На ней мои спортивные штаны и футболка, сквозь которую видны очертания груди и сосков. А еще запах… Черт! Она пахнет мной…

— Станислав Юрьевич?

Я вспоминаю, как двумя ночами ранее она свела меня с ума своим запахом, и прикрываю глаза. Преподаватели не спят со студентками. Нет, Граф, даже не думай об этом.

— Станислав Юрьевич, — ее горячие пальцы дотрагиваются моей кожи, и от обжигающего прикосновения едва не сносит крышу…

— Ника… — Открываю глаза, и вижу ее лицо в непозволительной близости. Нет. Нельзя. — Будь осторожнее. И загляни потом в кухню, надо что-нибудь перекусить.

Выйдя из ванной, медленно выдыхаю. Взять ее к себе было плохой идеей. Такими темпами, я могу не сдержаться и наломать дров. К тому же, она сама не понимает, насколько провокационно выглядит в мужской одежде. Надо бы прикупить ей чего-нибудь еще.

Опираюсь о столешницу и невольно матерюсь. Это будет сложнее, чем я ожидал.

Вероника

Я прихожу в себя в уютной, освещенной оранжевым светом комнате. В нос сразу ударяет запах лекарств и пота. Приподнимаюсь на локтях и сонно оглядываюсь, но из-за внезапного головокружения заваливаюсь обратно на подушку, а футболка неприятно липнет к телу. Да и постель насквозь мокрая…

Где я? Последнее, что мне помнится — это злой Станислав Юрьевич за рулем своего автомобиля. Куда он меня привез? Неужели к себе? То, что я не у себя дома, понимаю сразу, всего лишь оглядевшись: вместо белых стен и деревянных поверхностей здесь стоит глянцевый комод, шкаф с большим зеркалом и тяжелые шторы. Видимо, его бывшая жена была любительницей красного цвета. Его обилие давит на мою психику. Стоп!

Я внезапно осознаю, что на этой постели куратор спал со своей женой, и вскакиваю. Взгляд цепляется за знакомые духи от Армани. Такие же, как у моей матери, которая не изменяет своему бренду десятилетиями, утверждая, что он для сильных, амбициозных женщин.

Снова смотрюсь в зеркало, и едва не вою в голос, ведь выгляжу я не лучшим образом. К тому же… Внезапная боль внизу живота вынуждает напрячься, а парой секунд спустя меня накрывает паника. Я все тут изгадила, в том числе чужую одежду. Надо оттереть хотя бы шорты! А потом выйти в магазин… Запоздало вспоминаю, что денег нет, и стискиваю зубы — мои труды полетели коту под хвост. Ну почему я такая глупая? Почему, не подумав, выбежала без денег?

В горле першит, и я решаю сначала выпить воду, а потом убраться. Вряд ли смогу скрыть то, что натворила, так хотя бы не буду свиньей.

В остальной части квартиры темно. И если по коридору я двигаюсь на ощупь, прислушиваясь к шуму, доносящейся из ванной, то уловив очертания кухни, ищу выключатель. Яркий свет больно режет глаза, зато воду я нахожу почти сразу, как и стакан с красивым позолоченным ободком и узором из белых лилий. Правда, стоит мне его наполнить водой из графина, как внезапно кружится голова, и звон стекла разлетается по квартире.

Глаза заволакивает пеленой жгучих слез. Я нахожу совок и начинаю собирать осколки, остерегаясь мелких частиц, чтобы случайно не поранить ступни, но тут слышу шаги.

— Вероника?

Оборачиваюсь и вижу сначала босые ноги, затем топорщащиеся в неприличном месте спортивные штаны, а следом оголенный торс. Невольно сглатываю.

— Станислав Юрьевич?

Куратор проводит полотенцем по мокрым волосам, а затем пытается спрятать свое возбуждение. У него это совсем не получается.

— Ты хотела выпить воды? Присядь пока на стул, я уберу, — говорит он и принимается за уборку, которую не дал мне закончить. Я слежу за каждым его движением, невольно смущаясь видом обнаженного тела. Кажется, будь это кто-то другой, мне было бы все равно. Того же отца я вижу по пояс голым каждый день, но ведь сейчас передо мной Станислав Юрьевич! Он целовал меня, он трогал меня там, куда, кроме мамы в детстве никто не прикасался, и он позаботился обо мне, когда я осталась одна.

— Тебе плохо? — Его ладонь касается моего лба, и я вспыхиваю спичкой от смущения.

Мужчина молча выходит из кухни и вскоре возвращается с градусником.

— Проверь температуру.

Вспомнив, что градусник лежал в спальне, а там мною знатно загажено, я начинаю снова паниковать. Как в таком вообще признаться? Что делать? Может сказать напрямую, извиниться? Хотя, у него же была жена, он должен быть знаком с подобным. Точно! Надо просто произнеси вслух.

Но я не решаюсь. Ни когда он заканчивает уборку, ни после, когда преподносит стакан воды. А стоит мне заикнуться по сменную постель, сам идет убираться. Бегу следом за ним, пытаюсь остановить, потому что мне ужасно стыдно, но ничего не получается. В результате, смотря на растерянное лицо куратора, начинаю реветь.

— Можно я уберу? — умоляю в последний раз, и вместо ответа получаю заботливый поцелуй в висок, вдыхаю аромат его тела, мятный и острый, сводящий с ума… Боже, какие у него сильные руки, как красиво сложены… Пока он дает мне все необходимое для душа, я словно во сне наблюдаю за ним и теряюсь в собственных ощущениях. Да, меня ужасно трясет из-за температуры, страшно даже представить, как себя чувствовала бы, окажись в таком состоянии на улице, но в то же время мне ничего не мешает хотеть коснуться его.

Едва я захожу в ванную комнату, как романтический флёр испаряется. Рядом с мужским шампунем стоят красные баночки с уходовыми средствами для женщин, а в зеркальном шкафчике их и вовсе навалено вагоном с маленькой тележкой. Здесь все пропитано его женой. И хоть меня не должно такое волновать, я чувствую себя не просто гостьей, а чужаком. С большим огорчением осознаю, что ревную его к женщине, с которой даже не знакома, но которая наверняка занимает очень много места в его жизни. От близких так просто не отказываются. Впрочем, наша с родителями ситуация портит позитивную статистику.

Я провожу в душе около получаса. И за все это время трогаю только одну баночку среди множества более подходящих — мужской шампунь.

Оказавшись в коридоре, я разочарованно осознаю, что Станислав Юрьевич еще не вернулся. Стыдно перед ним щеголять в полотенце, но я вновь боюсь испачкать его одежду. Да и мое белье уже пришло в негодность…

Захожу снова в спальню и вижу темно-зеленую постель, при этом совершенно случайно замечаю, что духов на туалетном столике больше нет. И зачем их прятать?

Входная дверь отворяется, и я выглядываю в прихожую. Станислав Юрьевич выглядит мрачнее тучи, но встретившись со мной взглядом, замирает. Он… Он смотрит на меня, изучает мое тело голодными глазами зверя, перед которым бросили долгожданный кусок стейка, но потом словно приходит в себя. Как и я.

Немногим позже я стою в ванной и разглядываю купленное белье. Это и смешно, потому что кассирша наверняка удивилась выбору взрослого мужчины, но в то же время мило до слез. Никто еще, кроме родителей, не заботился обо мне. Вот так, в мелочах, с предельным вниманием и нежностью.

Переодевшись и, наконец, почувствовав себя человеком, я решаю кое-что постирать. Кроме баночки жидкого мыла ничего лучше не находится, но и оно выскальзывает из рук, со стуком ударяясь на дно ванны. Колпачок, который я немного открутила, вылетает, а сюда забегает взволнованный Станислав Юрьевич, оценивают ситуацию и выдыхает. Правда, мои оправдания пропускает мимо ушей, уставившись на собственную футболку так, словно увидел что-то занимательное и очень пикантное. Проследив за его взглядом, я вспыхиваю от стыда.

— Станислав Юрьевич? — громко шепчу, но тут же облизываю губы, потому что от прожигающего взгляда сбивается дыхание. В темных как сама ночь, глазах бушует страсть, от которой меня бросает в дрожь. Что же, черт возьми, с нами происходит?!

— Станислав Юрьевич, — не удержавшись, прикасаюсь к его руке и ощущаю, как под подушками пальцев бьется венка.

Он тяжело выдыхает, будто судорогой свело легкие, и невозможно быть спокойным. Низ живота скручивает от внезапного желания. Прикрываю глаза, отчего чувства обостряются. Я словно схожу с ума!