Звон бьющейся посуды вынуждает меня насторожиться и выключить воду. Неужели проснулась? Наскоро вытеревшись, я натягиваю спортивные штаны и замечаю в зеркале, что ими вряд ли удастся скрыть стояк. На помощь приходит смекалка. Выхожу из ванной с полотенцем в руках, которым вытираю волосы и, одновременно, прикрываюсь.

В кухне тем временем небольшой бардак. Валевская с совком в руках пытается собрать осколки стакана. Растрепанная, раскрасневшаяся и вспотевшая — она тяжело дышит, то и дело прикрывая глаза.

— Вероника? — осторожно окликаю ее.

Девчонка вздрагивает и смотрит на меня растерянным взглядом.

— Станислав Юрьевич?

Заметив в ее глазах слезы, я подхожу к ней и, наклонившись, отбираю совок.

— Ты хотела выпить воды? Присядь пока на стул, я уберу.

Она послушно выполняет указания, правда, видно, что едва стоит на ногах. Чертыхнувшись, приношу из спальни градусник. Пока Валевская затравленно следит за моими действиями, полностью убираю мусор, контрольно прохожусь пылесосом, и только потом наливаю ей стакан воды.

Термометр не показывает высокой температуры, но ей определенно надо отоспаться.

— Так, дуй в постель. Хотя нет, стой. Может, перекусишь чего-нибудь.

Вероника качает головой и хриплым голосом просит сменную постель. При этом сильно смущается, зачем-то прикрывая руками грудь. Зря. Я не настолько извращенец, чтобы воспользоваться ситуацией, хотя, каюсь, грешен. Пока переодевал ее, не смог себе отказать в удовольствии коснуться их.

Я направляюсь в спальню, где из шкафа достаю чистую постель.

— Станислав Юрьевич, можно я сама?

— Нет, лучше присядь.

— Но, — она хватает меня за локоть и заглядывает в страхе в глаза.

— Вероника, не упрямься. Считай, что ты в гостях.

— Я… — Она опускает виновато голову и смотрит под ноги. — Я испортила вашу одежду и постыню. Простите. Я все возмещу…

Каким образом Ника испортила, я понимаю, когда одергиваю одеяло. Вот же ж! Даже несколько лет брака меня к такому не подготовили. Аня всегда заботилась о подобных вещах, не допуская проколов. А Вероника… Что-то мне подсказывает, что виной всему было ее плохое самочувствие.

— Можно я уберу? — повторяет Вероника свою просьбу, а сама краснеет, как помидор. Хотя красный цвет сейчас вызывает у меня другие ассоциации. Валевская тем временем едва ли не плачет. — Я хотела выпить воды, а потом привести тут все в порядок, но не успела. Простите.

Подхожу и зачем-то оставляю поцелуй на горячем виске. Не хватало ей еще переволноваться. И так еле дышит.

— Лучше сходи в душ. Я тут уберу и спущусь в магазин. У тебя с собой ничего нет, ведь так.

Она кивает и поджимает губы. Стыдится. Глупая.

Решив избавить ее от неловкости, я вручаю девчонке полотенце со сменной одеждой, и отправляю ее в ванную, прося не задерживаться и не стоять подолгу под горячей водой. Сам же меняю постель и, долго не думая, сую ее в мусорный пакет. Давно пора выкинуть то, что напоминает мне об Ане. И кровавое пятно на ее любимом комплекте — отличный повод это сделать. Начнем, пожалуй с малого. Впрочем, проходя мимо столика, где когда-то стройным рядом стояла вся косметика бывшей, а сейчас остались только старые духи, хватаю и их.

Внезапно мне становится так спокойно, словно в одно мгновение груз обиды и вины спадает с плеч. Когда оказываюсь на улице, то и вовсе ощущаю небывалую легкость. Тянет улыбаться, и это странно. Мне казалось, что с уходом Ани, мой мир погрузится во мрак, а лучшими друзьями станут алкоголь и сигареты. Но нет. Сейчас, стоя на крыльце, я отчетливо ощущаю свободу. Неужели наш брак тяготил меня? Но почему? Что в нем было не так? Ведь мы оба в свое время потеряли голову от любви друг ко другу. Даже если Аня скажет, что никогда не любила меня, в жизни не поверю. Тогда, в чем была ошибка? Где мы оступились? И отчего сейчас во мне есть только любопытство, но не боль?

Я вздрагиваю — в кармане вибрирует смартфон. На экране высвечивается фото матери. Ох, ё…

— Да, мам.

— Стасик, это правда?! — чуть ли не кричит она в трубку.

— Что именно? — Бросаю пакет в недалеко стоящую урну и направляюсь в круглосуточный магазин.

— Я говорила с Анютой.

— Я бы послушал ее версию, — хмыкаю. Вот интересно, как она сообщила свекрови?..

— Сынок, скажи правду, ты ей изменил? — Мама всхлипывает, а я останавливаюсь у пешеходного перехода и недоуменно смотрю на мигающий красным светофор.

— Разве что с работой. Она, кстати, тоже женского пола.

— Не паясничай, Стас! Почему ты мне ничего не рассказал, и я узнаю все только спустя два месяца?

— Потому что я давно не мальчик, и могу справится со своими проблемами сам. И да, рога выросли у меня, мам. Но говорить об этом сейчас уже поздно, да и не хочется. Я теперь разведен и остался при своем. Кстати, спасибо за брачный договор. Он облегчил процесс развода до банальных формальностей. Даже не пришлось судится.

— Ты выглядишь слишком беспечным для того, кто носит рога, — вздыхает она, а я смеюсь.

— Мне кажется, или ты рада этому?

— Не то, чтобы рада. Просто я воспитала мужчину, умеющего хранить верность, и, пожалуй, эта мысль меня успокоит.

— Я тоже тебя люблю, — говорю ей, зная, что она ждет этих слов. — Ты там как?

— Выписалась уже. Может, я приеду?

— Нет! — Моя твердость ее настораживает. Черт!

— Так-так-так…

— Мама, правда, не сейчас. Мне надо побыть одному.

— Хорошо… — тянет она многозначительно, и я чуть не матерюсь вслух. А когда завершаю звонок, понимаю, что раз она задумалась о визите, то наверняка нагрянет на днях. И что тогда делать с Вероникой? Может, встретится с Валевским?

“Мои родители часто о вас отзывались не с лучшей стороны, особенно после разрыва с вашей женой… “ — всплывают в памяти слова девчонки.

И вправду, бредовая идея. Старый хрыч не то, что полезет в драку, обвинив меня во всех смертных грехах, он даже слушать не станет.

В магазине я беру пачку прокладок и, вспомнив, про белье, прохожусь вдоль стеллажей, куда отродясь не заглядывал. А чтобы не привлечь внимание продавщицы, покупаю еще шоколад и пачку макарон. Уж лучше сойти за заботливого семьянина, чем извращенца. Так думаю я… Но не молодняк, который завидев в моих руках две пары женских трусиков, хихикают как идиоты. Неужели и я когда-то был таким?

Да уж… Мне все-таки неловко.

Обратно иду быстрым шагом. Почему-то по дороге возникает тревожная мысль: все ли с ней хорошо? Вдруг опять что-то разобьет? А если поранится? А если свалится в обморок? Как же с больными тяжко! Снова провожу параллель с бывшей женой и удивляюсь ее самостоятельности. Хотя, сейчас отчетливо понимаю, что меня не интересовали ее болезни. Идиот. Я вообще редко интересовался своей женой! Значит ли это, что уродом в нашем любовном треугольнике был именно я?

Вхожу в квартиру в прескверном настроение, которое, едва я замечаю свою студентку, тут же улетучивается. Вероника выглядывает из спальни. С мокрых распущенных волос капает вода, на полотенце видны влажные следы, а на ее лице чертовски обаятельный румянец. Да, она болеет, и это не должно быть сексуально, но картина настолько уютная, что я невольно улыбаюсь.

— Я… — произносит она смущенно и замолкает.

— Пройди в ванную, я принесу тебе пакет. Купил все необходимое.

Вероника ступает в прихожую, и при виде ее обнаженных ног мой стояк возвращается.

— Спасибо, — произносит девчонка и сайгаком скрывается за дверью.

Я же, словно околдованный, прохожу в кухню, оставляю продукты и возвращаюсь обратно.

— Кхм, Вероника?

Ответа нет.

— Ника… Ника, все в порядке? Я вхожу.

— Подождите.

Дверь приоткрывается, и смущенная девушка забирает пакет.

— Спасибо.

Я решаю, что на этом моя пытка закончена. Но кто-то сверху думает иначе, потому как что-то падает, Вероника вскрикивает, а я, переволновавшийся, залетаю в ванную.

— Станислав Юрьевич, извините, это… Уронила бутылку с жидким мылом. Сейчас все уберу…