Он был известным химиком, и вся зала с интересом следила за ним глазами, пока он разглядывал диковинные игрушки. Прошло несколько минут. Химик пожал плечами.

— Ничего не понимаю! — вырвалось у него. — Самые настоящие бомбы с сильным взрывчатым составом. Но механизм их мне абсолютно незнаком! Тут надо позвать механика!

— Объявляю заседание закрытым, — произнес секретарь, — дело будет расследовано, товарищи, до мельчайших подробностей. Пока же сохраните спокойствие и умолчите о происшедшем, чтоб не создавать в городе паники. Не забудьте, что сегодня у нас собрались иностранные гости и что паника может сорвать съезд психиатров, имеющий крупное международное значение.

Ворча и волнуясь, тысячная толпа хлынула из театра на улицу.

— Не создавайте паники, молчите! — шептал каждый своему соседу, а тот жене, а жена доброму знакомому, — до тех пор, пока весь Петроград не стал говорить о происшедшем на разные лады.

— Слышал? — шептал один торговец другому. — Заказали этта мы бомб за границей по цене франко шестьсот штук разной величины, а они возьми да заместо стрельбы только цукают вроде примусов. Вот тебе и заграница! Хают наш товар почем зря, а далеко ли сами-то уехали!

— Слышали? — говорила слушательница кинокурсов своей соседке. — Заграница опять подсунула нам своих бомб, а потом напечатала меморандум, будто бы мы у них разводим агитацию. Я удивляюсь, до каких пор мы будем ставить ихние ленты и не давать ходу собственным экранным силам?!

Между тем Барфус, дождавшийся, когда трибуна и зал опустели, подошел к Василовым и взял их обоих под руку. Несчастные были сейчас в ужасном состоянии. Оцепенение прошло, память вернулась. Ужас, пережитый ими в момент взрыва, когда оба думали, что все будет разрушено, и не могли шевельнуть ни языком, ни рукой, наградил Рокфеллера седой прядью, а Вивиан — нервным подергиванием век.

— Вам нужен основательный отдых, — говорил Барфус, ведя их по опустевшему коридору, — все эти события истрепали вам нервы. Соберитесь с силами еще на часок, а с завтрашнего дня я вас обоих засажу в санаторию!

— Куда вы нас ведете? — слабо запротестовал Рокфеллер.

— На съезд психиатров! — ответил Барфус. — Если вы не покажетесь, о вас станут толковать по поводу часов… Посидим полчаса, повидаем всех европейских светил, это вас чуточку встряхнет.

Они сели в автомобиль, и Вивиан, забывшись, вложила руку в руку своего мнимого мужа, сжавшего ей пальчики с нежным покровительством защитника и друга.

«Торпеда» опять подошла к берегу, и штурман Ковальковский опять имел повод орать на своих матросов. По мосткам сошел почтенный седой человек. Он предъявил документы на генерального прокурора штата Иллинойс и заявил, что охотится за опасным уголовным преступником. Ему тотчас же выправили все бумаги и снабдили пропуском туда, куда он хотел.

Получив бумаги, он нанял автомобиль и приказал везти себя на съезд психиатров.

Далеко не так комфортабелен был выход на берег Мика, Лепсиуса и Биска. Шотландец, превесело ковыляя на своих заживших ногах, упражнялся в беге между пустыми бочками, когда «Торпеда» остановилась. В ту же секунду в стене открылся люк, втянувший в себя с невероятной силой все, что не было привинчено к полу. Мик, Бьюти, Биск, Лепсиус один за другим влетели в воронку, а вслед за ними посыпались сухари, жестянки, бумажки, окурки, бочки, канаты, швабры и мусор. Залепленные ими с головы до ног, наши путешественники очутились на дне деревянного колодца, снабженного почти отвесными ступенями. Держась за кольца, они поползли наверх, предводительствуемые умной Бьюти. Спустя десять минут она выпрыгнула на землю.

Они находились в топкой, слабо застроенной местности, неподалеку от гавани. Здесь доктор Лепсиус выразил твердое намерение обчиститься, а Биск — определить при помощи компаса широту и долготу.

— Вздор! — ответил Мик. — Мы в Петрограде! Времени терять нечего! Взгляните-ка на собаку, как она пляшет и волнуется! Я дам ей хорошую понюшку, и пусть она приведет нас к Чиче!

С этими словами он вынул из кармана платок, натертый о половицы в номере «Патрицианы», и приложил его к самому носу Бьюти. Собака фыркнула, ощетинилась и стрелой понеслась по улице.

— Эй! — заорали наши путешественники, кидаясь вслед за нею. Но догнать Бьюти было трудновато. Мик решительно оглянулся во все стороны и увидел чей-то велосипед, приставленный к забору. Он вытащил лупу и посмотрел на его педаль. Там были две крохотных буквы «м. м.»

— Нашей работы, Биск, мы спасены! — крикнул он и быстро нажал невидимую кнопку. В ту же минуту велосипедное седло расслоилось на три откидных кресла. Биск прыгнул в одно из них, Лепсиус втиснул себя в другое, а Мик, разбежавшись с велосипедом, вскочил в седло. Он работал педалями как бешеный, пока не догнал мчавшейся Бьюти. Они неслись по улицам Петрограда с быстротой молнии, не обращая внимания на свистки милиционеров, до тех пор, пока Бьюти не добежала до огромного дворца, украшенного саженными афишами.

СЪЕЗД ПСИХИАТРОВ.

ОТКРЫТИЕ.

1. Приветственные речи.

2. Доклад профессора Бехтерева.

3. Доклад профессора Хизертона.

— Чорт побери! — проворчал Биск. — Уж не цирк ли это и не завела ли нас Бьюти к своим четвероногим приятелям?

— Собака не из таковских, — ответил Мик, — нам нужно обдумать, что предпринять!

— Нечего и обдумывать, — вмешался Лепсиус, лингвистические способности которого на этот раз оказались на высоте. — Друзья мои, здесь есть афиши на всех языках, даже на итальянском. В этом дворце — съезд психиатров!

Здесь выступает профессор Хизертон! Немедленно идите за мной, я проведу вас всех!

И стряхнув с себя стружки и опилки, Лепсиус принял величественный вид.

— Профессор Лепсиус! — произнес он, подходя к привратнику и тыча ему свои документы. — Меа мекум. Ассистента! — с этими словами он указал на Биска и Тингсмастера.

— Собаку пропустить нельзя, — твердо отрезал привратник, — иди сюда, пес, иди, голубчик, посиди у меня в чулане.

Бьюти дружески замахала привратнику хвостом, а Лепсиус важно поднялся на лестницу в сопровождении Биска и Мика.

— Вы оказались нелишним человеком, доктор, — не без уважения шепнул ему Тингсмастер, — только помните, — пока вы там будете охотиться на вашего Хизертона, я должен словить моего Чиче.

— А я — моего Грегуара! — вмешался Биск.

Съезд психиатров был уже в полном разгаре, когда наши трое путешественников смешались с толпой и быстро протолкнули себя к эстраде. Несмотря на дневной свет, зал был залит сотнями электрических фонарей. С обеих сторон партера шли нарядные ложи дипломатических представителей. В партере собрался весь цвет русской пауки. В коридорах и проходах толпилась учащаяся молодежь. А на эстраде, богато декорированной зеленью и портретами, стоял длинный зеленый стол, за которым профессор Бехтерев только что приступил к докладу.

Тингсмастер внимательно оглядел залу. Его голубые глаза переходили от лица к лицу, как вдруг кто-то шепнул ему:

— Менд-месс!

— Месс-менд! — ответил он, вздрогнув.

Техник Сорроу, весь покрытый плохо зажившими шрамами, тощий, оборванный, сияя положил ему руку на плечо.

— Вот уж не знал, что встречу тебя, старина! — шепнул он взволнованно. — Сегодня взорвалась наша бомбочка, известная тебе, дружище. Весь Петроград только и говорит, что о ней. Ну и не солоно же хлебали господа фашисты! Мы с ребятами тоже малость поштурмовали их!

— Где Чиче, Сорроу?

— Увидишь, Мик, — спокойно ответил Сорроу. Тингсмастер внимательно обвел глазами ложи для иностранных гостей. К своему изумлению он увидел в них сенатора Нотэбита с дочерью, банкира Вестингауза и с десяток богатых американских заводчиков. Все они перешептывались о чем-то, пожимали плечами, косились на пустую ложу советского правительства.