— И что мне с тобой делать? — спросил я у неё.

— На балкон поставь, — снова раздалось у меня за спиной.

— А я думал, что ты уже ушёл.

Сашка задумчиво посмотрел на сову, но ничего примечательного не нашёл.

— У меня никаких идей, — сказал он. — Вообще. А у тебя?

— Издеваешься?

— А, ну да, я же забыл, что мы с тобой — одно целое. Всё равно, поставь на балкон, и окно там открой, а то твои штаны опять каким-то керосином воняют.

— Ладно, ладно, — поспешно пообещал я, но вскоре так и сделал. — И что теперь?

— Берись за предложенное дело, оно как раз по тебе, да и награда достойная. Знать бы, кто ещё это организовал. У меня есть, конечно, пара идей…

— И каких? Наумов?

Брат постучал себя по лбу, намекая, что я — идиот.

— Там же сказано, что он пока ещё не замешан.

Я обратил внимание на его «пока ещё». Похоже, моё подсознание тоже дёргается по этому поводу. А это явный признак того, что предложенное дело уже захватило мой разум. Так с чего же начать? В письме говорилось, что каждое убийство выставляется как самоубийство, я тут же вспомнил, что об одном самоубийстве прочёл полчаса назад. Это оно?

Я тут же кинулся к компьютеру, по пути заметив, как брат довольно ухмыльнулся и растворился в воздухе. Раскопал блог, в котором нашёл эту заметку.

— Так, это было два часа назад, — я говорил вслух, поскольку так лучше запоминалось. — Полиция ещё не должна была уехать, я знаю, сколько они ковыряются на подобных местах, кто-то должен был там ещё остаться. Где, где, чёрт побери?

Я, наконец, получил адрес и тут же удивился: так близко к моему дому? Всего пятнадцать минут торопливой ходьбы! Я шементом собрался, надел куртку и выскочил в подъезд.

Мне показалось, или глазок соседки предательски сверкнул? Интересно, о чём она сейчас думает, когда видит, как я торопливо выскакиваю из квартиры, хотя в её понимании я должен сейчас страдать от жёсткого похмелья из-за вчерашнего праздника? Я могу проверить, но мне лень тратить на это силы.

На улице тихо шёл утренний снег.

Полицейское ограждение стояло прямо посреди прохода.

Это случилось в одном из тысяч тех дворов, которые наполняли Старый Петербург. Хех, теперь Старым Питером можно было именовать всё, что было построено более чем три года назад. Двор был самый обычный — довольно широкий, но со всех сторон окружённый древними пятиэтажками, словно крепостными стенами. Три выхода, каждый через свою арку в домах, на север, юго-восток и запад. Под одной такой аркой в куче неубранного снега всё ещё виднелся труп. Снег, приносимый туда вечно дувшим здесь ветром, белыми мухами кружился над распростёртым окровавленным телом, падал на него и не таял. Труп уже замёрз, забрать его не успели, и теперь можно было не торопиться, опасаясь, что над ним начнутся кружиться уже настоящие мухи. Со стороны улицы труп почти и не видно из-за сугроба, который оставил проезжавший мимо трактор, расчищавший улицу, только ботинки выглядывают. Но народ толпился возле ограждения.

Запах смерти я почувствовал метров за десять до ограждения, даже через мой привычный зимний насморк.

Я пробрался сквозь неплотную толпу зевак и упёрся носом в знакомое плечо.

— Паша, — кивнул я ему.

Он заметил меня в первых рядах толпы любопытствующих и кивнул в знак приветствия. Улыбнулся своей тёплой и несколько добродушной улыбкой, снял перчатку и протянул руку. Я её пожал.

— Коля, — сказал он. — Что ты здесь делаешь?

— Я… — начал я и замешкался.

Я не знал, как ему объяснить те причины, которые выдернули меня на улицу и притащили сюда. Паша обычно мне верил, но это не отменяло того факта, что мне всё же придётся что-то объяснять, а для этого нужно было ещё найти правильные слова, чтобы ненароком не выставить себя идиотом. Вера верой, но чужое мнение о себе мне очень важно, я и так уже успел подпортить себе репутацию.

— Давай живей, — тут же сказал Паша и подвинулся в сторону, пропуская меня между двумя припаркованными полицейскими машинами, стоявшими в качестве ограждения. — Семён уже минут двадцать как там крутится.

Я удивился, но не подал виду, типа, я так и хотел поступить, и прошёл за ограждение. Парочка незнакомых полицейских покосились на меня, но ничего не сказали — раз сержант меня пропустил, значит, всё нормально.

— А ты уже вышел из отпуска что ли? — спросил у меня вдогонку Паша.

Я, не оборачиваясь, пожал плечами и неопределённо помахал рукой, мол, всё сложно. По сути, я не соврал.

Я свернул за сугроб и сначала увидел живых людей, а только потом уже мёртвых. Среди живых была ещё пара полицейских по другую сторону арки, замыкали ограждение. Как всегда равнодушный ко всему происходящему Игорь, патологоанатом, пытался своим дыханием согреть шариковую ручку. Мрачный Семён втирает что-то какой-то девушке, тоже в гражданской одежде, должно быть, репортёрше. А справа, возле самой стены, лежит труп, уже весь засыпанный налетевшим снегом, под которым смутно видна рана на груди. Лежит на спине, одна рука возле раны, другая откинута в сторону и сжимает какой-то снежный ком непонятного назначения. Одна нога полусогнута, похоже, мужик, будучи ещё живым, пытался отползти к стене и прислониться к ней, но не успел. То ли замёрз, то ли истёк кровью и отключился, скорее всего, сразу оба варианта.

Чёрт, надо сказать, здесь пахнет гораздо хуже, чем на подходе к этому месте. Стойкий запах общественного нужника, плюс запах какой-то гнили и прелой бумаги, да к тому же ещё и слабый запах металла, крови — самый тошнотворных из них для меня. Хорошо хоть сейчас зима, всё засыпано снегом, да и насморк у меня, так что я не вижу и почти не улавливаю особых ужасов, которые обычно витают в воздухе возле убитых. Моя фобия по поводу крови не играет мне на руку при моей профессии.

Я хотел было наклониться поближе к трупу и попробовать разузнать что поподробнее, разглядеть лицо и, переборов себя, увидеть рану, но не успел — меня заметили.

— Николай, и ты здесь? — удивился Игорь, но его лицо по-прежнему сохраняло каменное выражение. — А как же…

Он оглянулся на Семёна и репортёршу, а потом на меня и на труп.

— О, — сообразил он. — Понятно. Ох, ты же вроде в отпуске, зачем ты пришёл сюда? Не можешь усидеть на месте?

— Типа того, — кивнул я. — Живу здесь неподалёку, вот, проходил мимо, заметил толпу и решил узнать, в чём дело. А там Паша Нестеренко, ну он и пропустил меня.

— Нестеренко, — повторил за мной Игорь.

— Надеюсь, ему за это ничего не будет? Ты никому об этом не скажешь?

— Если ты так хочешь, то не скажу, — ответил он, и я расслабился.

Не хватало, чтобы Паше выговор из-за меня сделали, ведь, по сути, я сейчас даже не следователь, мои документы находятся в отделении.

— Так собственно, что здесь произошло? — спросил его я и указал на труп.

— С точки зрения расследования — ничего, — ответил Игорь и подошёл к трупу. Не пишущую ручку он положил в карман служебной куртки. — Самоубийство.

— А с твоей точки зрения? — спросил я, почувствовав, что здесь всё-таки есть кое-что интересное.

— С моей? Попытка суицида — она и в Африке попытка суицида, но, надо сказать, весьма успешная, если учесть выбранный способ. Человек, решившийся на такое, на каждом углу не встречается, он должен обладать определёнными духовными и психологическими качествами.

— Силой воли? — предположил я, припомнив, что многие попытки самоубийства не реализуются как раз из-за слабой воли.

— Верно, причём, весьма большой силой воли. Но ещё он должен быть при этом физически сильным.

Я нахмурился. Зачем самоубийце большая физическая сила? Неужели задушить самого себя голыми руками пытался? Насколько я представляю это себе, такой способ бесполезен, поскольку стоит ему потерять сознание от начавшейся гипоксии, как его руки сами собой разожмутся, и он задышит нормально.

Игорь увидел моё замешательство, и тут же пояснил: