— Наверное, — я поднялся, сцапал подругу и усадил на стул. — Теперь я сделаю тебе кофе с пирогами. Сиди.

— У вас все будет хорошо, Вернон, — напевала она мне в спину, пока я мыл кофейник.

— У тебя тоже все будет хорошо…

— Ей повезло, ее позвали! Она просто еще не знает… Но я ей расскажу!

— Обязательно, — соглашался я со всем, что она лепетала, насыпая кофе. — Покурить есть?

— Там за гратисторой… нет, это не она… в зеленом горшке такая лохматая! Да! — Нащупав пачку, я приказал себе забыть название этого косматого куста и с наслаждением закурил. — Я тоже буду, — укоризненно глянула на меня Силь.

Мы замолчали надолго. Потолок затягивался горьковатым вкусным дымом, он плелся в витиеватые кружева, окутывал цветы, лампы. Когда дошел до кота на подоконнике, Нойл громко возмутился, но был проигнорирован и вынужден ретироваться.

— Я думала, чем могли воздействовать на Нонну, что она сорвалась…

Мы не говорили с Сильвой об этом, слишком глубока еще рана потери. Сильва с Нонной были подругами детства, неразлучны много лет. У меня даже было чувство, что они — одно целое. Говоришь с одной, отвечает другая, и наоборот. Их связь была для меня непостижима. Теперь же без Нонны Сильва будто выцвела. И я боялся, что потеряю и ее.

— …Они что-то создали, Вернон. Какой-то препарат…

— Я проверил все — ничего не обнаружено ни в остатках тела, ни в квартире, — прикрыл глаза, делая глубокую затяжку.

Остатки после огня чисто условны, и даже наши навороченные экспертные методы не способны ничего вытащить. И единственных свидетелей не допросить — они тоже мертвы.

— Знаю. Но есть же еще то, чем она дышала…

— И об этом думал.

Когда я примчался к Нонне в академию, она уже не могла говорить. Была надежда, что написала что-то, но после самовозгорания ничего восстановлению не подлежало.

— Вернон, я нашла один старинный рецепт и долго не могла его расшифровать. За этой книгой я даже ездила в Вуд-Оак…

— Почему ты не предупредила? Я же сказал — без меня никуда не выезжать.

— Ты очень занят, — она потянула с подоконника какой-то потрепанный фолиант, не привлекающий внимания между двумя серыми горшками. — Есть такое насекомое, которое уже не водится в лесах Демидейла… сейчас… — Силь склонилась над посеревшими листьями с непонятными мне письменами. — Саламандровый мховник. Я искала эту штуку по всем библиотекам! Еще я составила для тебя список всех растительных ингредиентов, которые могли использовать… — Она снова шмыгнула носом.

— Что там с… мховником? — поспешил я переключить ее внимание, пока она снова не ударилась в слезы.

— Что там с кофе?

— Почти…

— Так вот, этот мховник использовали для убийства салем около трехсот лет назад в массовых истреблениях. Из него делали что-то типа дымовой шашки. Частички мховника при соприкосновении с легкими начинали жечь изнутри, и от боли запускался механизм самоуничтожения… — Понятия не имел, чего ей стоило так ровно все это выложить. Но на большее ее не хватило. Силь уже не плакала — застыла с ровной спиной и невидящими глазами. — Думаю, тебе надо заняться этой информацией.

— Не выезжай никуда без моего ведома. — В доме вдруг стало так тихо, что даже пульс в ушах стало слышно. — Не хочу тебя потерять…

Ничего более идиотского и придумать нельзя — решать пол утра, оставлять ли красную помаду и каблуки в своем образе. В итоге я не стала изменять заданному вектору. Каблуки стали более устойчивыми, но все такими же высокими — а то вдруг снова его невеста явится, а противостоять ей в кедах вообще не вариант! Я даже заказала себе сгоряча еще одну пару обуви, стоимостью в месячную зарплату в клубе. Дорогая имитация кожи — такие не промокнут, даже если Вернон заставит меня догонять его по лужам, канализации… куда там еще может занести инквизитора?

— Как продвигается выход из моей игры? — окинул он меня взглядом от стола секретаря, стоило сделать шаг в приемную. Я замерла по центру, позволяя ему медленно все рассмотреть в деталях. Он даже отставил чашку с кофе, за которым, видимо, вышел, и шагнул ко мне, сложив руки в карманы брюк. — Или ты уже сдалась?

— Нет. — Вернуть ему его «не льсти себе» язык не повернулся. — Не во все двери еще побилась головой.

— Может, побережешь голову? Мне она нравится.

— Неужели? — В офисе еще тихо. Я приехала рано, надеясь проскользнуть в кабинет до прихода босса, но не вышло. Не знала его привычки вообще. — Что ты от меня хочешь? Только честно?

Вопросы сами сорвались с губ, будто я забылась, кому их задаю.

— Проходи, — повел рукой в сторону своего кабинета. — Кофе будешь?

— Нет.

— Не пьешь?

Я слышала, как он вернулся к столу секретаря за своим.

— Ладно, буду, — обернулась. — Спасибо.

Он принялся за кофеварку, а я — за его рассматривание. Когда бы еще мой взгляд кто-то так притягивал? Но в Рэде все будто гипнотизировало. Особенно руки с дорогими массивными часами на запястье. Они просто созданы друг для друга. Я даже прикрыла глаза, пытаясь протрезветь от этого пьянящего воздействия, и отвернулась к окну.

— Печать вчера жгла больно, — глухо пожаловалась.

Звякнула тихо чашка, послышался вздох:

— Я говорил: пока не выполнишь условий, будет жечь…

— Каких условий? — я обернулась.

— Всему свое время, Бабочка, — улыбнулся он одними глазами.

— Это больно, — шагнула к нему.

— Не воюй со мной, не будет больно, — спокойно заявил.

— С чего ты взял, что со мной так можно? — процедила, приближаясь вплотную. Даже на каблуках я смотрела в его глаза, задрав подбородок.

— Ты — моя, — охрип его голос.

— Что это значит? — я злилась.

Наши голоса синхронно обратились в шепот, будто мы с ним говорили о чем-то личном, интимном и секретном. Он вдруг вскинул руку к шее и притянул к себе, а у меня едва не подкосились ноги.

— У каждого инквизитора есть своя салема, — зашептал в губы, почти касаясь их, щекоча горячим дыханием. — Ты — моя салема. Я звал тебя — ты откликнулась.

— Что за бред? — скривила губы, дернувшись, но бесполезно.

Он сжал свои противозаконно привлекательные руки в моих волосах и притянул к себе:

— Вернешься сейчас за свое рабочее место и напишешь еще один вывод: не называть то, что я говорю, бредом. Предвзятость, обесценивание получаемой информации и отказ от восприятия фактов не пойдут тебе на пользу как адвокату. Понятно? — он легко тряхнул меня, как котенка.

— Понятно.

И снова счет вел он. Ощущение, что поддавался по всем фронтам, позволяя «забить», но я безбожно тупила в сантиметре от страйка, выводило из себя.

— Свободна. — Руки исчезли. — Кофе, — бросил небрежно, направляясь к своему столу.

— Что мне делать? — я сложила руки на груди.

— Попить кофе для начала, — он уселся в кресло. — Я тут никому еще не делал кофе.

— Ты мне дал доступ к системе данных. Зачем?

— Глупый вопрос, — сложил он локти на стол. — Ты работаешь тут.

Мы оба игнорировали кофе.

— Я читала вчера о деле Нонны Хардинг.

— И?

— Единственная причина, почему я сегодня приехала — ты, похоже, выходишь далеко за рамки инквизиторских обязанностей. В твоем отчете нет обвинений, нет причин самовозгорания, ты ясно даешь понять, что ее убили.

— Я так не писал.

— Между строк.

Он тяжело вздохнул:

— Выпей чертов кофе. Сядь здесь и выпей.

Я улыбнулась против воли:

— А ты не любишь, когда что-то идет не по плану, — направилась к креслу. — Уверен, что не хочешь от меня избавиться, пока еще можно?

— Мне казалось, это ты хотела от меня избавиться, — он снова искушал меня своими руками, сцепив их в замок передо мной. — И я не дождусь, когда ты проиграешь, сядешь мне на колени и попросишь тебя спасти.

Тишина начинала нервировать.

— Спасают обычно по-другому, — взяла я чашку в руки.