?

— Как откуда? Вот тебе помогала… пути отхода, так сказать, очистила. Давай–ка спрячемся от дождя и поговорим.

Предложение Анны спрятаться от дождя Одрику не очень понравилось, ему не хотелось уходить из–под бодрящих потоков воды, но Учитель категорически заявил:

— Чего стоишь? Иди в трактир, я и так весь мокрый… Там и поговорите… — И юноша нехотя поплелся внутрь злополучного заведения.

Возле входа лежали трупы наемников, что перекрывали ему путь в трактир. Ран на них не было, они просто упали на землю уже мертвыми. Чтобы войти внутрь Одрику пришлось перешагнуть через ноги мертвой наемницы.

Внутри трактира было на удивление чисто, немного пахло пылью и мышами. Анна стояла посреди зала и к чему–то прислушивалась…

— Одрик, ты ничего не слышишь?

Одрик прислушался: с улицы доносился шум дождя, время от времени грохотал гром.

— Нет, ничего… Дождь…

— Эх, ты…, мужчина. — И Анна уверенно направились по лестнице наверх. Одрик нехотя поплелся за ней. Когда он поднялся на второй этаж, он тоже услышал: ребенок, где–то наверху горько плакал ребенок. Пока Анна настороженно оглядывалась по сторонам, юноша быстро проскочил мимо невесты и взлетел по приставной лестнице на чердак. Ведь именно оттуда доносились горькие рыдания.

Возле распахнутого слухового окна лежал иссохший и какой–то весь скрученный труп женщины в кожаной одежде наемницы, в ее левом глазу торчал хвостик болта. А рядом с ней, держа ее за руку, сидел огромный и весь какой–то нескладный толстый подросток. Тут же валялись два арбалета, один разряженный, а во втором переливался всеми оттенками фиолетового болт с магической начинкой.

— Дорис, Дорис… — На одной высокой ноте тянул подросток, время от времени он прерывался и начинал рыдать и размазывать по лицу слезы пополам с соплями, рядом на пыльном полу лежал наполовину съеденный красный леденец.

Пока Одрик рассматривал подростка и пытался придумать, как его успокоить, Анна чуть отодвинула его в сторону и подошла к окну. Мара шуршала по углам чердака и обнюхивала все, на что натыкался ее короткий нос.

— Это ты ее так?

— Д–да… наверно я…

— Не буду сейчас расспрашивать как ты это сделал… Отойди–ка чуть в сторонку… Я с твоего позволения заберу себе этот «трофей»?

— К–какой т–трофей?

— Вот этот. — И Анна ловко стянула с руки иссохшего трупа перчатку и очень аккуратно взяла ей болт из взведенного арбалета, и стала очень внимательно его рассматривать. При этом она сдвинула не взведенный еще арбалет под ноги ревущему подростку.

— Анна, потом рассмотришь, лучше скажи: что будем делать с ребенком?

— С каким ребенком? С этим дурачком?

— Почему дурачком?

— А кто же он?

— Он — РЕБЕНОК! Он только что лишился, наверное, матери или сестры, и ему плохо.

— А ты лучше подумай, что он тут делал?

И словно отвечая на этот вопрос магини, подросток отпустил иссушенную магией руку наемницы, ловко подхватил не взведенный арбалет и, не переставая завывать, ловко и очень быстро его взвел. Одрик наблюдал за всеми этими его манипуляциями, открыв от удивления рот.

— Вот, — сказала назидательным тоном Анна, — а ты говоришь «ребенок»… — Она уже убрала куда–то трофейный болт и задумчиво рассматривала продолжающего нудно выть дурачка.

— Одрик, шел бы ты вниз, что ли…

Юноша послушно повернулся, чтобы уходить, как вдруг до него дошло, что что–то не так, он резко повернулся назад и увидел, что Анна достает из–за спины кинжал. Он бросился вперед и встал между ней и завывающим дурачком.

— Что ты собираешься делать?

— Убить его. Быстро и безболезненно…

— Ты что! Так же нельзя!

— А как можно? Оставить его здесь? Это по–твоему гуманнее? — Закричала на него магиня. — Не хотела оскорблять твой утонченный аристократический вкус, но я тут торчать не собираюсь. — И кинжал в ее руке взлетел вверх.

— Нет, ты этого не сделаешь.

— Интересно, почему?

— Он же ни в чем не виноват… Я сказал! — И Одрик перехватил запястье Анны.

— Ага, он только арбалеты взводил…

— Из них в меня целились, мне и решать…

— Ладно, твое дело. Но убить я его собиралась по другой причине. Вот представь себе, что с ним будет дальше… Мы с тобой уйдем, а он останется тут… Закончится дождь, трупы найдет стража, а рядом с ними этого дурачка. Что будет дальше?

— Ну… — замялся Одрик, и отпустил руку Анны с ножом. — Они его подержат у себя и отпустят, он же ни в чем не виноват…

— Хорошо, предположим, они его просто отпустят. А дальше? Что он будет делать дальше?

— Дальше?

— Да. Что с ним будет дальше?

Одрик задумался: «А действительно, что будет дальше?»

— Не знаешь, так я тебе расскажу… Дальше он будет жить на улице, хорошо, если ему разрешат нищенствовать, но у нищей братии свои законы, и не любят нищих в вольном городе. Ему очень повезет, если его подберет кто–нибудь из хуторян, но это вряд ли, для тяжелой работы он не годится, слишком глупый. Скорее всего, его подберут циркачи, их сейчас в Караваче много, изуродуют его, и будут показывать за деньги, он же «безвредный». Ты и сам ходил в детстве в цирк на уродцев смотреть, а откуда они берутся, знаешь? Нет, не знаешь… Их вот из таких «безвредных» дурачков делают. И, скорее всего, кто–нибудь из стражи его туда и продаст. Или он просто умрет на улице от голода, или его раздавит телегой извозчик, потому как жить один этот дурачок совершенно не умеет. Так что у него в данный момент два пути: или он быстро и безболезненно встречается с Темным Ликом или ты принимаешь ответственность за его жизнь на себя. И могу тебя заверить, что, если ты это сделаешь, то я не поленюсь, и буду лично отслеживать, что и как происходит с этим дурачком.

— Забрать его с собой?

— Да. Тебе пора научиться брать на себя ответственность, не только за себя, но и за кого–то еще. Ты вроде уже совершеннолетний… Так что? Забираешь? Или уходишь?

И тут опять свое веское слово сказал Учитель:

— Забирай, забирай… Он совершенно открыт, на нем будет хорошо ауру изучать… и для опытов над ней он тоже хорошо сгодится… Если что испортишь, так никто не заметит и не пожалуется, а если получится, то у него появится шанс стать нормальным. Да не переживай ты так… может у тебя получится его вылечить, а не получится, пусть живет у тебя в усадьбе, при кухне. Все равно вы там хвачиков не держите.