— Нет дома, — сказал лакей.
— Отлично знаю, Питер, а ну-ка покажи, все ли еще у тебя каплет из уха? — И доктор Лепсиус заглянул в ухо Питера, где давно уже не производилось никакой разгрузки, бросил Питеру шляпу и палку и решительно отворил дверь в гостиную.
На мягком диване, уютно подобрав ноги, сидела мистрисс Элизабет Рокфеллер и вышивала шелком по атласу. Прямо против нее на кушетке полулежала мисс Клэр Вес-сон и ничего не делала. Увидев доктора Лепсиуса, обе вскочили с места и вскрикнули.
— Позвольте мне на правах старого, хотя и забытого друга! — галантно произнес доктор, протягивая цветы. — Я счастлив, что милые моему сердцу люди соединились в еще более тесную семью. А где же Артур? Позвольте мне прижать его к сердцу.
Мистрисс Рокфеллер обменялась с дочерью быстрым взглядом.
— Спасибо, доктор, — произнесла она в некотором смущении. — Артура вы, к сожалению, не увидите. Он болен, сильно болен, и мы решительно никого не принимаем.
— Артур болен! — вскрикнул Лепсиус. — Ведите меня к нему. — С этими словами он вытащил из кармана слуховую трубку и прочие профессиональные орудия.
— Да, то есть он… он совсем по-другому болен, — окончательно смутилась мистрисс Рокфеллер.
— Он болен не по вашей специальности, доктор, — вмешалась Клэр мужским басом, — его лечит доктор Бентровато.
Лепсиус остановился, не веря своим ушам. Он пожевал губами, силясь выговорить хоть слово, посмотрел на мистрисс Элизабет Рокфеллер, посмотрел на мисс Клэр Вессон и, повернувшись, резкими шагами направился вон из этого дома.
Питер протянул ему шляпу и палку и шепнул ему на ухо с таинственным видом:
— Мистер Лепсиус, спуститесь в людскую. Полли хочет поговорить с вами. Скверное это дело, сэр!
По телу доктора прошел как бы электрический ток. Он подпрыгнул и ударил себя в лоб. Он сардонически искривил губы. И, ни о чем не расспрашивая Питера, бегом спустился в людскую.
Негритянка Полли давно собиралась умереть. Но по ее мрачному виду было ясно, что земные дела упорно мешали ей в этом намерении, и она со дня на день, скрепя сердце, откладывала день смерти.
Увидев доктора Лепсиуса, она выслала всех из людской, схватила его черной высохшей рукой за плечо и зашептала, мрачно сверкая глазами:
— Масса Лепсиус не послушал меня. Старая Полли много знает! Старая Полли имеет камень Гоихуакангу. Она сразу узнала, что в гробе мастера Еремии лежит не мастер Еремия. Она сказала тебе: масса Лепсиус, прикажи открыть гроб. И вот они украли гроб, они его спрятали от всех глаз и от глаз камня Гоихуакангу. Теперь слушай меня, масса Лепсиус, много слушай. Мастер Артур женится на желтолицей ведьме, хорошо. Но кто видел мастера Артура? И кто был на свадьбе? Никто, никто, никто! Был один немец и один русский, и был один француз, и был священник, которого никто не знает, и не было ни одного слуги, ни одного доброго негра, не было Полли, не было массы Лепсиуса. И вот уже три дня, как никто не видит мастера Артура, никто, никто, никто!
Проговорив все это, старая Полли закатила глаза, захрипела, забилась и умерла. Доктор Лепсиус выслушал предсмертный монолог Полли не моргнув глазом. Он позвал слуг, вошедших в людскую трясясь от страха, велел им молчать обо всем, что они слышали от Полли, и быстро уехал к себе домой.
Здесь он ходил некоторое время взад и вперед, против своего обыкновения не вызывая Тоби и не обнаруживая никаких признаков гнева. Потом сел за стол, придвинул к себе бумагу и написал:
«Главному прокурору штата Иллинойс.
От доктора Лепсиуса, кавалера
ордена Белого знамени, почетного
члена Бостонского университета.
Высокочтимый господин прокурор!
Не так давно в газетах было напечатано, что вы являетесь национальной американской гордостью по части раскрытия таинственных преступлений. В заметке было сказано, что Нат Пинкертон, Ник Картер и Шерлок Холме являются перед вами не чем иным, как простыми трубочистами. Я взываю к вам о помощи в одном чрезвычайно странном деле. Вы слышали, что в Пултуске был убит Еремия Рокфеллер. Есть основание думать, что он был убит отнюдь не теми лицами, кого обвиняют официально. В настоящее время исчез Артур Рокфеллер, его сын, хотя домашние скрывают его исчезновение. Во имя справедливости и для спасения жизни молодого человека займитесь этим загадочным делом.
Честь имею, высокочтимый и т. д., и т. д., и т. д.»
Написав это письмо, доктор Лепсиус запечатал его, наклеил марку и позвал Тоби:
— Тоби, — сказал он внушительно, — дай это письмо мисс Смоулль и прикажи ей немедленно бросить его в почтовый ящик.
Тоби схватил письмо и опрометью помчался в верхний этаж, где урожденная мисс Смоулль, засучив рукава, гладила белье своего мужа, Натаниэля, пришедшего к ней на полчасика. Когда утюг ставился на печь, молодожены занимались поцелуями.
— Мисс Смоулль! — заорал Тоби. — Берите письмо и бросьте его в почтовый ящик.
— Я тебе не мисс Смоулль, желтый болван! Двадцать раз в день говорю тебе: мистрисс Эпидерм, мистрисс Натаниэль Эпидерм!
— Да чем же я виноват, если сам масса Лепсиус! — прохныкал Тоби.
Мистрисс Эпидерм величественно взяла письмо и взмахнула им в воздухе.
— Вот что я тебе скажу, Тоби, мулат. Если твой хозяин на старости лет приревновал меня или хочет подыграться ко мне, или затеял другую какую насмешку, — знай, обезьяна, я не из таковских! Я слышу все, что говорится мне в лицо и за глаза, благодарение берлинскому наушнику. Вот тебе! Вот твоему барину!
Раз, два — письмо полетело в открытое окно, прямо на улицу. Натаниэль радостно захихикал. Тоби вскрикнул и бросился вниз подобрать злополучное письмо, — но увы, сколько он ни искал на тротуаре и на мостовой, его нигде не оказалось. Можно смело положиться на Тоби, — он не расскажет об этом своему барину ни наяву, ни во сне.
Что же касается читателя, то он в праве узнать, что письмо упало прямо на воз с премированными кроликами, торжественно отправлявшимися домой с нью-йоркской выставки по животноводству.
Глава двадцать шестая
ЦЕЛИКОМ НА СУШЕ
Солнце зажаривает над Мидцльтоуном, птицы поют, деревья распустились, словом — природа подогнала себя под календарь почти в самую точку, хотя, надо сознаться, старухе это с каждым годом становится все труднее и труднее.
Мастерская деревообделочного завода залита полным светом. Веселый гигант, Микаэль Тингсмастер, в переднике и с трубкой в зубах, знай себе работает да работает рубанком, стряхивая с лица капли пота. Белокурые волосы слиплись на лбу, фартук раздувается, как парус, стружки взлетают, свистя, во все стороны. Хорошая, гладкая штучка выходит из рук Микаэля Тингсмастера, весело подмигивает она двумя глазками:
Мик поднял ее на свет, полюбовался, вынул трубку и запел вполголоса, глядя на свою штучку:
Кто не знает песенки Тингсмастера? Один за другим к Мику сошлись рабочие, улыбаясь и подтягивая.
— Ну, как дела, Мик? Как подвигается кресслингова затея?
Тингсмастер поднял вверх великолепный квадратный ящик, сделанный из драгоценного эбенового дерева.
— Вот оно как, ребята, — сказал он с улыбкой, — осталось только украсить его резьбой да передать на оптический завод, где уже все смастерил техник Сорроу. Вставят, вправят, — и готова штука!