— Вы ошиблись, — проговорила Оля, отступив и потянув за спину сына, только бы убрать его с траектории взгляда пугающей ее женщины. — И я, кстати говоря, тоже.

Совпадения случались. Ольга вспомнила первое обращение и решила, что «Бог шельму метит», то есть то, что ее приняли за кого-то другого, теску, но со старой фамилией.

— Меня зовут Ольга Николаевна Багдасарова. Не Карпова. Меня тоже должны встретить и тоже из вашего отеля.

— У нас есть ваша фотография.

Ольга забрала протянутую мужчиной бумагу, пробежалась по тексту и поняла, что верно все, кроме фамилии. Ошибка имелась, но ее не должно было быть. Она поменяла паспорт и давно перестала представляться старой фамилией.

— Все верно, кроме фамилии, — наконец произнесла Оля, решив, что впечатала ее на каком-то мистическом «автомате». — Я поменяла ее после развода и должна была зарегистрироваться под девической.

Ей пришлось вытащить скан-копию паспорта и продемонстрировать ее мужчине, а потом и перехватившей его женщине. Ее накрыло чувство неловкости и досады. Как она, финансист со стажем, придающий значения самым разнообразным мелочам, могла совершить такую ошибку? Как?!

— Вы были замужем?

— Да.

Ситуация выходила какой-то нелепой, странной и пугающей. Женщина, которая так напрягла Ольгу тем, что уделила столько внимания Макару теперь смотрела на нее, разглядывала во все глаза и кажется, что улыбалась, пугала и заставила сделать еще один шаг назад.

— Я просто люблю детей, — проговорила она неожиданно. — Мои сыновья давно выросли и теперь я вижу внуков в каждом светловолосом мальчугане.

Это попахивало изрядной долей сумасшествия.

— А не в темном? — поинтересовалась Ольга, решая, а не плюнуть ли ей на все и просто взять и ни отказаться от их пугающего сопровождения.

Это будет морокой и той еще головной болью, но она пройдет на вокзал, найдет в интернете нормальный отель, заселится в него с сыном и там уж решит, что ей делать дальше — оставаться в городе или же искать другое, похожее на Цовик место.

— Нет, сначала они все были светлыми, похожими на отца, а потом…

Женщина смолкла и вновь взглянула в сторону Макара, потянувшего Ольгу за руку и сказавшего:

— И-дём!

— Что же мы правда стоим?

Ольга тоже взглянула на Макара, а потом решилась. К черту все эти «удобно-неудобно». Она — взрослая, а потому ей давно все равно на то, кого и как она может обидеть, если это вдруг приносит ей хоть малейший дискомфорт.

— Пойдемте! Сегодня очень жарко, а в машине есть кондиционер.

От ответа Ольгу спасла сама женщина: она сама вдруг отступила, вынув телефон из кармана цветастого платья.

— Али, проводи гостей до машины. Мне нужно сделать звонок.

Ольга не стала отдавать мужчине огромный чемодан, но пошла за ним, только бы оказаться подальше от владелицы отеля.

— Извините Гоэр, — сказал тот, поравнявшись с ней. — С ней бывает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Со всеми бывает, — откликнулась Ольга, рассматривая городской пейзаж и подмечая такие нужные для нее вещи.

Она уже заприметила вокзал, автомобиль полиции, старомодную телефонную будку, стоянку такси…

— Она и в самом деле очень скучает по сыновьям.

— Они не приезжают к ней?

— Они все погибли. Остался один, но он редкий гость в этих краях.

Мужчина вновь протянул руку к ее чемодану и Оля, чуть поколебавшись, передала ручку. В ней боролись противоречивые чувства. С одной стороны ситуация здорово напугала ее, а с другой…Ничего ведь страшного не произошло? Все оказалось объяснимым и она, как мать могла понять эту женщину. Как будет чувствовать себя она, если Макар, когда вырастет вдруг не захочет общаться с ней?

— Я требую, что ты вернулся домой и имею права настаивать на этом. Я — твоя мать. Я жду тебя.

Пауза. Следующее сообщение. Мать перестала писать смс и доставать его звонками ведь он не отвечал на них. Она освоила голосовые сообщения и стала заполонять ими автоответчик.

— Твой сыновий долг навещать меня и заботиться обо мне. Я жду тебя.

Возникла очередная пауза между сообщениями на время которой Тигран усмехнулся — матери не легко было сказать такое. Она всегда была слишком горда чтобы признаваться в собственных слабостях, что говорить о совершенных ошибках.

— Ты должен приехать. Ты не был дома слишком долго. Я жду тебя.

Пауза.

— Возвращайся, Тигран. Один или…

В этот раз пауза была не механической, а потому что мать замолчала, решаясь и заставляя себя сказать следующее.

— Один или с кем-то. Обещаю, что постараюсь принять твой выбор. Я жду тебя.

Поздно она заговорила об этом. Принимать надо было тогда, когда была жива Наташка, когда он поставил ее перед фактом, что женился и что в их еще маленькой семье ожидается пополнение, а не тогда когда она лишилась всего. Мать обещала одно, но проговаривалась, всегда заканчивала одним и тем же выдающим ее хитрость и истинный ход мыслей. Она ждала только его.

— Ты не сможешь вечно игнорировать меня. Разве этому я учила тебя? Ты должен приехать. Я жду тебя.

Пауза.

— Тигран, дому нужен хозяин. Мне не так-то просто управляться со всем одной. Твой долг помогать мне и заботиться обо мне. Я жду тебя.

Тигран выдохнул, устало поднялся, подхватив со стола тарелку, подошел в мойку, выгрузив в нее грязную посуду и уже направился в душ, чтобы как обычно смыть с себя пот, грязь, усталость и тошнотворность дня. Мать будет «говорить» на кухне. Он будет слышать и слушать ее сквозь шум воды. Этого вполне достаточно. Его сыновий «долг», который она так часто вспоминала ограничился этим — выслушать и забыть, выслушать и забыть, включить, выслушать и забыть.

У нее все хорошо.

У матери есть все и даже больше, чем тогда, когда был жив отец. Тигран дал ей все это — большой дом, дело о котором она мечтала когда-то, армия помощников, всегда теплый хлеб на столе и возможность не отказывать себе ни в чем.

Хамиев заботился о ней, исполнил мечты и преумножил состояние, чтобы однажды получить осознание того, что все сделанное воспринималось ей, как само-собой разумеющееся, его обязанность и долг.

Да и пусть бы так. Но самым горьким во всем этом было то, что мать не приняла его выбор и опустилась до лжи, обманывала так долго, как могла, скрывая бегство жены. Он не заслужил собственного счастья без ее одобрения, в отрыве от нее и теперь каждый пожинал то, что посеял.

— Тигран, видит Бог я долго терпела, я старалась, я молила и умоляла тебя, но это слишком!..

Тигран брел к ванной, раздеваясь. Тело ныло от усталости. Но ведь именно этого он добивался? Он выматывал себя — делал то, что велели, тупо, беспрекословно, со всей сноровкой, силой, умом, выжимая из себя все, что дала ему природа и опыт. Так было проще не думать и не желать чего-то большего; не вспоминать и не размышлять в кровати, доходя до бессонницы. Ему нужен был отдых, чтобы не ошибиться, не оступиться и не выдать себя. Нынешняя работа требовала куда большей изобретательности и изворотливости чем та, что была прежде. Он подобрался совсем близко к тем, кого раньше считал мразями. Он и сейчас так думал, но прятал это глубоко-глубоко внутри.

— Зачем ты прислал ее сюда? Чтобы поиздеваться надо мной? Ты считаешь недостаточно того, что ты позабыл обо мне? Твоего молчания?

Мать продолжала говорить, а Тигран ходить по квартире, слушать ее вполуха и собирать разбросанные вещи.

— Ты решил посмеяться, прислав ко мне эту женщину, да еще и с ребенком! Разве так я воспитывала тебя? Как бы я не принимала твой выбор, но позорить семью и имя Хамиевых-Гаспарян — это чересчур!

Хамиев остановился. Это было что-то новенькое.

— Завести любовницу и заделать ей ребенка при живой жене? Что с тобой сделалось? Ты сам понимаешь во что превратил тебя тот край?