Только прохладный вечерний воздух гор смог успокоить Тиграна и даже больше — усовеститься собственной порывистости. В очередной раз он показал себя ни с лучшей стороны. Каждый раз, когда он не думал ни о чем таком, то есть не желал намеренно предстать перед ней в неприглядном виде — он попадал впросак. Он уже был придурком с дороги, досужим сплетником, самодуром, скандалистом и просто козлом. Сегодня к этому списку прибавилось словосочетание озабоченный ё****.

— Черт! — произнес он, не видя никого вокруг, повернулся к дому, желая лишь одного вернуться и извиниться перед ней.

За что? Вот за это всё! Потому что могло показаться, что его не волновало ничего кроме тела. Могло и показалось. А она нравилась ему и в очередной раз притянула к себе. Этот ее взгляд с каким она смотрела на него с Макаром… Было в нем что-то донельзя трогательное, выдающее ее слабость и женственность. Еще, она как-то здорово изменилась, то есть она и раньше была ничего (чего только стоило навсегда застывшее в его памяти виденье, как она улыбается и разговаривает с ребенком в спальне), то сейчас стала еще краше — не той девчонкой, которая смотрела на него испуганным взглядом и размахивала руками, изображая дуру, а женщиной в которой было прекрасно все.

— Тигран?

Голос Алибека вернул его к реальности. Он повернулся к ней, но прежде обвел взглядом собравшихся людей вокруг. Улыбка сходили с их просветленных лиц как будто бы надеявшихся на что-то.

— Праздника не будет, — сказал Тигран, потом заметил эмоцию на лице матери и не меняя тона добавил, — или делайте это без меня.

— Тигр!

Тигран еще раз взглянул на дом, за стенами которого «пряталась» его увлеченность. Когда-то давно он пожелал, чтобы его дом именно таким — очень похожим на аккуратные домики в Альпах. Единственная поездка «за бугор» в дружелюбную и сытую Швейцарию (конечно же по службе, а так бы что он там забыл?) заставила влюбиться в архитектуру страны и задуматься: почему на его родном Кавказе не так? Леса было предостаточно, но отчего строили из г**** и палок, на худой конец из камня, но никак не из бревна, которое было куда проще и податливее, чем материал каменоломен.

— Зачем ты позоришь меня перед людьми?

— Я задаюсь тем же вопросом, женщина, — откликнулся Тигран, направившись к дому, в котором располагалась администрация.

Он нашел тех, кто собирал похожие домики на далеком севере, заказал дом и его сделали в точности таким каким хотел Тигран. Карельские плотники вырубили, собрали, разобрали, привезли по нужному адресу и вновь собрали заказанный сруб. Тигр осуществил мечту и одно из первых дел каждого настоящего мужчины.

— Эти люди — друзья твоего отца и мои.

Мать едва ли не светилась от счастья тогда. Еще бы! У них появилось нечто общее, кроме крови и трудного характера. Тигран уехал, а мать продолжила заниматься делами и заказывать новые домики, пока не появился этот курорт.

— Ты мало думала об этом, — оборвал ее Тигран, — когда не приняла мой выбор и постаралась сжить со свету мою жену.

Ему было плевать на то, кто услышит эти слова. Ей не следовало взывать к его чувству совести. Он должен был любить свою мать и почитать ее несмотря на все сказанные слова, поступки и безумства? Не в этой жизни.

— Я против этой женщины, — мать цыкнула в сторону ресепшена, и находящаяся за стойкой девушка вылетела из дома, оставив в памяти смазанный силуэт и ничего более. — Но все в итоге хорошо закончилось?

— Хорошо?!

Он ударил. Не мать конечно же. Косяк. Боль в разбитых костяшках перекрыла бросившуюся в голову ярость и не дала сказать непоправимое.

— Хорошо?!!

— Да!

Гоар побледнела сначала, но затем взяла себя в руки, произнесла следующее с насмешкой, а потом нацепила на себя свою любимую маску гордой красавицы, высокомерной и не сдавшейся, плюющей на всех кто когда-то держал ее в плену, уважая древний и дикий ритуал с похищенной невестой.

— У тебя любовница и сын на стороне.

В висках стучало. Хамиев то сжимал кулаки, то разжимал их, пытаясь успокоиться и вспоминая зачем именно приехал сюда.

— Ты бы постыдился, Тигран! Ты ненавидишь меня за то, что я не смогла полюбить эту Наташу, но, чтобы сказал твой отец?

— Спросил бы: почему я не украл ее и не взял силой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Прилетевшая пощечина отрезвила Хамиева. Она была лучше разбитой до крови руки.

— Не смей!

— Я запрещаю вспоминать мою покойную жену.

Мать трясло не меньше, чем его самого минуту назад, но на Тиграна свалилось вселенское спокойствие.

— Не произноси ее имени больше. Никогда. Не оскорбляй память о ней после того, как выставила ее из дома.

Тигран перегнулся через стойку, подхватил свободный ключ и вновь направился к двери, но мать не привыкла проигрывать детям. На ее стороне были древние традиции, но Тигран плевал на них. Он выполнял свой сыновий долг и можно сказать, что делал это с блеском, особенно, если учесть все случившееся. Тигр заботился о ней и отдавал львиную часть своего заработка, чтобы она не нуждалась ни в чем, почитал и не перчил, а уж то, как он выполнял последнее — то дело десятое.

— Я хотя бы честна, — проговорила она ему в спину, стоило Хамиеву открыть дверь, — не говорю, что люблю, а сама держу кого-то на стороне.

Тигран усмехнулся. Гоар Микаэловны никогда не была дурой, но видимо возраст стал давать о себе. Он говорил ей, что Наташи больше нет, но видимо она восприняла это, как словесный оборот.

— Наташа умерла. Моя «странная женушка» и как ты еще назвала ее?

Мать не ответила. Тигран не видел ее лица, но теперь не сомневался, что ее потеря речи — вовсе не библейское наказание.

— Наташка попала в руки к моим врагам, и они убили ее.

Хамиев повертел в руках отломанную ручку и отбросил деревяшку-корягу в сторону.

— Разве о многом я просил тебя, мать? Не тебе было жить с ней, рожать и воспитывать детей. Я привез ее сюда, чтобы она была в безопасности и, чтобы она не вытворила чего-нибудь.

Как говорила Ната: «журналист во мне не умрет никогда!» Детдомовская девчонка так и не поняла, что такое настоящая жизнь и, что в ней, не все бывает так идеально и хорошо, как в ее горячо любимых романтических фильмах. Может быть в том были виноваты ее родители, погибшие в автокатастрофе — они тоже были журналистами.

Понятно дело, что лучшими, честными, непредвзятыми. Она шла по их стопам и старалась соответствовать. Надо сказать, что у нее получалось.

Может быть было виновато время — она провела в стенах детдома каких-то два года и то был слишком малый срок, чтобы «хлебнуть» и понять, как все на устроено на самом деле.

Быть может в том были виноваты гормоны. Беременность изменила ее, надев розовые очки, представив все в куда более приятных розовых тонах.

Может быть сам Тигран, вселив в нее ощущение надежности и безопасности. Ведь он сам много раз говорил ей (и что уж говорить — демонстрировал), что свернет голову любому, кто посмеет обидеть ее.

Может быть все вместе и ссора с матерью в том числе.

— Не лги ты мне тогда, когда я звонил и спрашивал о ней, то я бы поступал иначе, — Тигран содрогнулся, вспомнив тот неузнаваемый, душераздирающий крик мало похожий на голос его Наташки, — а не верил в то, что твари всего лишь пытаются играть со мной.

Хамиев рассказал, как ему позвонили из морга и как он пришел на опознание, в каком виде предстала любимая женщина. Стоки, вода, река и ее дно, рыбы и звери сделали свое дело. Странная женщина как-то сказала, что хочет быть кремированной. Так и получилось. Тигран похоронил ящик и «кружку» в нем. Натала, как в воду глядела, рассказывая на одном из первых свиданий о самом странном своем желании, пытаясь отшить, но Тигра было не пронять. Детство в суровых краях, война (ее край), а также работа дали иное восприятие мира.