— Толллстый!

Он шлепнулся на попу, еще не чувствуя дискомфорта, уже забыв об отсутствии памперса и едва ли заметил это. Он не уронил свое сокровище, прижав к себе, но засмеялся, когда пес защекотал своим «уф-уф» и влажным носом нежный участок между ключицей и шеей.

— Пузо!

Макар наконец отпустил щенка, а тот сразу завалился на бок, глядя на сына темными бусинами глаз.

— Пузо!

Сын гладил лежащего у ног крохотного пёселя, едва касаясь, издавал восторженные звуки и кажется дрожал.

— Надо дать ему имя.

Тигран посмотрел на застывшую у стены Олю, но та пожала плечами и проглотила подступивший к горлу комок слез. Только что она поняла, чего никогда не сможет дать своему сыну: общения подобного этому — мужского, начисто лишенного сантиментов и суетливого беспокойства, которое как не крути преследует всех матерей, предвидящих все наперед и беспокоящихся о своих чадах.

— Не смотри на меня, — откликнулась она, втайне радуясь тому, что голос сел, а ответ получился грубым.

Она не хотела, чтобы вновь появившийся в ее жизни человек увидел ее хоть сколько-нибудь расчувствовавшейся и слабой.

— Спрашивай у хозяина.

Тигран задержал на ней взгляд, а затем отпустил его ниже, посмотрев на руки, чтобы Ольга уже через секунду поняла, что он искал и пытался разглядеть на прижатых к бревнам пальцах — кольцо. Но Оля специально оставила все украшения в Москве, не желая потерять что-то, привлечь внимание лихого люда и потому что давно сняла главное украшение каждой женщины.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Как назовем его?

Захваченный «чудом» ребенок отвлекся от него только тогда, когда мужчина вздернул пальцем его крошечный нос.

— Всем нужно имя.

— Вуки!

Ольга даже хмыкнула в ответ на это — мир еще не слышал клички подобной этой.

— Вуки?

Тигран вновь посмотрел на Ольгу вопросительным взглядом, но она снова дернула плечом, не желая объяснять ему ничего. Вместе с одним осознанием на нее свалились и другие. Тигран был тем самым блудным сыном и долгожданным хозяином этих мест. Ирина Алексеевна была здесь и рассказала о ней Гоар, сформировав ошибочное впечатление о Багдасаровой. А еще… Олька поняла, что он вновь уйдет, исчезнет также внезапно, как появился и не найдет ни времени, ни сил, ни желания, чтобы встретиться с ней.

— Вуки! — вмешался Макар, выручив не желающую идти на контакт маму и вновь перетянув внимание на себя.

Она называла его своим защитником, и он был им. Сын тоже не стал объяснять ему, что это за слово и чем оно так приглянулось ему.

— Значит будет Вуки, — наконец сдался Тигран, глядя на опущенное лицо, а потом и макушку ребенка, — а вырастет и станет Вук.

Еще, Оля поняла, что вечер безнадежно «испорчен» и уже не станет таким, каким она спланировала его с самого начала. Макар ни за что не оставит щенка, а значит ей надо придумать что-то с ужином; сын не пойдет спать без него и потащит своего нового друга в кровать. Вот только Оля не позволит этому случиться, станет уговаривать ребенка и объяснять ему, что пёсели не спят в детских кроватках, а только на ковриках и лежанках. Поэтому ей стоило подумать уже сейчас, где станет спать крохотный пес, ведь ковер — это слишком много для него, холодно и одиноко. Дойдет до того, что она сама заберет его к себе, а этого делать ни в коем случае нельзя.

— Привет.

Настала ее очередь? Тигран поднялся с места, до этого так и просидев на корточках, перед крохой сыном и его новым другом, перед все еще открытой дверью, перед людьми, которые стояли на улице, следили за ним и ждали его, перед матерью, от взгляда которой вряд ли укрылось хоть что-то.

— Спасибо за подарок, — проговорила Ольга, проигнорировав приветствие, спрятавшее в своих недрах нечто большее, чем встречу когда-то знакомых людей. — Макар вспомнит про спасибо не раньше завтра.

— Не страшно.

Багдасарова следила за движениями мужчины, ощущала себя завороженной и раздосадованной одновременно, ведь все ее прежние слова, что «всё фигня и вам приснилось» только что потонули всуе, потому что нельзя вести себя так с посторонними детьми и даже, если рассказать Гоар всё, что было, то объяснение будет не стоить и половины от увиденного этим вечером.

— Оставишь его здесь, если что.

Хамиев крался к ней, как это делают коты, взяв в фокус зазевавшуюся и копошащуюся рядом дурочку-мышку. Между ними было всего ничего, а он все шел и заставлял Олю волноваться.

— Если что?

— Если не захочешь оставить его себе.

Он остановился возле нее. Слово «уходи» застыло у нее на языке, так и не сорвавшись с ее губ.

— Подарок Макара, а значит и решать ему.

— Ты значит прогрессивная?

Было в его тоне что-то что подкинуло Ольгу. Вновь. Точь-в-точь, как в машине полтора года тому назад. Это была таже насмешка. Вот только Ольга была другой — взрослее, мудрее и спокойнее себя прежней. Она еще тогда поняла его и чуть позже, пообщавшись с Ратниковым, таким выразительным в своем молчании, убедилась, что сделала правильные выводы. Тигран не был прост и по-своему заботился о других.

— Дверь открыта, — проговорила она, набрав в легкие воздуха, чтобы перевести дыхание и тем самым прогнать эмоцию, которая могла бы выдать ее.

— Точно.

Он вернулся, ловко обошел Макара и одним движением отрезал всех троих от любопытных глаз.

— Надо было закрыть ее с другой стороны, — произнесла несколько обескураженная Оля.

Она надеялась совершенно на другое.

— Тогда уж и приходить сюда.

— Точно.

Ольга чувствовала себя совсем, как Макар. Она волновалась, радовалась и тоже дрожала. Последнее она заметила, выставив перед собой руку.

— Не надо, — сумела проговорить Оля, как раз вовремя, отразившись в его глазах. — Пожалуйста.

Тигран перехватил ее руку у самой груди, заключив в горячий плен ладони и пальцев.

— У тебя есть кто-то? — спросил он со знакомой прямотой и пытливым выражением глаз.

Она не ответила сразу, вспомнив, как несколько минут назад он смотрел на ее руки.

— Нет.

Олька могла бы притвориться, солгать и испытать на нем часто используемую женскую отговорку. Ей не хотелось делать этого. Правда была ничуть не хуже, если не сказать, что лучше просящейся на язык хитрости. Она предлагала мучение, но только для одного.

— Тогда почему?

Тигран не сказал ей, что хочет. Его желание было очевидно, томительно и сладко. Он стоял так близко, что Ольга чувствовала все — его дыхание на своем лице, тепло и аромат, давно забытый, такой мужской и надежный.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты уедешь, а мне придется как-то жить с этим.

Ответ получился легким, ни разу не отразившим то мучительное напряжение, что владело ею сейчас.

— Дело только в этом?

— Да.

Ольга нашла в себе силы вырваться из этого зачарованного круга, отстранилась и прошла к Макару.

— А я думал в Золотухе!

Она подняла глаза на повернувшегося за ней Тиграна, опустившись на колени рядом с играющим сыном. Макар не был просто ребенком. Он питал ее какой-то особой энергией, заставляющей испытывать уверенность в себе и в завтрашнем дне.

— В ком?

Ей не хотелось объяснять и убеждать его в чем бы то ни было.

— Черт бы тебя побрал, женщина, — произнес мужчина, наверное, думая о том, что она не поймет ничего.

Но вышло иначе. Ольга поняла все, сдержавшись и оставшись серьезной. Она помнила язык матери, пусть владела им хуже, чем «словом» отца.

— Собааака!

Слово, произнесенное с восхищением, восторгом и нежностью заставило улыбнуться Багдасарову, а вот Тиграна вылететь из дома и даже приложиться, как следует дверью. Вот только грохота не последовало. Войлочная обивка проёма съела звук. Но Олю все-таки настигло недовольство, не получившего свое мужчины — в спину дарил резкий порыв ветра.