– Вы невежественнее, чем я думал, – раздраженно отозвался побагровевший Сайре. – Вокруг происходят уникальные, поворотные, необратимые перемены. Огонь. Сельское хозяйство. Научный метод. Ксуан Жин и его система.

– Слыхали и не такое.

– Ничего подобного! Кто надлежащим образом проанализировал динамику общественной деятельности? Наука, именно наука, а не колдуны или знахари, положила конец оспе, СПИДу, заболеваниям сердца и раку. Она покончила с несправедливостью, расточительством, умопомешательствами, насилием – словом, со всеми теми ужасами, которые насоздавал человек. Если бы вы потрудились изучить ксуанистскую математику… – Сайре умолк. Что за чушь – произносить проповедь перед металлическим ящиком! Да, ему явно не помешает отдохнуть.

Тем не менее, идея, как случалось и прежде, захватила его, взбодрила, придала сил. Не то чтобы Сайре видел собственными глазами или убедился на личном опыте в безграничности идеала. Нет, это было по плечу разве что избранным. Даже Ксуан, работавший над своей системой на протяжении десятилетий, частенько прибегал к помощи академической компьютерной сети и не раз, вдобавок, признавался, что обязан кое-чем древним мыслителям. Такие, как он, Энрике Сайре, должны полагаться на то, чему их учат в школе, а впоследствии пополнять образование, слушая лекции и читая научно-популярные издания. При всем при том Сайре восхищался строгостью Ксуановой системы – нечто похожее существовало в Китае эпохи Хань и в императорском Риме, а также в исламе, в хронометрии и исчислениях. Шефа тайной полиции убеждал довод, что при современных методах обработки информации рыночная экономика устаревает, наглядно проявляются ее недостатки. Его вдохновляла перспектива создать и поддерживать условия, столь благоприятные, что общество само двинется к упорядоченной жизни, словно звездолет, который, будучи выведен на правильную траекторию, должен миновать многочисленные силовые поля и добраться до места назначения.

Сайре мельком, уже не впервые, подумал о том, что в правоверного авантиста его превратило не это, а логическое nоn sequitur* [Non sequitur (лат.) – «не следует», логическая посылка.] – если хотите, видение, – естественно, нерациональное. Доктрина Ксуана допускала нерациональность наряду с иррациональностью и хаосом нелинейных систем. То были факторы, существенно влиявшие на ход событий, поэтому Сайре постоянно принимал их в расчет. Сильнее же всего Энрике пленило прощальное слово Ксуана. Мыслитель наконец отдался течению мыслей, пророк не пророчествовал, но грезил. Ксуан соглашался, что среди живущих в несовершенном, ограниченном настоящем никто не может заглянуть в будущее, которое приблизится к совершенству и устранит всякие ограничения. Однако нашелся человек, который посмел бросить взгляд вперед; между прочим, такие люди попадались и в девятнадцатом – двадцатом веках. Они смутно – а Ксуан отчетливо – прозревали Великое Превращение, которое наступит то ли через тысячу, то ли через миллион лет и, может статься, в свою очередь будет лишь началом, и космос благодаря ему разовьется из слепой материи в чистое сознание…

– Я изучал вашу математику. – Неожиданный ответ модуля вырвал Сайре из фантазий. Странно, до сих пор Гатри ни в чем подобном, как бы ни велся допрос, не признавался. – Ну да, в качестве доктрины она с каждым днем приобретала все больше приверженцев. Движение авантистов становилось политической силой; правда, в основном за счет тех, кто верил наполовину, за счет невежд, толпы которых следовали за вами, полагая, что в учении что-то есть, раз все превозносят его научность и объективность. Я решил, что лучше разобраться самому, обратился за помощью к одному логику, и мы вместе стали изучать психотензорные матрицы, оператор «лао-ху», вычисления и прочую дребедень; я усвоил вполне достаточно, чтобы понять, что у меня есть занятия поважнее.

– Из чего следует, что вы ничего не поняли, – возразил Сайре. – Вы не спрашивали себя, почему идеи Ксуана пользуются такой популярностью?

– Разумеется, спрашивал, и находил тому обычные причины. После Возрождения, Джихада и прочих треволнений мир стал напоминать большую свалку. Союз пострадал меньше других, но его гражданам было о чем сожалеть, а потому им показалось, что они упали глубже и ударились сильнее. Ксуан сделал несколько предсказаний, которые более-менее совпали с действительностью, изрек два-три предположения, прозвучавших не полной ерундой. Североамериканцы всегда молились на разных спасителей, поэтому-то многие скушали ксуанизм – точнее, броские лозунги, – и ваша шайка пришла к власти, не будем уточнять, каким образом. То были последние полусвободные выборы в этой стране.

– Чушь! Народ увидел, что за нами будущее!

– Ну да, кое-что разумное вы и впрямь предлагали. Но куда больше было завлекалочек – исправление, перевоспитание, поголовный генетический контроль, и так далее. В общем, ничего такого, до чего я не мог бы, обладая здравым смыслом и житейским опытом, додуматься самостоятельно.

– Неверно. С тем же успехом вы могли бы заявить, что Эйнштейн не открыл ничего такого, до чего бы вы не дошли своим умом.

– Не надо передергивать. Теория общей относительности была совершенно новой, объясняла очень и очень многое. А ксуанизм в своей основе, если отбросить диковинный язык и затейливые уравнения, – обыкновенная болтовня о коллективизме, насчет которого пару-тройку тысячелетий назад чесали языки все, кому не лень. Вполне возможно, его возраст гораздо почтеннее, я не спорю.

– Вы ошибаетесь. Впервые у человечества появилось учение, которое объясняет исторические факты.

– Скажем так, некоторые из фактов, подобно астрологии или гипотезе о плоской Земле. Кстати, пользы от ксуанизма ровно столько же, сколько от этих двух теорий. Все они ведут к катастрофе. Ответь, каково живется населению Союза при авантистском правительстве? Куда вас завели все ваши реорганизации, переориентации и перекройки, если не в самую трясину? Кто-то однажды охарактеризовал фанатика как человека, который, потеряв из виду цель, удваивает усилия. Вдобавок, наука никогда не была вашей истинной целью. Вы стремились создать религию. Вдумайся, ваш управляющий орган называет себя не советом, не комитетом, а синодом. А что касается бредовой идейки насчет всемирного сознания, которое со временем распространится на всю вселенную…

– Bastante!* [Bastante! (исп.) – Хватит!] – воскликнул Сайре. – Я пришел не за тем, чтобы выслушивать оскорбления!

– Да, ты у нас интеллектуал, – хмыкнул Гатри. – Веришь в свободный обмен мнениями.

– Между теми, кто на это способен, кто в здравом рассудке.

– Хорошо, можешь считать меня антиинтеллектуалом. Я всегда им был. Слушай. Я родился в 1970-м, когда университетские городки кишмя кишели молодыми интеллектуалами, которые восхищались Мао и Кастро, как предыдущее поколение – Сталиным. Затем они получили тепленькие местечки и мигом успокоились, а я был страшно рад, когда наконец отучился. Потомки бунтарей устроили Возрождение и восторгались тем, что творилось вокруг, потому что возрожденцы заботились об окружающей среде и очищали общество от всякой мерзости. Но вы – другие, сомневаться не приходится.

– Вы что, навсегда застряли в прошлом? – справился Сайре, трижды глубоко вдохнув и дождавшись, пока перестанут дрожать руки. – Я хочу дать вам последнюю возможность. Не отрезайте себе путь к спасению.

– От чего, интересно знать?

– Мы хотим сохранить вас. На данный момент вам придется довольствоваться старым корпусом, но скоро его заменят. Пожалуй, тогда и продолжим наш разговор. Спорить вовсе не обязательно, можно просто побеседовать. Вы столько повидали, стали частью истории… Мне и моим коллегам – ученым – было чрезвычайно интересно послушать… – Сайре помолчал. – Я надеялся, что интерес окажется взаимным.

– В молодости, – произнес Гатри, – мне не раз доводилось спорить с фанатиками по вопросам веры. Постепенно я пришел к выводу, что в глубине души фанатики все одинаковы. Сайре, ты меня утомил. Ты сплетник и садист, но прежде всего – зануда. Проваливай.