Но в жизни всё по-другому, Ник, ты же знаешь. Ты можешь надеяться на хэппи-энд, но вовсе не обязательно, что он настанет, здесь всё развивается по своим собственным законам, и не важно, чего хочешь ты. Жизнь или, если тебе так угодно, судьба имеет на тебя свои собственные планы, и когда они выполнятся, ты умрёшь — это неизбежно. Ты можешь либо смириться с этим, либо же попытаться противостоять этому, но финал всё равно будет один, ты просто придёшь к нему другой дорогой. Все рано или поздно умирают.

Вскоре мы подъехали к моему дому. Уже стемнело, и один из самых длинных дней в моей жизни подходил к концу. Усталые люди приходили с работы домой и зажигали в квартирах свет, их встречали их дети, собаки или кошки, искренне радуясь возвращению домой дорогого им человека, а так же в надежде, что тот принёс с собой что-нибудь вкусненькое. У меня это тоже когда-то было, но с каждым новым днём воспоминания блекнут, стираются, и мне всё больше кажется, что это всё было не со мной, а с кем-то другим, кто умер три месяца назад вместе со своим братом. А я всего лишь занимаю его квартиру и ношу его одежду.

— Поднимайся, — я протянул ключи Пашке. — А я пока в магазин схожу, а то у меня холодильник почти пуст. И это… ты не мог бы дать мне взаймы?

Паша сунул руку в карман и достал оттуда несколько купюр, а затем отдал их мне.

— Это не взаймы, — сказал он, впихивая купюры мне в руку. — Ты сегодня спас мне жизнь несколько раз, так что обратно я их не приму.

— Ты меня сегодня тоже спас, — возмутился я. — Даже несколько раз, если считать особняк!

— Фабрика всё перекрывает, — заметил он. — Тем более, я считал. Это я тебе должен. Так что дуй в магазин, а я пока с девчонкой разберусь. И никаких возражений!

Когда он отвернулся, я молча покривлялся ему в спину, передразнивая его, затем показал язык, а когда он обернулся, я сделал вид, что я ничего не делал.

— Иди уже! — рявкнул он.

В магазине особых приключений не было, так что описывать я свой набег на прилавки не буду, упомяну лишь, что я закупился на эти деньги так, как долго не затаривался. Я купил мяса, фруктов, сока, зелени, готовых салатов, картошки, моркови, хлеба, а так же пива Паше, а мне бутылку дешёвого ликёра на оставшиеся деньги. Домой шёл осторожно, стараясь не порвать лопавшиеся от избытка продуктов пакеты неосторожным движением или зацепом за что-нибудь вроде заборов, веток кустов и прочего, пробираясь сквозь снежные завалы. Снова начал сыпать проклятый снег, но в этот раз он оказался мелким и жалким, видно, даже небу он надоел вусмерть. В подъезде тоже было всё спокойно, в лифте воняло не мочой, как обычно, а хлоркой, да и добрая соседка, которая, кажется, круглыми сутками дежурит возле двери, чтобы снова наехать на меня, повстречалась мне у почтовых ящиков, а не возле самой квартиры. Мы вежливо и сдержанно поприветствовали друг друга, её взгляд скользнул по пакетам у меня в руках и, заметив, чего я понапокупал, стал чуть теплее обычного. А потом она увидела пиво и бутылку ликёра, и её настроение мгновенно сменилось на взрывоопасное, но я уже успел к тому времени покинуть зону поражения, скрывшись за дверями лифта.

В квартире тоже было всё спокойно. Паша уже химичил на кухне, а девочка смирно сидела перед работающим лучшим другом детей — телевизором, хотя, судя по её реакции на происходящее на экране, ей было всё равно, что смотреть, будь там мультфильм про говорящую жёлтую губку или же треш-фильм Роберта Родригеса. Я выгрузил содержимое пакетов на стол, Паша скептически оценил его как «не густо, но чего-нибудь съедобного сварганить можно».

— Всё нормально? — спросил я Пашу.

— Да, — ответил тот, не отрываясь от плиты.

— Я имел в виду другое, — объяснил я. — В смысле, я привык к таким вещам, которые творились с нами сегодня. Не в том смысле, что они со мной творятся каждый день, но я имею в виду, что…

— Ради бога, не лезь мне в душу, — не сдержался Паша, и я послушно заткнулся, а затем, постояв в неловком молчании около полминуты, поспешил и вовсе убраться из комнаты.

«Ничего», — успокаивал я себя. Ничего, ему просто требуется немного времени, чтобы всё осознать. То же самое творилось и с Ромой, когда он узнал о существовании подобных вещей. Хотя, у Паши ситуация чуть-чуть отличалась — ведь он видел мой отчёт, который я составил по событиям в плену у Наумова, и тогда же он сказал мне, что он верит мне. Но одно дело говорить, что Вы во что-то верите, другое — полагать, что Вы в это верите, и третье дело — сталкиваться с ними нос к носу. Всё-таки, чтобы действительно поверить в, казалось бы, невозможные вещи, нужно всего-навсего их увидеть. И он увидел, хотя, надо сказать, держится он молодцом.

Я прошёл в зал, пару минут понаблюдал за девочкой, пытаясь понять, смотрит она телевизор или же нет, затем подошёл к шкафу, открыл медицинский ящик, достал оттуда пару таблеток обезболивающего и выпил их. Затем я на всякий случай попробовал обыскать девочку — а вдруг у неё в одном из карманов паспорт лежит? Хотя, какой паспорт, ей же даже четырнадцати нету. Девочке, похоже, было всё равно, сидит она спокойно, или же кто-то шарится по её карманам. Её это нисколько не волновало. В общем, я не нашёл у неё ровным счётом ничего, что могло бы помочь хоть как-то установить её личность, поэтому я решил позвонить в полицейский участок и узнать, не давал ли кто каких объявлений о её пропаже.

— Добрый вечер, — сказал я в трубку, поморщившись от болетворных звуков собственного голоса, эхом отразившимся внутри моей черепной коробки. — Это следователь Николай Айдарин.

— Назовите ваш номер, — попросила операторша.

Я назвал.

— Добрый вечер, — только теперь она в ответ поздоровалась со мной. — Чем могу быть полезна? Только побыстрее, у меня смена через пять минут заканчивается.

Проклятье! Все готовы помогать только тогда, когда им это удобно.

— Это не займёт много времени, — сказал я.

Я решил не возмущаться, не хватало только разжечь ещё один скандал, тем более что моя бедная головушка, боюсь, этого не выдержит, равно как и совесть препирательства ещё с одним человеком. К тому же, она пока ещё готова помочь.

— Хочу узнать, не подавал ли кто объявлений о пропаже девочки. Где-то одиннадцать-двенадцать лет на вид, тёмные волосы, серые глаза.

— Минуточку, — оператор быстро что-то оттарабанила по клавишам. — Да, есть шесть объявлений с подходящим описанием. Вам зачитать все?

— Нет, — я нахмурился.

Целых шесть объявлений! Какого чёрта творится в моей стране, если у нас столько детей пропадает?

— Сколько из них были поданы не раньше прошлого года? — спросил я. Смысла искать среди объявлений десятилетней давности не было.

— Два, — через небольшую паузу ответила оператор.

— Да, я забыл уточнить, — я хлопнул себя по лбу. — У девочки наблюдается психическое заболевание, и довольно серьёзное. Там что-нибудь такое указано?

— Да, есть одно, — ответила она.

— Отлично! — обрадовался я. — Можете зачитать?

— Минуточку. Значит, слушайте…

Внезапно в трубке раздался какой-то странный треск, довольно громкий. Похоже, что где-то на одной из телефонных станций что-то сломалось.

— Алло? — спросил я у трещавшей трубки. — Алло? Меня слышно? Вы там?

Треск прекратился, и оператор поспешно ответила:

— Да, я здесь. Вы тоже слышали треск? Похоже, какие-то неполадки на линии.

— Вроде всё нормализовалось, — неуверенно сказал я. — А не могли бы Вы ещё раз зачитать объявление, а то из-за этих шумов я всё прослушал.

— Ой, извините, но вот прям только что объявление стало неактуальным, — виноватым тоном внезапно сказала оператор.

— В смысле? — я в изумлении выгнул бровь.

— Дело закрыли, — пояснила она. — Вот прям в эту минуту.

— Да? Чёрт. Похоже, это не оно было, а я уже обрадовался.

Тут сработала моя параноидальная подозрительность. Как-то уж больно лихо два события наложились друг на друга — странный треск и внезапное закрытие дела. Может, здесь не всё чисто?