— Вы не замечали, она ссорилась с кем-нибудь, пока вы ее охраняли?

— Нет, — помотал головой Андрей. — Да и не с кем было. Я же с лета этим стал заниматься, у нее каникулы. Она дома сидела или с Глебом Макаровым где-то шаталась. Ксения вообще не особо общительна… была. Меня поначалу не замечала, словно я мебель, а потом вдруг словно с катушек съехала, потребовала, чтобы я перестал за ней ходить. Визжала, ногами топала, стукачом обозвала. Ну, Олег Юрьевич меня и снял с наблюдения. Иногда только просил съездить за ней куда-нибудь.

Я насторожился. Рокотов явно знал больше, чем хотел показать. Что-то в поведении или окружении дочери ему не понравилось, если он захотел отправить с девушкой сопровождающего. Или же он начал бояться за дочь? Я мысленно сделал зарубку спросить об этом своего нанимателя.

— Олег Юрьевич просил вас за ней… наблюдать? То есть вы не просто сопровождали Ксению по магазинам или клубам? — уточнил я.

— Вообще я поначалу и то, и это делал. Потом только сопровождал.

— О перемещениях Ксении вы докладывали лично Рокотову или Фиронову?

— Олегу Юрьевичу, — не раздумывая ответил Андрей. — Он всегда благодарил. Помимо денег вискарь подарил.

Я распросил Андрея об отношениях Ксении и Глеба, но тут он не смог сказать ничего интригующего. Обычная влюбленная пара, встречались, гуляли вместе. Затем я спросил о том, как к Ксении относились родители Глеба, встречались ли они вообще. Злобный взгляд Натальи Макаровой и ее неприкрытая ярость не давали мне покоя. Взгляд Андрея на миг затуманился, и он, помявшись мгновение, неохотно сказал:

— Знаете, по-моему, Ксения с Натальей Александровной поссорилась.

— С чего вы взяли? — небрежно спросил я.

— Где-то месяц назад они столкнулись в арт-галлерее. Глеб там картины выставлял, ну, конечно, все пришли, и Макаровы, и Рокотовы. Там Наталья Александровна опрокинула на Ксению вино, причем не случайно, я видел. Прямо таки плеснула, а Ксения в белом платье была. И еще сказала что-то, только я не услышал. Глеб долго с матерью разговаривал, красный был от злости, а Наталья Александровна ему велела оставить Ксению и больше никогда не встречаться с ней. Он, конечно, не послушал. Но они все равно потом поругались.

— Поругались? Из-за чего? — спросил я, мысленно представив ту картину: струя красного вина заливает белое платье, капли падают на пол, словно кровь. На миг мне сделалось нехорошо. Сверлящий взгляд не ослабевал, более того, за спиной стало холодно. Андрей, видимо, ничего подобного не ощущал поскольку продолжил бойко докладывать.

— Я не знаю. Я заехал за Ксенией Олеговной с утра, она велела отвезти ее в торговый центр, хотела компьютер купить. Я поднялся в квартиру, а там — бардак, ноут в мусорке, разбитый. У Ксении синяк под глазом. Я ее спросил, что случилось, она мне и ответила, сухо так, с любимым повздорила, комп об его башку разбила, надо вот новый купить. Я больше с расспросами не лез, отвез ее в магазин, потом домой. А через пару дней она истерику закатила и велела за ней больше не ездить. Ну, а потом у меня отец умер, и мама заболела.

— Причины ссоры вы, конечно, не знаете?

— Не знаю, но они в последнее время часто ссорились. В последний раз — из-за матери.

— Из-за той сцены на выставке.

Андрей покачал головой.

— Нет, я неправильно выразился. До того они ругались из-за матери Ксении. Она ездила к ней в Красногорск, причем умудрилась смыться так, что я не заметил. Олег Юрьевич очень сердился, потом сам в Красногорск поехал, общался со Светланой Игоревной.

Я припомнил выписку со счетов Ксении. Значит, в Красногорск она ездила к матери. А затем туда отправился Рокотов. Что ж, это было вполне объяснимо. Он узнал об этом и хотел поговорить с бывшей женой. Общее горе часто объединяет даже уже чужих людей, вполне возможно, Светлана нуждалась в утешении мужа, пусть бывшего.

— Когда это было? — спросил я.

— Ровно за неделю до смерти Ксении, в пятницу, потому что в выходные я уехал к маме и больше не работал. Я еще удивился: у Рокотовых в доме о первой жене Олега Юрьевича ничего хорошего не говорили. Даже Фиронов считал ее… извините… конченой.

— Почему? — удивился я.

— Она же запойная, — развел руками Андре и помрачнел. — Алкаш в семье — это всегда беда, мне ли не знать, даже если пьет мужик. А тут женщина, мать! Разве это нормально? Пьющая баба отдает родную дочь на воспитание отчиму, и сама десять лет даже не пытается с ней увидеться.

Я невольно потряс головой. Отчиму?

— Простите… Что вы сказали? Какому отчиму?

Андрей удивленно поднял брови.

— В смысле — к какому? Олег Юрьевичу. Вы не знали, что он не ее родной отец?

— Понятия не имел.

— Ох… — Андрей выглядел сконфуженным. — Рокотов мне башку оторвет… Хотя вы же для дела спрашиваете… В принципе, это вся обслуга знала, так что, я вам ничего не говорил, ладно?.. Короче, Светлана Игоревна по синьке где-то залетела, толком даже не известно от кого, хотя на тот момент была за Рокотовым замужем. Он долго дочь считал своей, пока Ксения не заболела и ей кровь не потребовалась. Ну, там и оказалось, что группа не совпадает. Скандал был до потолка, но Рокотов все ж таки мужик, от Ксении не отказался, считал ее родной дочерью, и к себе забрал, когда Светлана Игоревна чертей гонять начала. Он жену в дурку отправил, лечил долго, но она по новой начала загоняться. Тогда он развелся, и дочь отсудил, даром, что не родная. А Светлана Игоревна дома у Рокотовых не появлялась… Хотя…

Андрей нахмурился и поглядел в сторону дома, прислушиваясь. Мне не хотелось, чтобы он ушел под благовидным предлогом ухода за матерью, когда выложил больше всех встреченных свидетелей. Я отметил, что даже после увольнения, Сухоруков не говорит о хозяевах плохо, уважительно называя по имени-отчеству. Однако на Светлану его лояльность не могла распространяться, потому я поторопил его:

— Хотя — что?

— Один раз она приезжала к Ксении домой, не знаю даже откуда адрес узнала, пьяная была, в хлам. Ее пускать консьерж не хотел, но она как-то прорвалась, только дочь ее не пустила. Консьерж меня вызвал, но к моему приезду она уже уехала. Консьерж сказал, Светлана Игоревна выла под дверями, как волчица, и все просила простить ее. Ну, а через месяц Ксения поехала в Красногорск. Наверное, все-таки оттаяла. Какая-никакая, а она мать. А мне такой втык дали.

Теперь причина, по которой Сухоруков не хотел вспоминать историю с матерью Ксении была понятна. Мне оставалось выяснить не так много.

— Интересно… А вы не знаете подругу Ксении? Ее, кажется, зовут Алиса.

— Снежинская?

— Не знаю. Возможно. Брюнетка с пирсингом.

— Ну, другой Алисы среди знакомых Ксении я не знал. Снежинская с ней учится. Судя по описанию она.

— Что вы можете о ней сказать?

— Да ничего такого, — отмахнулся Андрей и скривился. — Чмошника какая-то. Вся в цепях и пирсинге, ее б отмыть и причесать, глядишь и можно взглянуть без отвращения. Не люблю таких девок, начинаешь ее того, а у нее во всех местах дыры, пирсинг, звенит все бубенцами. Вот и эта такая. К Ксении она липла все время, а та ее не сказать, что сильно привечала. Так, поди, подай, принеси, спихивала барахло старое, но я честно ни разу не видел, чтобы Алиса тряпки Ксении надевала.

— Адрес ее знаете?

— Конечно. Как-то отвозил до дома.

Я записал адрес Алисы Снежинской, задал еще пару вопросов и, не зная, что еще можно выжать из бывшего охранника, попрощался. Зудящий взгляд мертвых глаз провожал меня до ворот, вымораживая спину злостью и могильным льдом. Андрей проводил меня до машины и там, помявшись, все-таки отважился повторить свой вопрос:

— Скажите, как вы считаете, Ксению Олеговну все-таки убили?

Я вздохнул и пожал плечами.

— Не знаю, Андрей. Все возможно. Мог это сделать, например, Глеб?

Андрей оглянулся на свой дом с тоской.

— В тихом омуте, сами знаете… Ни от кого не ждешь плохого, даже если это какой-то близкий человек. А тут посторонний. Мне показалось, что в последние дни он изменил свое отношение к Ксении. По-моему, Глеб ее возненавидел. Только знать бы — за что?