— Так, так, так. Похоже, я всё-таки могу положиться на своих друзей, — довольно сказал Трэвис. — Да как нефиг делать! — добавил он.

Меня душил смех, и каждый раз, взглянув на Брента, я видела, что он тоже с трудом сдерживается.

— Итак, стратегия. Трэв, что ты собираешься делать?

— Эээ… А разве не предполагалось, что с этим ты мне поможешь?

Бинго! Я в игре!

— Все верно, ладно, — сказала я раздраженно, будто это и впрямь нечто ужасное для меня. — Я на самом деле не очень много знаю о ней, поэтому ничего такого на ум не приходит, чтобы добиться ее расположения. Хмм… Может быстро пойти и случайно налететь на нее, а затем помочь собрать ее вещи.

— Окей, а потом что я скажу?

— О, хмм, как насчет: «Ты, наверное, ожидаешь от меня дешевого подката, типа: «Я отвлекся из-за твоей красоты», и я знаю, что не стоило бы так говорить. Но если серьезно, я просто уверен, что ты и так об этом знаешь».

— Погоди… Разве я не должен показать себя с более глубокой стороны?

— Ну… — мне нужно было придумать убедительную отговорку. — Тот факт, что у тебя хватило мозгов признать, что это дешевый подкат, должен сработать.

— Ну, если ты уверена…

— Уверена, — сказала я убежденно. — А теперь иди и заставь меня гордиться тобой.

— Уже лучше, — рассмеялся Трэвис.

— Да, если ты мамочка-наседка, — добавил Брент.

— Недалек тот день, когда я придумаю отпадную подбадривающую фразочку, и вы, парни, и знать не захотите, как она подбодрит вас. О, хэй, а вот и идея для следующего раза!

— О, Боже, нет, — пробормотал Трэвис, прежде чем уйти.

Как только он отошел за пределы слышимости, мы больше не могли сдерживаться. Мы начали смеяться над тем, что неизбежно последует.

О чем мы не сказали Трэвису, так это о том, что хоть Эбби № 1 и была, конечно, красавицей, но, благодаря бросающимся в глаза стихам и высказываниям, не подлежит сомнению, что она устала от людей, которые видят в ней только цель для завоевания и ничего более. Ну, не только это — она еще была лесбиянкой. И даже лучше, приготовьтесь: она была лесбиянкой-мужененавистницей, потому что именно противоположный пол упорно воспринимал ее только как красивую обертку. У Трэвиса не было ни единого шанса. В особенности после моей помощи.

— Это был хороший ход — упомянуть о ее красоте, — сказал Брент.

— Ага, я знаю. Я такая классная. Иногда мне так и хочется жить в собственной голове и смеяться вместе с собой над своими шутками.

— О, Ким, — Брент загоготал еще сильнее и покачал головой.

И тогда мы услышали это. Я абсолютно уверена, что это слышала вся школа.

— Ты мудак!

— Че?! — ответ сбитого с толку Трэвиса утонул в потоке слов, вылетавших изо рта Эбби.

— О, ты думаешь, если у меня смазливое лицо, то больше я из себя ничего не представляю? Ты думаешь, раз у меня великолепное тело, значит нет чувств?! Я ненавижу тебя! Да я ненавижу всех вас! Какое ты имеешь право наклеивать на меня ярлык? Кто сказал, что я красивая, а какая-то другая — нет? Почему общество настолько узко мыслит? А ты и такие же люди, как ты, — она ткнула пальцем в Трэвиса, — продолжаете поддерживать эту предвзятую, тупую традицию. Я личность, а не объект для завоеваний. Я не красавица и не уродка. Я — это просто я. И уж точно я не «отвлечение», — визжала она.

Я смотрела на испуганное лицо Трэвиса. Он выглядел шокированным и сбитым с толку, и я почувствовала мимолетный приступ вины. Но я снова рассмеялась, когда Эбби продолжила:

— Слава Богу, мне не нравится пенис. В противном случае, я бы уже наверняка покончила с собой.

— Погоди, что? — набросился Трэвис.

— Моя девушка понимает меня лучше, чем вы, тупоголовые, безмозглые, развешивающие — дурацкие-ярлыки идиоты, — говорила она, размахивая рукой на всех таращившихся зевак. — Когда в следующий раз решишь подкатить к ничего не подозревающей девушке, не забудь проявить немного тактичности, ты, тупой, эгоистичный, тестостероно-зависимый, безмозглый, мускулистый неотесанный мужлан. Боже! — и затем она умчалась в бешенстве.

К тому времени уже все вокруг пялились: кто с выпученными глазами, кто с отвисшей челюстью, а остальные ржали, ну, как я с Брентом. Мы вцепились друг в друга от дикого хохота. Не столько ситуация была уморительна, сколько то, что мы спровоцировали ее. Мы знали Трэвиса, и он сыграл по нашим правилам. Классика. Выражение его лица было бесценным. Это не вышло бы лучше, даже если бы мы приложили больше усилий.

Трэвис подошел к нам, все еще будучи в изумлении.

— Какого хрена это сейчас было?

Стараясь успокоиться после дикого хохота, я мигом поняла, что все еще держусь за Брента, и мне приятно быть в такой близости с ним, разделяя это мгновение, наш общий секрет. Затем я образумилась, успокоилась и отпустила его, мгновенно ощутив потерю того тепла, что исходило от его тела, и он тоже, казалось, слегка этим ошеломлен. Но от Трэвиса это не скрылось.

— Я не понимаю. Даже лесбиянки любят меня. Они могут не хотеть спать со мной, но все равно любят меня за мое обаяние. Что пошло не так?

Он даже не заметил наших изумленных лиц.

— Мне жаль, Трэв, но похоже, что с этой девушкой вышел провал. У нее явно проблемы с мужчинами. Естественно, мы не могли этого предположить всего лишь по паре фотографий. В следующий раз, хотя бы в следующий раз, у нас все получится.

Это помогло Трэвису очухаться:

— Чертовски верно! Блять, та девчонка сумасшедшая. Не переживай, Ким, я все понял. Я Трэвис Мак-Лауд. Нереально, чтоб следующая девчонка отвергла меня.

— Правильно, — сказала я, обменявшись с Брентом улыбкой. У нас было много разных Эбби в запасе.

Клянусь, не знаю, как Трэвис и Брент уговорили меня на это, но вот она я, в тренажерном зале с Трэвисом. Я сказала ему, что хотела бы начать с малого и попробовать хотя бы чуток походить на открытом воздухе. Но по всей видимости, когда Трэвис включал свое обаяние, у меня не было к нему иммунитета. Вот черт!

Итак, вот она я, на беговой дорожке, рядом с Трэвисом. Я шла, а Трэвис бежал во всей своей красе и потном великолепии. Он не обращал на меня особого внимания, в то время как я пялилась на его мускулы, которые так и перекатывались от физической нагрузки. Я ошибалась: вид отсюда гораздо лучше, чем на открытом воздухе.

Затем он замедлился и окинул меня взглядом. Он дотянулся и увеличил скорость на моей дорожке. Что? Мне нравилось ходить как бабуля! Теперь мне что, идти как кто-то моего возраста что ли? Черт, нет!

— В следующий раз мы постараемся, чтобы ты шла быстрее улитки, — рассмеялся Трэвис, будто прочел мои мысли.

— Вот вечно ты так! — заныла я. — Ты же не рассчитываешь, что я тут же начну бегать как ты.

— И ты называешь попыткой бега то, что ты делаешь?

— Нет, но это быстрая ходьба.

— Думаю, даже маленький ребенок может идти быстрее, чем ты.

— У них много энергии, у этих вводящих в заблуждение маленьких гаденышей, — напомнила я.

Трэвис затряс головой в притворном ужасе и, немного посмеиваясь, сказал:

— И ты удивляешься, что мне нравится общаться с тобой. С тобой не соскучишься.

Несколько минут мы шли рядом в тишине, прежде чем Трэвис вновь заговорил:

— Итак, Ким, расскажи мне о себе.

— А? Это что, собеседование? И если я его не пройду, ты не будешь заниматься со мной? Потому что в таком случае я дам тебе любые ответы, какие захочешь, если ты перестанешь мучать меня со всеми этими делами.

— Да ты даже ничего не делаешь! Ты просто идешь. В чем мучение-то?

— Это больше, чем я когда-либо делала! Я уже, — я глянула на дорожку, — три мили прошла! Три мили! Это для меня что-то вроде рекорда!

— И должна пройти еще три, — ухмыльнулся он.

— Ты убиваешь меня! Мои ноги убивают меня! Когда мы сможем остановиться? — скулила я.

— Начни рассказывать, и я подумаю о том, чтобы позволить тебе сегодня остановиться пораньше.