— Что это? — сказал Карлсефни отрывисто. — Что это значит?

Я покачала головой, губы пересохли. Он повернулся к Снорри, стряхнув меня. Люди бросили работу и замерли на месте, пристально наблюдая за странными лодками.

— Скреллинги, — сказал Снорри. — Убогий народец. Скреллинги. Помните Торвальда Эриксона?

Затем Карлсефни выкрикнул приказ, и все бросились к хижинам за оружием, которое не брали в руки с начала путешествия. Карлсефни отправился вслед за ними, но Снорри остановил его.

— Постой!

— Нет, — сказал Карлсефни. — Это люди.

— Я знаю. Но шум, — может они хотят сказать, что пришли с миром. Мы очень далеко от места, где погиб Торвальд.

Карлсефни колебался. Лодки всё ещё находились в открытом море. Мы ясно видели на них людей. В каждой из лодок находилось по шесть-семь человек. Нас было в два раза меньше. У них были длинные чёрные волосы, вблизи их кожа казалась тёмно-коричневой. Трещотки издавали звуки, похожие на треск ломающегося тонкого льда, когда по нему бежит человек. Каждый из гребцов держал весло вертикально, и сидели они иначе, лицом к носу. Ни оружия, ни женщин не было видно.

— Гудрид, ступай назад, жди в хижине.

Я не стала перечить, а отошла на десять шагов и остановилась. Карлсефни не взглянул на меня, я же не собиралась повиноваться ему, для меня казалось гораздо хуже сидеть в неведении. Наши люди возвращались на берег с оружием и щитами. Лишь Карлсефни и Снорри всё ещё стояли безоружными. Первая кожаная лодка коснулась песка в волнах прибоя, остальные подошли следом.

— Стойте!

Наши люди, повинуясь приказу, выстроились позади, сжимая мечи и держа круглые щиты. Карлсефни, хлопнув по плечу Снорри, отправился вместе с ним через дюны на берег, разведя пустые руки в стороны, показывая, что не вооружены.

Люди с коричневой кожей миновали прибой и остановились на берегу. В каждой лодке осталось по одному человеку, удерживающему её на плаву. Опустевшие лодки подпрыгивали на волнах прибоя, казалось, они почти ничего не весят. Я стояла и наблюдала, готовая бежать назад и спрятать сына, если начнётся стычка. Скреллинги ниже ростом наших мужчин, а ещё чёрные, словно демоны. Полуголые, одетые в шкуры, их коричневая кожа казалась обожжённой. Мечей у них было, некоторые сжимали короткие острые палки, похожие на дротики. Мне вспомнились истории, которые я слышала о демонах, оборотнях, о полулюдях, тварях из пламени преисподней, которые пробрались на окраины мира, хватая смертных и питаясь их душами. Я перекрестилась, наблюдая, как мой муж спустился на берег, остановившись в двух шагах от стоявшего впереди скреллинга. На мгновение, Карлсефни, чьё тело я знала так же хорошо, как и своё, вдруг показался мне каким-то чужим. В первый раз в жизни я обратила внимание, какой он высокий и светловолосый, хотя среди наших людей он не выделялся ни тем, ни другим. Одет он был как обычно, — в рубаху и штаны из некрашеной шерсти, на ногах — кожаные сапоги, на поясе нож в кожаных ножнах. Я внезапно подумала, что, хотя его лицо и потемнело от непогоды и покрылось морщинами, под одеждой его кожа такая же белая и гладкая, как кожа его сына, на мгновение он показался мне таким беспомощным и уязвимым перед лицом тех, кто олицетворял наши кошмары.

Скреллинги стояли и смотрели на двоих северян. Они огляделись по сторонам, взглянули на остальных наших, стоящих поодаль с обнажёнными мечами, за их спинами высились дюны. Затем один из скреллингов повторил жест Карлсефни и широко развёл руки ладонями наружу. Он шагнул вперёд и остановился на расстоянии длины двух мечей от Карлсефни и Снорри. Я не расслышала, но заметила, что он заговорил. Затем Карлсефни помотал головой. Скреллинг заговорил снова и Карлсефни что-то ответил. Коричневый человек принялся жестикулировать и повысил голос, так что я услышала его голос. Это был человеческий голос, но я ничего не разобрала. Затем я услышала ответ Карлсефни: "Я не понимаю. Ты говоришь по-исландски? Я не понимаю".

Казалось, они одновременно уступили друг другу. Карлсефни пожал плечами, и в то же время скреллинг развёл руки в жесте, напоминающем выражение беспомощности, и я думаю, все очень удивились тому, что они вторили друг другу, потому что с обеих сторон послышался смех. После этого показалось, что скреллинги чуть расслабились, они подошли к нашим людям, которые не двигались с места. Дикари не пытались заговорить или потрогать северян, а лишь разглядывали и бормотали что-то друг другу, указывая пальцами. Они не сводили глаз с обнажённых мечей. Наши мужчины настороженно, словно псы, наблюдали за скреллингами, сжимая оружие в руках. Я вдруг осознала, что напряжённо сцепила пальцы, страстно надеясь, что наши мужчины будут держать себя в руках. Я знала, что достаточно одного неловкого движения, чтобы оборвалась туго натянутая нить, ведь норнам нет доверия. Сёстры жаждали битвы, требовали мёртвых, но это были мои соплеменники, и я взмолилась более милосердному Господу, чтобы все они остались живы. Странно вот что, Агнар, я больше сомневалась в своих земляках, я не верила, что скреллинги могут внезапно изменить намерения и напасть. Я ничего не знала о них, но очень хорошо знала наших мужчин, и понимала, что на северян едва ли можно ждать мирного разрешения.

Возможно, скреллинги почувствовали то же самое, потому как один из них внезапно заговорил, и все они разом попятились к лодкам. Прежде чем мы сообразили, что произошло, они снова оказались в лодках. Чужаки заработали странными вёслами, и их флот очень быстро удалился, они достигли мыса, ограничивающего нашу лагуну, и скрылись из вида.

Тебе может показаться это незначительным инцидентом. Кровь не пролилась, никто не пострадал, но эта первая встреча изменила всё, и я думаю, что после этого никто из нас уже не мог спать спокойно, как прежде. Конечно, мы всё время обсуждали этих странных людей, и думаю, все понимали, что ещё увидим их. Снорри хотел поскорее уплыть отсюда, отбросив мысль провести здесь ещё одну зиму. Если бы мы послушали Снорри, то сын был бы жив. Тогда никто не ведал будущего, и все понимали, что случайная смерть может стать благом, спасением от дальнейших страданий. Только судьбе ведомо будущее. Провидение, в которое я верю, тоже кажется мне деспотичным и капризным. Но возможно, когда мы умрём, мы узрим мир глазами богов, и поймём, что и судьба, и провидение на самом деле единое целое.

Конечно же, скреллинги вернулись. После нашей первой встречи, мы выставили наблюдателей, так что их появление обнаружили сразу же, как только дикари обогнули мыс. В этот раз было столько лодок, казалось, море усеяно кусочками древесного угля, а когда скреллинги начали вращать свои цепы-трещотки, поднялся невообразимый шум. Мы подумали, что должно быть, это означает нападение. Наши люди побежали вооружаться, а затем выстроились на вершинах дюн, выжидая. По сравнению с количеством лодок, наших было очень мало, но близился пик прилива, это означало, что, если дело дойдёт до схватки, мы атакуем их сверху, как только они ступят на берег.

Мой сын бодрствовал, а я стояла в дверях хижины, держа его на руках. Думаю, Снорри не ощущал моего страха, казалось, он ни о чём не догадывался, мальчик брыкался, пытаясь освободиться и побежать на берег, посмотреть, что там происходит. Я никогда не чувствовала себя настолько уязвимой, зная, что он полностью доверяет мне, ведь я не смогу защитить нас обоих, если наш маленький отряд перебьют. Даже если мне удастся убежать вместе с ним в лес, я не смогу покинуть Винланд, так что лучше погибнуть, чем оказаться на свободе. Я даже не пыталась представить, что будет, если меня схватят. Я слышала множество историй о набегах северян на чужеземцев: сначала убивали детей, насиловали женщин, которых, в конце концов, могли убить или оставить в живых. Именно так вели себя наши мужчины в чужих странах. Я понятия не имела, есть ли в скреллингах хоть что-то человеческое, но знала, что они будут вести себя также. Я носила нож на шнурке на шее и знала, что должна сделать всё что смогу, если придёт роковой день. Я не осмеливалась представить всё это в подробностях. Я ощутила внутри холод и не могла здраво соображать. Руки похолодели и вспотели, я едва удерживала сына. Я сосредоточилась на том, чтобы успокоить его и не дать ему упасть. Когда худшие страхи становятся явью, то действительность начинает больше напоминать сон. Я полагаю, это способ сохранить здравый рассудок — верить в то, что, когда проснёшься, окажешься совсем в другом месте.