— И что ты? — спрашиваю в нетерпении.

— А что я? Я ничего. Вот звоню узнать, у кого живет моя дочь, потому что намеки совершенно чужих людей не значат ничего только до той поры, пока не вскроется правда. Впрочем, я и сама еще не решила, хочу ли знать ее? Правду эту.

— Если тебе станет от этого легче, то сейчас я живу у знакомых.

— У Светы тебя нет.

— Она не единственный мой друг.

— Андрей?

— Мама.

— Что мама? — Возмущается. Ей претит моя отчужденность. Как и любая мать, она годами выстраивала наше доверие, кладя один кирпич за другим, но сейчас этот мост сломан. Я не могу сказать, что моей вины в том нет. Я прекрасно осознаю свой проступок. Но обида никуда не делась. Да, мне хочется отринуть все, и поплакать в объятьях матери. Чтобы ее рука, как в очень далеком детстве, коснулась волос, ласково погладила их, а из уст вновь лились только добрые и нежные слова. Разве я много прошу? Нет.

— Знаешь, я виновата перед вами. — На глаза вдруг наворачиваются слезы. Тяжело признавать ошибки. — Но…

— Но?

Теперь она поторапливает меня.

Я хмыкаю и улыбаюсь сквозь слезы.

— Не знаю, что там тебе наплела эта женщина, но я бы точно не прислушивалась к той, что, потеряв остатки гордости, является к бывшему мужу после своей же измены.

— Вероника… Неужели… Как ты…

— Никаких неужели, мам. Извини, но мне пора.

— Вероника! — Я отстраняю телефон от уха, не желая слышать ее крик. — Очнись! Он тебе в отцы годится! Господи, девочка моя, ты совсем с ума сошла? Вот же гад! Одной женщине жизнь испортил, теперь и до тебя добрался? Так, значит, ты у него?!

— Нет.

— Так я тебе и поверила. Сережа, ты слышал это?

Я застываю в очередной раз, но теперь словно пораженная громом. Она разговаривала при отце? При том, кто…

— Вероника! — Вздрагиваю. Голос отца полон ярости. И это логично, ведь я позволила себе влюбиться в человека, чье имя никогда не произносилось в нашей семье в позитивном ключе. Однако:

— Знаешь, пап. Перестань слышать только то, что тебе удобно. Вам с мамой только дай хорошего человека оболгать! Причем, беспочвенно!

— Ты меня жизни не учи! Еще молоко на губах не обсохло, а уже голос повышает. Значит так, если через час не будешь дома, я лично приеду и набью ему морду! Поняла меня?!

Я кладу телефон в сторону, не выключая его. Динамик трещит под тяжестью обвинений, летящих в адрес Стаса. И, наверное, мне впервые в жизни становится интересно, это лишь неприязнь или нечто большее? Почему родители так ненавидят его? Может, я чего-то не знаю?

Взяв обратно в руки девайс, завершаю звонок и направляюсь в душ. Я знаю, что угрозы отца — не пустое сотрясание воздуха. Если он сказал, что поедет, то непременно это сделает. Но стоит ли мне идти у них на поводу? И изменит ли мое появление хоть что-то? Уверена, Стас все равно попадет под удар.

Я останавливаюсь на полпути и, вдохнув полной грудью, набираю номер своего куратора. Если он предложил жить вместе, значит, вскоре наши проблемы станут общими. Или они уже таковыми стали?

Однако ни с первого, ни даже с пятого раза, я не дозваниваюсь. Даже успеваю понервничать, пока Стас сам не набирает меня.

— Вероника?

Стоит только услышать его голос, как меня пробивает на слезы. Черт возьми, что мне делать?

— Я… Стас, я создала тебе проблемы. Прости.

— Ты о чем? — взволнованно уточняет он и следом смеется: — Серег, не ломай мою мебель. Ты ведь знаешь, какой я еврей. Возвращать будешь трехкратно.

До меня доносится мужской хохот, на фоне которого включается музыка.

— У тебя гости? — Испуганно уточняю, представив, как отец заваливается к нему посреди веселья.

— Скорее раб, который не только соберет шкаф бесплатно, но и доплатит за эту возможность. Нет, Серег, я тебе больше не налью. — Музыка утихает, а Стас, кашлянув, говорит: — Извини, отвлекся. Так какая там проблема?

— Да… Кажется, это не так важно.

Зачем я даю заднюю? Может, не хочется портить ему веселье?

— Маленькая, перестань так делать. Все, что касается тебя, важно! Так что выкладывай.

Зажмуриваюсь. Сильно-сильно! Даже перестаю дышать. Но уже спустя пару мгновений медленно выдыхаю, избавляясь от сомнений и страха. Только что мой мужчина произнес слова, которые больше всего хотелось услышать в такой момент. Разве не будет ли кощунством солгать ему, тем более, что толку от моего геройства шиш с маслом?

— Вероника, ты тут? Не молчи.

— Да. Я тут.

“И, кажется, теперь я люблю тебя еще сильнее”, — договариваю про себя, а сама рассказываю о разговоре с родителями. Все. Без утайки. Ведь отношения на лжи не построишь. Как и жизнь. Жаль, поняла я это не сразу.

Граф

— Не понимаю, зачем цепляться за какую-то малолетку, если можно провести время чуть разнообразнее? — зевая, спрашивает Буров.

— Даже не знаю, что тебе ответить, — развожу руками и направляюсь в бар.

— Можешь не отвечать, в принципе, — доносится мне в спину. — И так все ясно: вьюнок опутал по самые яйца. Нет, я бы понял, будь это женщина лет тридцати, в самом соку, твердо стоящая на ногах…

Кто о чем, а лысый о расческе.

— Можно подумать, ты клюешь исключительно на таких.

— Вот только не надо поминать прошлое!

— Не собирался, — шепчу, доставая припасенную бутылку виски. Надо успокоить нервы и приготовиться к трудному разговору с Валевским.

Конечно, я бы мог сейчас поступить, как трусливый пес — поджать хвост и не высовываться. Но если Вероника выбрала путь диалога и доверилась мне, я не имею права оставаться в стороне. Не в этой ситуации.

— Хорош грузиться! — Буров садится напротив и тяжелым взглядом буравит бутылку. — Ты хоть раз проигрывал Валевскому в аргументации? Нет. Вот и тут скажешь какую-нибудь белиберду про любовь, и делов-то!

— Серег, мне до Валевского нет дела. Я думаю о… — вздыхаю и говорю вслух о своих намерениях, хотя те звучат слишком бредово. — Я думаю о своей девушке.

— Оу! — Он выпучивает глаза, в замешательстве оглядывает комнату и снова возвращается к моему лицу.

— Что?

— Твоя девушка? — прячет улыбку за глупой гримасой.

— Да, моя девушка. Нет, я понимаю твою реакцию, но мне уже давно не двадцать, чтобы выкуривать по две пачки в день и убиваться по неверной жене.

— Я тебя не осуждаю. Наоборот, удивлен. — Он достает бокал из шкафа и наливает себе алкоголь. — Путь, в котором одни обязательства, выматывает, Стас. Думаешь, почему я меняю девчонок? Не хочу ни на ком зацикливаться. После Аленки все не то.

— А она все не спешит прощать…

— Смеешься? — хмыкает друг и делает глоток. — Ух, ядерная! Где достал-то?

— Тесть подарил.

— Ясно… Так что делать будем?

— Собирать шкаф.

— А если приедет?

— Я не девка, чтобы прятаться, Серег.

— И то верно… — тянет задумчиво друг, затем машет передо мной бокалом. — Второй заход?

— Нет, пошли работать.

— Эх, никакого удовольствия от законного отпуска, — ворчит, но топает за мной.

Мы собираем мебель и обсуждаем волнующие нас вопросы. Буров подумывает назначить встречу знакомому биологу. И я соглашаюсь с ним.

Идея переобуться и заняться любимым делом под эгидой частного исследовательского центра зреет в моей голове давно. Перебраться в Европу и вовсе хотелось еще в молодости. Вот только ни одна моя работа не увенчается успехом, пока я сам не сойду с подвешенного состояния, не решу вопросы, от которых будет зависеть мое будущее. Впрочем, о чем это я? Большая часть вопросов сейчас сводится только к одному человеку, так внезапно ворвавшемуся в мою жизнь.

Наверное, я сумасшедший. Хотя другие могли бы назвать меня влюбленным идиотом. Да, я почти уверен, что это безумие. Не прошло и трех месяцев после предательства, казалось бы, близкого человека, а мой мир, до сих пор наполненный только работой и редкими минутами в объятьях жены, сосредоточился в юной девушке. Словно вся Вселенная уместилась в одном человеке. И это не кажется мне проблемой. Наоборот, вот уже третий день, как я мечусь между работой в университете и домашними делами, напоминая себе атласного шалашника, готовящего гнездо к приходу самки.