Колин стоял вполоборота ко мне, и я видела его недовольное выражение лица. Он слушал. И слушал, и слушал. Я могла только представить себе, сколько недовольства Карен сейчас выливала в его уши. А потом Колин внезапно повернул голову и посмотрел прямо на меня. Я резко отпрянула, положив руку на грудь, где неравномерно колотилось сердце, все время сбиваясь с ритма. Наверное, я выглядела со стороны как ненормальная, которая хотела контролировать каждый шаг Мастерса, хотя не имела на это никакого права. Мне стоило удовлетвориться тем, что он добровольно остался у нас на ночь и провел с детьми все утро, дав мне выспаться. Но мне было мало. Я стала жадной относительно всего, что касалось Колина, и это начинало пугать.

Колин вернулся в дом спустя примерно пять минут. Дети уплетали борщ, потому что в награду за съеденное блюдо им было обещано мороженое, я же лениво ковыряла ложкой в тарелке.

― Мне нужно ехать,― сказал Колин, подходя к столу.

― Но ты же ничего не съел, ― промямлила я. Настроение, которое и так сильно упало со звонком Карен, теперь достигло критически низкой отметки.

― Уверен, что ты готовишь божественно, но… ― он замялся, крепко сжимая спинку пустого стула, ― я нужен Карен. Мне пора. Спасибо.

Он поцеловал детей в лоб и, резко развернувшись, пошел к выходу. Колин в рекордно короткие сроки натянул ботинки и выпрямился. Я уже стояла перед ним, готовая запереть дверь, как только он выйдет. Мастерс замер, глядя на меня. Сейчас на его лице не было улыбки, а во взгляде ― игривости. Он протянул руку и, схватив меня за затылок, крепко прижал к своей груди. Поцеловав в макушку, Колин тихо сказал:

― Если бы я мог все изменить, Лана, я бы это сделал.

Потом он наклонился и, заключив в ладони мое лицо, прижался своими губами к моим. Ни языка, ни напора, ни страсти. Просто прижался и удерживал нас так несколько ударов сердца. А потом, не поднимая взгляда, отстранился и вышел, оставив меня касаться губ кончиками пальцев и вдыхать запах его туалетной воды, который до сих пор не выветрился из нашего дома.

Мама внимательно слушала мой рассказ и периодически вздыхала.

― Этот твой Колин, как собака на сене, Лана. Я, конечно, благодарна ему ― как и все мы ― за его благородный поступок. Но спать с тобой ― это было лишним.

― Мам, я была не против.

― Ох, Лана, ты была в таких обстоятельствах, которыми он не должен был пользоваться.

― При чем тут обстоятельства, мам? ― я начинала раздражаться от того, что она видела Колина в негативном свете. А еще злилась сама на себя за то, что рассказала ей о наших с ним отношениях, и теперь мне приходилось расхлебывать последствия своего бездумного желания поделиться хоть с кем-то. Раньше такое я бы поведала Ксюше, и мама даже не узнала бы о нас с Мастерсом. Но после смерти сестры мама осталась единственным человеком, кому я могла поведать о сокровенном. Хотя впредь я трижды подумаю, прежде чем сделаю это.

― А при том, ― безапелляционно заявила она. ― Девицу в беде использовать всегда проще.

― Мам, он не использовал. Он помог мне и детям.

― Помог, и ты ему отплатила… гм… своим телом. А теперь отпусти, и пусть идет к своей беременнй невесте. Лана, женщина должна уважать себя и не довольствоваться вторыми ролями. Та, у которой есть гордость, всегда занимает самую верхнюю позицию. Я именно так воспитывала своих девочек, ― мама шмыгнула носом, и я поняла, что она снова думала о Ксюше.

― Хорошо, ― мне проще было согласиться с ней, чем затевать бесполезный спор, который я все равно не выиграю. Сколько бы люди ни спорили, в конце все равно каждый останется при своем изначальном мнении. Так бывает в девяноста процентах случаев. Мы очень редко и неохотно принимаем чужую точку зрения.

― Расскажи лучше о детях, ― попросила она, и я поведала ей о большинстве забавных историй, которые случились с нами за последние дни. Правда, утаила несколько. Например, ту, в которой Ноа ходил с трусами на голове и требовал освободить обезьянок из зоопарка. Мама посмеется, но будет больше внимания уделять тому, как я воспитываю ее внуков.

Мы стремительно возвращались к прежнему режиму, и следующий день начался в суматохе. С одним накрашенным глазом я поставила перед детьми хлопья с молоком, одновременно следя за тем, как в чашку наливается мой кофе. Тушь с зеркальцем лежали тут же на столе. Пока я отвернулась, чтобы забрать свой живительный напиток, Ноа успел открыть тюбик и намазать себе брови. Повернувшись, я ахнула так громко, что Виктория даже перестала клевать носом над тарелкой. Я схватила Ноа и утащила визжащего племянника в ванную смывать импровизированный макияж. Потом был скоростной завтрак и одевания со спорами.

― Не хочу эту кофту, дай мне со Спайдерменом.

― Лана, мне не нравятся юбки, не буду их носить.

― Лана, я хочу в туалет!

― Лана!

― Лана!

― Лана! ― Я подскочила на месте, нервно обернувшись в сторону стоящего передо мной Мастерса. ― Поехали на встречу.

― А, да, иду.

Я засуетилась, быстро закидывая в сумку блокнот и косметичку со стола и зачем-то взяла чашку с остывшим кофе. Пройдя с Колином несколько шагов, я спохватилась и быстро вернулась, чтобы поставить ее на место. Он криво усмехнулся, пытаясь сдержаться и сохранить суровый вид, но я видела эти искры в его глазах. Растерянная и немного рассредоточенная, я все же обратила внимание на такую, казалось бы, мелочь, как его мимика, и не могла не позволить себе получить удовольствие от кратковременной вспышки его внимания.

― Как дети? ― спросил он, как только мы сели в машину и тронулись с места.

― Хорошо, ― ответила я, глядя на него. Теперь торопиться уже было некуда, и я могла немного расслабиться.

― Ты сегодня какая-то несобранная.

― Да, утро выдалось непростым.

― Может, нанять няню?

Я посмотрела на него, как на умалишенного.

― Зачем?

― Чтобы тебе было легче.

― Мне с ними и так несложно, ― сказала я, нахмурившись.

― Лана, но ты же устаешь. И учишься еще… Кстати, ты пишешь дипломную работу?

― Да, ― выдохнула устало.

Пишу. По ночам, втихую, когда есть пробел на работе, но ему я этого не скажу. Я отвернулась к окну, чтобы у него не было возможности так меня разглядывать. Сегодня и так едва замазала темные круги под глазами. Несколько ночей над учебниками и за ноутбуком ― и вся красота ушла практически бесследно. Я уже держалась практически на одном честном слове и чистом кофеине. Самое интересное в том, что я не любила кофе, но была вынуждена теперь пить его литрами, чтобы не свалиться с ног. До сдачи дипломной работы оставался месяц, а через неделю мне нужно было представить проект куратору. С таким ритмом я, наверное, просплю трое суток после защиты диплома.

― Лана? ―снова позвал Колин, и я вынуждена была посмотреть на него. ― Ты выглядишь уставшей.

― Спасибо за комплимент, ― вяло пробормотала я. Движение машины усыпляло, и мне хотелось прикрыть глаза всего на минуточку для перезагрузки. Но ехать было недалеко, поэтому я не могла себе этого позволить.

― Тебе нужно больше отдыхать.

Я спрятала за легким покашливанием свой истерический смех. Мне хотелось сказать Колину: «Давай-ка разберем, в какую часть дня я могу втиснуть длительный сон. Утро начинается в шесть, так как раньше просто не могу заставить себя вылезти из кровати. Я быстро принимаю душ и сушу волосы. Крашусь, бужу детей, привожу Ноа в порядок, постоянно подгоняя Вики, потому что вместо чистки зубов она засыпает над раковиной. И хорошо, если при этом хоть как-то елозит по зубам щеткой. Потом я тащу этих «сов» в кухню, чтобы попытаться запихнуть в них завтрак, от которого они отказываются. Я ношусь между ними и кофемашиной, чтобы сделать хотя бы глоток горячего напитка до того, как нам нужно будет выбегать из дома. Параллельно я должна запихнуть в детей хотя бы пару ложек хлопьев. Потом собрать им перекус, одеть всех, подобрав не то, что мне кажется красивым или просто чистым, а то, что хотят они. А хотят, как правило, именно то, что в данный момент в стирке-глажке-старое. Отсюда утренние истерики и недовольства. Ноа еще может упасть на пол в пижаме и устроить лежачую забастовку. Знал бы ты, Колин, как же мне хочется забить на все и прилечь рядом с племянником. На минуточку. Просто прикрыть глаза и поверить в то, что я в нирване. Но я вынуждена уговаривать-угрожать-наказывать-умолять. Потом я наспех одеваюсь сама, забрасываю в рюкзаки ланч-боксы, и мы буквально вылетаем на улицу, потому что уже опаздываем. Всегда. Каждый день. Во сколько бы ни вставали дети. Когда сдаю их в сад и школу, тут же лечу на работу, потому что туда я тоже опаздываю. А все из-за того, что Вики внезапно решила перед уроками обсудить со мной мальчика, который ей нравится, а потом еще и Ноа не хотел меня отпускать.