– Роби, помощь не успеет. Смотрите.
Я посмотрел. Позади первой захлебнувшейся Волны шла вторая, гораздо больше и яростней. Она сжимала кольцо вокруг корабля.
– Мы можем пробиться к вертолету, – сказал Камилл.
Люди. Двое мужчин, две женщины и пятеро детей. Им не выжить. я на мгновение оглянулся и замер. Между ними стояли фантомы. Грустно улыбался ослепительной улыбкой Габа. С надеждой смотрели дети, оставшиеся на Радуге. А рядом стояла она.
– Энергии на корабле хватит для нуль-транспортировки? Отвечайте, быстро! – спросил я у Камилла.
– Да.
– Если энергия высвободится, вы успеете спасти людей?
– Успею.
– Дайте ваш дезинтегратор.
– Но…
– Давайте!
Камилл протянул оружие.
– Роберт, подумайте. Корабль – это же шанс для человечества. Возможность вертикального прогресса.
– Вы знали заранее, что это случится. Может быть, уже тогда, когда меня спасали. Вы правы, так будет лучше. я не буду спрашивать, какую опасность для человечества вы увидели по ту сторону. Прощайте, Камилл.
Я вбежал на корабль, остановился возле колодца с мигающим светом.
Свет-тьма. Свет-тьма. Точка-тире.
Таня… Спасибо, что ты была… Есть. я обернулся. Она стояла во тьме туннеля и смотрела на меня. я поднял дезинтегратор и выстрелил в колодец. В последний миг показалось, что впереди вспыхнуло яркое солнце. Там были стаи птиц, блестели огромные озера с синей водой, и теплый ветер ласково подул мне в лицо.
Камилл лежал на краю утеса, заложив руки за голову. Внизу, над лесом, плыл белый туман. Вверху, под белоснежными облаками, кружили друг за другом драконы. Впереди ждали долгие года одиночества. Камилл выпрямился, посмотрел в пропасть. Затем подобрал оставшиеся на земле камни и швырнул вниз.
– До свидания, Роби, – тихо сказал он. – До встречи.
Владимир Марышев
Беспокойная улитка
Он поднялся и, не оглядываясь, пошел в ту сторону, где должна была быть деревня, – по теплой сухой траве, мимо теплых сухих стволов, жмурясь от теплого солнца, которого непривычно много было здесь, навстречу пережитому ужасу, от которого больно напрягались все мускулы, навстречу тихой странной надежде, которая пробивалась сквозь ужас, как травинка сквозь трещину в асфальте.
Леонид Андреевич сбросил шлепанцы и сел, свесив босые ноги в пропасть. Ему показалось, что пятки сразу стали влажными, словно он и в самом деле погрузил их в теплый лиловатый туман, скопившийся в тени под утесом. Он достал из кармана камешки и аккуратно разложил их возле себя, а потом выбрал самый маленький и тихонько бросил его вниз, в живое и молчаливое, в спящее, в равнодушное и глотающее навсегда, и белая искра погасла, и ничего не произошло – никакие глаза не приоткрылись, чтобы взглянуть на него.
Полоса красного опасного мха напоминала язык исполинского зверя. Казалось, он вытянул его, отравившись зловонными испарениями болот. Сам давно уже сдох, стал кормом для неисчислимого множества лесных обитателей, а язык все тянулся сквозь заросли, постепенно истончаясь. Вот он полностью истончился и закончился. А через несколько шагов закончился и Лес.
Кандиду открылась поразительная, неправдоподобная картина. Он увидел крутой обрыв, настоящую бездну. За его кромкой, далеко внизу, виднелось что-то бескрайнее, пестрое, буровато-зеленое, напоминающее цветом и хаотическим узором гигантский маскировочный халат. Кандид не сразу сообразил, что это еще один Лес – возможно, такой же, из которого он только что вышел.
На краю обрыва, свесив ноги, сидел человек. Он был худощав, черноволос и одет в слишком просторную для него серую куртку.
Человек развлекался тем, что кидал вниз камешки. Бросив очередной, он проследил за его полетом и довольно потер руки. Так, словно внизу распростерлась еле видимая отсюда мишень, и он каким-то чудом угодил в самое яблочко. Затем незнакомец слегка наклонил голову набок и, видимо, уловив звук приближающихся шагов, обернулся.
У него было странное лицо – несовременное, словно позаимствованное в одной из отдаленных эпох. Глядя на это лицо с резко очерченными надбровьями и характерным утиным носом, Кандид вспомнил идолов с острова Пасхи. Сходство было поистине удивительное.
«Кто вы?» – хотел спросить Кандид. Но вместо этого, подойдя поближе, почему-то выдавил:
– Ну и пропасть… Сколько там до дна?
– Два километра! – с готовностью ответил человек. – Приблизительно. Да, кстати, позвольте представиться. Леонид Андреевич Горбовский.
– Что вы тут делаете? – машинально спросил Кандид. И тут же почувствовал себя неловко.
– Извините, Леонид Андреевич, – сказал он. – Меня зовут Кандид.
– Я знаю, – запросто, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся, сказал Горбовский.
– Откуда?
– Видите ли, Кандид… Вы, наверное, думаете, что я сижу на краю обрыва и кидаю камешки в эту зеленую пену, мучаясь бездельем? Скажите честно – думаете, да? Да вы присаживайтесь. Вертикальное положение – самое неестественное, нерациональное и энергозатратное. Поверьте мне! Сидеть гораздо лучше. А уж лежать… Мой вам совет: если не хотите непрерывно увеличивать энтропию Вселенной – лежите побольше!
– Спасибо, – сказал Кандид, но и не подумал занять местечко рядом с Горбовским – напротив, отодвинулся подальше от края.
– Как будет угодно. Так вот, я сижу здесь не просто так, а поджидая вас, Кандид. Вся группа в сборе, оборудование свернуто, приказ к отбытию поступил. Мои коллеги мысленно уже дома и наверняка костерят меня последними словами за задержку. Но я не мог отправиться восвояси, не побеседовав с вами.
– Группа? Оборудование? – Кандид вгляделся в Горбовского, и его кольнула мысль: ни этот странный человек, ни загадочная группа, если она действительно существует, никоим боком не привязаны к Управлению. – А вы кто, Леонид Андреевич? И главное – откуда вы?
– С Земли, – сказал Горбовский и скосил глаза вправо, выискивая еще один подходящий камешек. – Но не с вашей. Дело в том, что существуют как минимум две Земли. На одной есть Лес, есть Управление, есть вы, Кандид. Важнейший показатель – уровень развития социума. По нашим меркам он соответствует примерно концу двадцатого века.
– Какой же в таком случае век у вас?
– Двадцать второй. Всяческое изобилие, самодвижущиеся дороги, скатерти-самобранки, китовые фермы и, конечно же, межзвездные экспедиции. я много лет был звездолетчиком – хочется думать, не последним. А теперь вот увлекся этим проектом. Не буду описывать машину, в которой прибыла наша группа, – это слишком сложно, сам путаюсь. Мы провели исследования, кое-что поняли, гораздо больше не поняли, а теперь должны возвратиться. Не потому, что надоело, а по физическим законам. Видите ли, вот-вот закончится цикл Хасимото-Айзенберга… Впрочем, к черту физику! Важно одно: мы уходим и вновь появимся нескоро. И вот, пока я еще не исчез из вашего мира, пока сижу здесь, свесив ноги, и развлекаюсь бросанием камешков в пропасть, мне хочется спросить. Скажите, вы твердо решили уйти из Леса?
– А вы как думаете? – Кандид почувствовал, как в нем растет раздражение к этому флегматичному гостю из будущего, любителю сидеть, болтая ногами, а еще больше – лежать, дабы не увеличивать энтропию Вселенной. – Чем спрашивать, лучше помогли бы. Ведь вы, наверное, всемогущи? Китов пасете, к звездам летаете… Что вам стоит взять и перенести меня туда… к своим?
Горбовский отодвинулся назад и поднялся. Он был высокий, угловатый и – это странным образом угадывалось в его скупых, размеренных движениях – невероятно сильный. Кандиду даже показалось, что он сейчас сгребет его в охапку и, без устали переставляя длинные ноги, отнесет в Управление.