Обычная, но по-своему красивая женщина продолжает монолог, часто привлекая внимание к своим волосам. Непослушные локоны скользят по коже, и хоть длинные пальцы их старательно убирают за ухо, они все равно свисают на румяное лицо.
Я пропускаю мимо ушей всю лекцию, думая лишь о том, что могло произойти. Почему его отстранили? Где он? Это из-за меня? Папа пришел в универ? И еще с десяток вопросов, которые хотелось бы задать Стасу уже сейчас. Но если я его подставила каким-то образом, то не стоит усугублять ситуацию. Поэтому лишь отсидев пару, беру в руки телефон и, выбегаю из аудитории, на ходу набирая номер Графа. Мелкая дрожь бьет по телу, а механический голос сообщает “абонент находится вне зоны доступа”.
Прячу телефон в карман. Значит, поеду к нему домой. Вот только отсижу еще одну пару. Наверное.
— Валевская, ты куда это бежишь? — спрашивает Яковлева и, обогнув меня, встает лицом к лицу.
— Тебе какое дело? — Меньше всего мне хочется ссориться.
— Слушай, Валевская. Я не понимаю, что происходит, но моя чуйка подсказывает, что ты в этом замешана.
— Твоя чуйка тебя подводит, Диана. — произношу сквозь зубы, закипая. То, каким тоном она со мной говорит, выводит из себя. Поэтому я делаю шаг назад и предлагаю. — Пошли на пару? У нас химия.
— Знаешь… — тянет она гласные, как отъявленный мафиози, владеющий опасной информацией.
— Не знаю. Мне пора.
Я пытаюсь уйти, но девушка вцепляется мне в руку и называет “тихушницей”. Наверное, будь мы где-нибудь на улице, то я непременно ответила бы грубостью, но я лишь скидываю ее клешни и прошу больше меня не трогать.
На пару все-таки не иду. Снова начинаю звонить Стасу, раз за разом слушая механический голос. Покидаю здание университета в полном раздрае, думая лишь о нем. Это похоже на наваждение, на болезнь, на чертову одержимость, когда тебе всего лишь надо услышать, что с дорогим человеком все хорошо.
— Вероника! — кто-то окликает меня, но я предпочитаю не смотреть. Это не Стас, значит, сейчас не стоит моего времени. — Вероника!
И вновь в мою руку вцепляются, словно та — магнит для неприятностей, но теперь я оказываюсь лицом к лицу с Юрием.
— Привет. Может, поговорим?
— Мне некогда, — бросаю в ответ и пытаюсь освободиться, но не получается.
— Я уже который день пытаюсь тебя позвать хотя бы на чашечку кофе. Могла бы выслушать.
— Краснов, отстань! Ты мне не интересен. И вообще, у меня парень есть.
— Да ладно! — улыбается, как черт. — Не ври, у тебя не получается. К тому же, я расспросил ребят, ты вообще еще ни с кем не встречалась.
— Твои источники недостоверны.
Я жду, когда он меня отпустит, но он продолжает изучать мое лицо, скользит темным взглядом, словно что-то ищет.
— Ты красивая, — выдает неожиданно и наклоняется слишком близко.
Сама от себя не ожидая, я влепляю ему пощечину, звон которой привлекает внимание неподалеку стоящих студентов. Игривый огонек в глаза начинает яростно бушевать.
— Ника, ты ведь понимаешь, что сейчас сделала?
— Да. А если ты меня не отпустишь, я еще и закричу.
Нервы сдают. Тянет реветь. И хоть присутствие Юрия пугает, в мыслях по-прежнему Стас.
— Ты странная.
— Правильно! Красивая, но странная, поэтому отстань от меня. Найди себе игрушку в другом месте.
У меня-таки получается вырваться и, уже не сдерживая слезы, уйти подальше. Правда, в спину опять доносится: “Вечером поговорим”.
Да хоть тысячу раз! Плевать! Такого раздрая у меня еще не было никогда. Поэтому на все плевать.
Ехать к Стасу я передумываю еще на автобусной остановке, вспомнив угрозы отца. Вместо этого пораньше приезжаю на работу и, пока вытираю пыль, караулю телефон. В какой-то момент устаю ждать звонка, отправляю сообщение с просьбой связаться и приступаю к мытью полов. Но ответа так и не получаю. Даже в десятом часу, по дороге домой с трепетом гипнотизирую экран телефона, но тот продолжает молчать. С волнением захожу в магазин, стоящий неподалеку от дома, с надеждой шагаю до подъезда, думая, что он наверняка уже ждет. Это наивно и глупо, но сердце не переубедишь. Оно бьется, сжимается в клубок, разрывается в клочья, рассыпается на кусочки и собирается обратно, чтобы снова забиться, снова напомнить мне о чувствах, терзающих душу. Оказывается, быть увлеченным кем-то — больно. И я без понятия, почему люди восхваляют чувства. От них одни беды.
— Вероника! — Теперь уже знакомый голос застает меня врасплох.
— Что ты тут делаешь?
Краснов выходит на свет, льющийся из фонаря, и я невольно отступаю.
— Следил за тобой, — смеется. — Пару дней караулил у дома, но ты там так и не появилась. Оказывается, переехала от родаков.
— Зачем ты пришел? — сглатываю и отступаю еще на шаг. Я не готова к такой встрече. Одно дело — видеть его днем, когда вокруг полно людей, а совсем другое — сейчас, когда до полуночи остается чуть более часа.
— Не понимаю, почему ты меня боишься? Может, расскажешь в чем дело?
— Мне не о чем с тобой говорить.
— Вероника! — Он тяжело и даже со злостью вздыхает. — Я просто хотел пригласить понравившуюся девушку в кафе. Всего-то!
— Ты пригласил меня не в кафе, Юра, а на заднее сидение своего спорткара! Разницу улавливаешь?
— По пьяни же! — возмущенно разводит руками. — Да, некрасиво вышло, но, черт возьми, меня еще никто так не динамил! Какого хрена?!
— Такого! — говорю со всей серьезность, хотя меня вдург тянет смеяться. Неужели сам не понимает? — Я занята. Любовь-морковь, и все дела. Ты — третий лишний. Все, уходи.
— Нет, постой, — хватает он меня за плечо. — Кто твой парень?
— Не твоего ума дело!
— Я привык получать то, что хочу.
Я закрываю на мгновение глаза, а потом смотрю на него ясным взглядом. Так и хочется сказать грубость, влепить еще одну пощечину и послать куда подальше. Так было бы логично. Но вместо этого, я мягко убираю его руку и честно признаюсь:
— Юра, у меня действительно есть любимый человек, поэтому даже если ко мне сейчас подойдет какой-нибудь крутой перец, то я откажу. К тому же, ходить в заведения по типу стриптиз клуба чревато. Так или иначе о твоих пристрастиях в интиме узнают. Прости, но ты меня пугаешь. Не приходи больше.
И отворачиваюсь в надежде, что это сработает.
— Погоди, о каких таких пристрастиях?
— Я не могу сказать.
— Почему это?! — снова останавливает.
— Потому что не хочет, — раздается до боли знакомый голос, и я оборачиваюсь, теперь завороженно следя за тихой поступью Стаса. Он делает затяжку и, подойдя к нам, бросает окурок в мусорный бак.
— Ты еще кто такой? — хмуро спрашивает Краснов, готовый, видимо, к скандалу. Иначе как объяснить его стойку?
Я даже успеваю испугаться. Вдруг они сцепятся? Однако Стас протягивает ему руку для рукопожатия, а после дружелюбного жеста просит не пугать девушек по ночам. Это выглядит странно…
— Ты как? Все хорошо? — с нежностью в голосе уточняет и, получив в ответ кивок, предлагает зайти в дом. — Доброй ночи.
Последнюю фразу кидает в сторону Краснова. Тот вроде как начинает петушиться, но его пыл вмиг утихает, стоит невесть откуда появиться Вишневскому.
— Юра? — с изумлением произносит мой друг. — Ты-то здесь каким боком?
— Я… — Мой преследователь теряется.
— О, Станислав Юрьевич? Не ожидал вас тут увидеть. — И подмигивает мне, чем сильно смущает, особенно перед Стасом. — Слышал, вас отстранили на время.
— Как быстро до тебя доходят новости, — с усмешкой говорит мужчина, уже приобнимая меня за плечи. Заметив это движение, Краснов хмурится, щурит глаза, сжимает губы, но молчит.
— Вы как? В порядке? — тем временем ведет диалог Андрей.
— В норме.
— Ну и славно. Ник, держи. — Я забираю почти невесомый пакет. — Оле передашь. Она попросила достать ей шмот. Только не открывай. Там это, личное.
— Хорошо…
Я наблюдаю за очередным мужским рукопожатием в полной растерянности. И как Вишневский чуть ли не волоком тащит отсюда подальше Краснова, а Стас проверяет свои карманы, достает сигареты и бросает всю пачку в мусорный бак — тоже в недоумении. А едва мы остаемся одни, горький вкус табака щекочет мое нёбо, губы любимого мужчины обжигают губы, а руки, до сих пор обнимающие за плечи, теперь крепко держат за талию.