Глеб пожимает руку Андрею и представляет свою супругу. У Ники необычная красота: тонкая, изящная и аристократическая. Слегка заостренные черты лица, пухлые губы, необычного оттенка зелёные глаза.

Первое время между нами царит напряженность. Глеб – человек с тяжелым характером, поэтому с ним я даже не пытаюсь наладить общий язык. Зато они отлично общаются с Андреем и много разговаривают о политике, нефти и крупных предприятиях региона. В какой-то момент я понимаю, что совершенно не улавливаю эту информацию. Как не пытаюсь.

- Тоже хочется уснуть на таких темах? – спрашивает с улыбкой Ника. - По чем там баррель нефти?

Я смеюсь и понимаю, что эта девчонка мне определенно нравится. Мы начинаем подшучивать над нашими мужчинами, а чуть позже заговариваем о личном.

- Я творческий человек, обожаю фотографию и выставки. А Глеб он совершенно не сечёт в искусстве и зевает, когда я тащу его за собой.

- Отличное у тебя занятие.

- Да уж, - качает головой Ника. – Знаешь как мои родители узнали о том, что я тайно встречаюсь с Глебом? Увидели на моем фотоаппарате его фото.

В какой-то момент я понимаю, что мы могли бы подружиться. Если Алина, соседка из соседнего дома, вызывает у меня легкое отторжение, то Ника притягивает своей манерой общения и искренностью. Чуть позже мы переключаемся на возраст. Оказывается, Глеб старше Ники на восемнадцать лет и её родители были категорически против этих отношений.

Тем временем наши мужчины выходят покурить. Стрелки часов на циферблате приближаются к десяти, и я понимаю, что пора бы вынести десерт.

Собрав грязную посуду, направляюсь на кухню. Настроение весёлое, а живот уже болит от смеха. В двух шагах от кухни замираю, когда слышу разговор между Глебом и Андреем. Просто прирастаю к полу и не могу пошевелиться.

- Вчера наши спецслужбы нашли обгорелый труп. Позже удалось установить его личность, Андрей. Это Антон Белов и все прекрасно знают, что долгое время он на тебя работал.

- Это не означает, что я имею к этому прямое отношение.

Я замираю на месте и слегка покачиваюсь. Антон мёртв. Антон, который вёз меня в роддом, который был вхож в наш дом, которому Андрей доверял… Перед глазами начинает плыть и я боюсь, что если сделаю хотя бы шаг вперед или назад, то просто упаду.

- Ты бы поаккуратнее… - снижает голос Глеб. - Я понимаю, что таких гнид нужно мочить сразу же, но лучше делать это по-тихому.

Всё это время пока между нами с мужем наладились отношения, мне не хотелось думать о том, что он продолжает свою опасную деятельность. Боже, нам было так хорошо! Я давно не замечала у него на воротнике или манжетах следы крови… Думала, что с этим покончено! А оказалось, что при сожжении просто не брызжет кровь. Человек плавится в огне и мучительно умирает.

Меня начинает трясти и накрывает паника. Я боюсь за Илюшу, за себя, за мужа. Я хочу жить обычной спокойной жизнью, где за весёлым семейным ужином в кругу друзей нет места таким жутким разговорам.

Заставив себя сделать шаги, прохожу на кухню с невозмутимым лицом и не смотрю при этом в глаза мужу. Дрожащими от волнения руками ставлю грязную посуду в мойку, достаю из холодильника десерт. Мы с Людмилой приготовили малиновый мусс.

Глеб уходит в гостинную и оставляет нас с Андреем наедине. Обстановка накаляется, а нервы натягиваются словно стальные канаты.

- Что из нашего разговора ты слышала? – спрашивает строгим тоном Муратов.

Плохая из меня актриса. Мне казалось, что я хорошо справляюсь с собой.

Он подходит ближе, берёт меня за плечи и легонько встряхивает, заставляя посмотреть в глаза. В них черным-черно.

- Смерть Антона – твоих рук дело? – отвечаю вопросом на вопрос.

Андрей тяжело вздыхает и качает головой:

- Маленькая, прости, я не обещал тебе сказку. Если не я, то меня. Понимаешь?

- Я пытаюсь тебя понять, но у меня не выходит, - в груди мало воздуха и говорить получается с трудом. -  За что? Нет, я понимаю, что повод нашелся, наверное, но Антон казался мне хорошим человеком. Он заботился о тебе. Просил, чтобы я остановила тебя и отговорила мстить обидчикам Леры.

Андрей резко отпускает меня и подходит к окну. Нервничает, злится. Сейчас он мрачнее тучи – я задела его своими словами. Муратов достает из кармана зажигалку, подкуривает сигарету и выпускает дым в приоткрытое окно.

- Я дура, да? – грустно усмехаюсь. - Я поверила, что он беспокоился о тебе, Андрей.

- Ты не дура, Нин, - отвечает Муратов. – Я сам его впустил в свой дом. Знал как облупленного лет пятнадцать. Достаточно приличный срок.

Андрей стоит в профиль, а я, в хаотичном потоке собственных мыслей, нахожу возможность отметить его красоту и мужскую силу. Это ненормально. Так жить нельзя. Муратов вновь затягивается, выдыхает едкий дым и поджимает губы.

- Я просто пытаюсь найти того, кто хочет навредить мне и моей семье, - произносит Андрей. - Глеб в этом помогает. Я не мщу, Нина. Это было бы как минимум неразумно, учитывая то, что я вами дорожу.

Моё сердце вздрагивает и начинает учащённо биться. Если бы не паника, которая парализовала тело, я бы подошла к мужу и его обняла, выразив поддержку. Но я не могу. Всё это жутко и похоже на русскую рулетку – выстрелить может в любой момент.

- Нужно немного подождать.

- Сколько, Андрей? Год? Два? Десять? Может быть, безопаснее будет жить не здесь?

Я судорожно глотаю ртом воздух и опираюсь о кухонный гарнитур. Слёзы сдерживать не пытаюсь. Они быстро-быстро стекают по щекам.

Андрей выбрасывает окурок, достает из кармана таблетки в блистерной упаковке и выдавливает себе на ладонь. Я хочу прочитать название, но ничего не вижу. Буквы плывут и превращаются в темное пятно.

- Что за таблетки ты пьешь?

- Голова болит, - произносит Муратов и болезненно морщится.

- Часто?

Он открывает рот, глотает таблетку и на секунду прикрывает глаза в надежде, что боль вот-вот уйдет. Андрей игнорирует последний вопрос и вновь возвращается ко мне. Приподнимает пальцами подбородок, внимательно смотрит в глаза, а я замечаю что туман в его зрачках рассеивается. Мой муж становится прежним: понятным и родным.

Он медленно меня целует. Ласкает языком, слегка прикусывает нижнюю губу и улыбается при этом. Внизу живота разрастается желание. Я обнимаю его за плечи, касаюсь груди, расстегиваю верхние пуговицы и провожу кончиками пальцев по горячей коже. Мне всегда его мало... Хочется бесконечно любить, касаться, гладить и трогать...

Андрей возбуждается за считанные секунды: ведёт ладонями по спине, ягодицам и ногам. Резко дёргает моё платье вверх, задирает почти до талии и усаживает на кухонную столешницу, упираясь внушительной твёрдостью в мою промежность.

- У нас гости… - шепчу ему, не в силах прервать этот контакт.

- Они уже уехали, - отвечает, лаская мою шею Андрей.

Словно в подтверждение его слов во дворе слышится рёв мотора - Глеб и Ника действительно уехали.

***

Всё течет, всё меняется.

Если бы кто-то сказал мне некоторое время назад, что Андрей Муратов будет посвящать выходные дни своей семье – я бы в жизни не поверила. Но в это воскресенье он действительно с нами. Утром будит жаркими поцелуями и забирает вместе с собой в водоворот порока и страсти, а днём выходит с нами на прогулку и катит коляску с сыном по узкой тропинке. Он в уличной одежде – темных джинсах и куртке, что совсем на Андрея не похоже. Я иду рядом и глупо во весь рот улыбаюсь в этот момент испытывая настоящее счастье. Вот оно, на расстояние вытянутой руки… Осязаемое, настоящее, можно даже прикоснуться и потрогать.

Мы с мужем много разговариваем пока Илюшка спит. Обо всём на свете. О первом, что приходит в голову. Я хочу знать о нём всё! Каждую мелочь, каждую тайну или грех. Я спрашиваю о детстве и юности Андрея и о том, есть ли у него родители? Оказывается, отец умер ещё до того, как родилась Лера, а мать на пять лет позже. Радостно, что хотя бы внучку она успела увидеть. Не могу не отметить, что о дочери Андрей разговаривает спокойно. Наверняка внутри него ещё не отболело: саднит и кровоточит, но держится он просто отлично!