— Кто его знает… — Джон пожал плечами.

— Наверняка он что-то затеял. Вот только, боюсь, мы поймём, что именно, когда станет уже поздно. Готов поспорить, что ничего хорошего.

— А теперь о погоде, — продолжило радио. — Синоптики обещают, что в ближайшую неделю погода не улучшится, более того, завтра вечером возможно усиление снегопадов и небольшое понижение температуры до минус десяти днём и…

Я выключил радио. Дальше можно было не слушать — раз ожидают только ухудшение погоды. Хотя, куда уж больше снега?

На сером и унылом утреннем небе внезапно появился небольшой просвет, выглянуло солнце, и стих даже бывший до этого лёгким ветер. На душе мне полегчало, но не сильно, я теперь знал, что это очень ненадолго. Я по-прежнему ощущал себя куском мяса, щедро отбитым и вымороженным, но которому не дали хорошенько пролежаться. Спать не хотелось, но я чувствовал себя разбитым и сильно уставшим. Немного шумело в голове после коньяка, но зато боль в ней сдала позиции и поутихла, и я, наконец, начал думать в полную силу.

Рома сказал, что все самоубийцы входили в один и тот же клуб — «Кассандра». Странное название, но на это сейчас можно не обращать внимания, мало ли какие причины были у того, кто его придумал. Сейчас, тем более, каких только названий не встречается, так что это точно не главное. Прежде всего, деятельность клуба — Рома нигде не нашёл, ни чем они занимаются, ни когда появились, ни полного списка его членов. Он просто есть, и всё. Хотя, был ещё адрес и номер телефона, но, как узнал Рома, телефон был отключён уже как полгода за неуплату. Я собирался наведаться туда сразу же, как только Рома мне об этом рассказал, но не успел из-за звонка Джона, и теперь я боялся, что все оставшиеся члены умерли дружно за прошедшую ночь. Узнать это сейчас можно было только одним способом, даже поразительно, как я раньше не догадался этого сделать.

— Игорь? — я набрал номер патологоанатома и дождался, пока тот снимет трубку. — Не отвлекаю?

— Нет, — ответил он. — Если не считать того, что я прямо сейчас сжимаю в руках чужой кишечник.

— Блин, — сморщился я. — Извини. Случаем, это не кишечник нового самоубийцы?

— Нет. Ты всё ещё пытаешься заниматься этим делом?

— Да, поэтому и звоню тебе. С того момента, как мы с тобой вчера виделись, не поступало ли к тебе ещё одного подобного трупа?

— Нет. Сообщить тебе, если будет ещё один?

— Да, было бы круто.

Я поблагодарил его и повесил трубку. Конечно, не факт, что новый самоубийца пройдёт через него, Игорь же не единственный патологоанатом в городе, но надеяться всё же можно было хотя бы на то, что труп попадёт в его морг, а не в какой другой. Тогда он позвонит мне, даже если он будет не в принимающей смене, хотя задержка во времени может оказаться нехилой.

Джон меня высадил в какой-то сотне метров от нужного мне частного дома, что называется, доставил с ветерком, хоть при этом и заметил, что он делает крюк в двадцать километров на пути к своей цели. Он не пожаловался, я вообще не замечал ни разу, чтобы он ныл даже в шутку по мелочам, в отличие от меня. Ближе подбросить не смог — дорогу замело настолько, что даже больше похожий на танк внедорожник не смог проехать сквозь сугроб во всю улицу. Добрые люди расчистили тропинку, но приходилось идти, будучи окружённым со всех сторон снегом высотой минимум до пояса, а кое-где он даже доходил до уровня груди. Частный сектор, тем более, до расширения городской границы бывший пригородом. Не очень богатая деревенька, много старых, бревенчатых домов, но попадаются и небольшие кирпичные, хотя явно построенные минимум лет десять назад. Заборы кое-где выглядывают из-под снега, но во многих местах на ровном снегу торчат мелкие холмики — декоративные низенькие деревянные заборы. Фигня, стоящая только для вида, хотя, скорее всего, просто просевшая со временем в мягкий грунт. Да, грунт здесь был очень мягкий, болотистая местность, и в этом районе даже и не думали что-то строить — ведь есть куча другой земли, нормальной, твёрдой, на юге области.

Мысли у меня сейчас проскакивали самые разные, порождая в слегка пьяном мозге картины одна хуже другой. То мне казалось, что меня в доме будет поджидать Наумов, и что он устроил все эти самоубийства — жертвы оказались такими же, как я, и тоже отказались вступать в его команду, а он за это и убил их. Или что я вхожу в дом и вижу там Алексея и кучу обугленных трупов. Объяснения этому я сходу придумать не смог, поскольку мозг тут же любезно подсунул следующую картинку: дом снова полон трупов, но на этот раз всё выглядит гораздо хуже — оставшиеся люди выпотрошили друг друга за прошедшую ночь и разбросали собственные внутренности по стенам и полу.

Дом я нашёл довольно быстро — во-первых, на нём был номер, во-вторых, он был единственным, к которому не была протоптана или раскопана тропинка. Пришлось идти сквозь снег, обильно набивая его в ботинки и под штанины, а так же в рукава и за пазуху, я очень быстро промок. Идти было очень тяжело, я шёл, невольно сравнивая себя с арктическим ледоколом, которому тоже приходится разгребать такие толщи. Перешагнул низенький забор, подошёл к входной двери одноэтажного кирпичного здания со старыми деревянными окнами с облезлой краской — явная времянка, которая, похоже, осталась в итоге тут навсегда.

— Чёрт, — выдохнул я.

Дверь была основательно завалена снегом и явно открывалась наружу. Учитывая, когда начались снегопады, похоже, к этому дому не подходили уже несколько дней. Странно, а я думал, что в прошедшее воскресение у них состоялась встреча, это же не так давно было. Не здесь? Скорее всего. Я откопал дверь и тут же столкнулся со второй проблемой — у меня не было ключей, чтобы её отпереть, а надеяться, что внутри кто-то есть, было бесполезно. Я присел, зачем-то посмотрел на замочную скважину, после чего почесал репу, вспомнив, что из меня взломщик никудышный. Принял решение попробовать обойти дом и посмотреть, нет ли здесь второй двери. К моей радости, противоположная сторона дома оказалась с подветренной стороны, и там идти было значительно легче. Но двери не было.

В общей сложности я проторчал около этого дома минут с тридцать, если не больше, пока, наконец, не решился на отчаянный шаг, представлявшийся мне единственным способом попасть внутрь. Он мне не нравился, ибо был шумным, неприятным, и, что много хуже, незаконным.

Я оглянулся в поисках лишних глаз, которым может не понравиться мой поступок, затем без особого труда оторвал от низенького забора длинную задубевшую на холоде доску, снова обошёл дом, подошёл к заднему окну и, размахнувшись, бросил доску в окно.

— Твою..!

Доска врезалась в окно и с громким стуком отпружинила в меня, больно ударив по плечу; пухлая куртка не спасла. Шипя не хуже разъярённого приближением хозяйского обеда гуся, я снова взял доску в руки, тщательно прицелился, наметив по небольшой трещине место предыдущего удара, и, наконец, со второй попытки разбил стекло. Замер, прислушался. Где-то далеко лаяла собака, на самой границе слуха был слышен расположенный по соседству завод, но, вроде бы, никаких криков «милицию вызову». Да, в деревнях было гораздо больше людей, ещё не привыкших к тому, что у нас теперь полиция. И изнутри дома тоже тишина.

Окно было на уровне подбородка, карниз весь обледенел, и зацепиться было тяжело. Дополнительной проблемой оказались торчащие осколки — самые крупные я вытащил, средние тоже, а вот мелкие впились в куртку, когда я полез внутрь. Но мне повезло — сразу за окном оказался пустой, покрытый пылью обеденный стол, так что мне не пришлось изворачиваться, чтобы приземлиться не на голову, просто прополз достаточно для того, чтобы потом подтянуть ноги и нормально слезть. Аккуратно отряхнулся, стараясь по возможности не увеличить совсем крохотные, еле заметные тканевые порезы от мелкого стекла.

Едва оказавшись внутри дома, я заметил сразу же три вещи. Первая — слой пыли, о котором я уже упомянул. Он был не супертолстый, каким его любят показывать в большинстве фильмов, у меня на шкафах я встречал и потолще, но здесь ею было покрыто абсолютно всё, даже стены. Так что каждый мой шаг оставлял нечёткий, но вполне различимый, если приглядеться, отпечаток подошвы. Вторая вещь — собачий холод, хотя бедные собаки даже здесь бы не стали жить. Дом не отапливался, видимо, с того времени, как сюда в последний раз заглядывал человек — оно и правильно, зачем топить пустой дом, особенно если в него в ближайшее время всё равно никто не собирается приезжать. Пускай, ближайшее время и затянулось. Счета в эпоху капитализма душат всех, лишние траты никому не нужны. И, наконец, третья вещь — дом был относительно пуст. В том смысле, что здесь присутствовала вся необходимая мебель, были столы, стулья, кровати, диван, шкафы и прочее, но дом всё равно создавал впечатление не жилого. Я нигде здесь не заметил фотообоев, плакатов любимого пса, изношенных тапочек и вообще любого хлама, который обычно сплавляют на дачи и загородные дома, а этот, вне всякого сомнения, был именно таким. Каждый хозяин, особенно если их чёртова прорва в случае клубов с достаточными финансовыми возможностями для покупки подобного дома, оставляет в частых местах своего пребывания свои уникальные следы. Кружка с любимым персонажем из детства, футболка в шкафу со смешной надписью, сильно потрёпанный от частого чтения «Пикник на обочине» Стругацких на книжной полке — без разницы, такие вещи бросаются в чужом доме в глаза сразу же, особенно у людей с такой, как у меня, профессией. Здесь я не видел ничего подобного, просто дом, в который приходят что-то обсудить, немного выпить, сыграть в карты или устроить групповуху, а потом с чистой душой свалить до следующего раза.