Громыхнул выстрел, мимо прожужжала пуля, причем все произошло почти одновременно. Значит, бандиты оставили часовых – по крайней мере, одного. Ну и ладно, черт с ним. Снова раздался выстрел. Кирога рухнул наземь, перекатился на спину и застыл, раскинув руки в сторону.
Беги, не останавливайся!
По уговору Кироге досталась ближняя к дому сторона машины. Гатри прикинул, что теперь ему, наверно, не стоит следовать плану. Он подбежал к джипу, ухватился за ручку задней дверцы. До чего холодная! Бандиты не позаботились защелкнуть замок. Гатри рывком распахнул дверцу. Партизана на водительском сиденье было видно сравнительно неплохо, силуэт второго едва угадывался, однако Гатри все же заметил движение руки с пистолетом и немедленно выстрелил. Бандит ударился головой о панель управления, сполз на пол. Гатри выстрелил в другого. Тот дернулся, словно провалился во мрак – и закричал.
Гатри развернулся, прижался спиной к машине. Кирога по-прежнему лежал не шевелясь. Выстрелив несколько раз подряд, чтобы припугнуть того самого часового, Гатри бросил винтовку в джип и кинулся к товарищу Лица Кироги в темноте было не рассмотреть, лишь блестели глаза да текла из уголка рта едва различимая в свете звезд струйка крови. Он и вправду услышал: «No, no, vaya…»* [No, no, vaya… (исп.) – Нет, нет, не может быть.] или ему померещилось? Раненых у нас не оставляют; впрочем, Гатри слишком торопился, чтобы задумываться над тем, как поступить. Он схватил Кирогу, мельком подивившись тому, насколько, оказывается, силен, и побежал обратно к джипу.
Послышались крики, затрещали выстрелы, засвистели пули. Некоторые, судя по звуку, угодили в джип, но в Гатри, как ни странно, ни одна не попала. Хотя чему тут удивляться? Ночь, темно, бандитов застали врасплох; Луису откровенно не повезло… Гатри наступил на партизана, которого ранил и который не переставал стонать. Что-то хрустнуло. Он швырнул Кирогу на заднее сиденье, сам прыжком очутился на месте водителя, вставил в замок ключ зажигания, надавил на педаль, рванул рычаг. Яростно взревел двигатель.
Похоже, маоисты высыпали на улицу все до единого. Ба, да у них свои колеса! Из ночной темноты, в которой светились лишь окошки деревенских домов, вынырнул видавший виды пикап. Гатри выключил фары и увеличил скорость. Дверцы, которые он до сих пор не удосужился захлопнуть, лязгали на каждом ухабе.
Дорога вела вверх и становилась все хуже. Проехав несколько миль и убедившись, что погоня далеко, Гатри рискнул включить фары и свернуть с дороги. Пикап по бездорожью не пойдет, значит, все в порядке.
Какое-то время спустя он остановил машину и заглушил двигатель. На него сразу же обрушилась тишина. Он спрыгнул на землю, обошел джип и позвал:
– Луис? Луис, старина?
Кирога не ответил. Встретив его немигающий взгляд, Гатри отвернулся.
Осмотрев тело бандита, лежавшего на полу машины, он убедился, что выстрел получился на редкость удачным: пуля вошла в плоть под скулой, вышла на макушке и пробила, вдобавок, лобовое стекло. Мозги и кровь, которая уже потихоньку сворачивалась, забрызгали сиденье и панель управления. Убитому было от силы лет шестнадцать, а может, и четырнадцать.
Гатри вытащил труп из машины и положил на землю. Возможно, товарищи паренька отыщут его раньше муравьев и стервятников. Потом слегка прибрался в кузове, устроил Кирогу на заднем сиденье – в позе эмбриона, на другую не хватило места; кажется, так хоронили инков? – и поехал прочь. Позже он осознал, что оставил позади свою юность.
11
20 июля у служащих «Файербола» был выходной, поэтому Борис Иванович Никитин отпросился у себя в школе, чтобы провести этот день с Кирой Дэвис. Они познакомились достаточно давно и с тех пор встречались всякий раз, когда представлялась возможность. Здесь, в России, где просторы были необъятны, а население – немногочисленно и дружелюбно, от партнеров компании не требовали обязательно жить на базе; впрочем, они сами охотнее общались со своими, нежели с чужаками.
Кира с Никитиным отправились на флайере в Новгород, где Борис провел девушку по старому городу. Она была тут два года назад, когда ее семья только-только переехала из Америки, но мало что запомнила, а потом так и не сумела выкроить время, чтобы освежить воспоминания.
Утро выдалось чудесным. Новгородский кремль был почти пуст. Странно, подумалось Кире, что лишь немногие приходят сюда посмотреть на то, что когда-то разрушили, а затем, как могли, восстановили. Быть может, большинству хватает впечатлений от мультивизора (если они вообще смотрят подобные передачи). Однако увидеть воочию солнечные блики на византийских куполах Святой Софии…
– Этот храм возвел в одиннадцатом веке Ярослав Мудрый, – рассказывал Борис. – Раньше на его месте стояла деревянная часовня, сгоревшая во время пожара. Корсунские врата привез, за шестьдесят лет до Ярослава, великий князь Владимир. Сам город существовал уже двести или триста лет, он был основан купцами-варягами, которые торговали с Константинополем и добирались даже до внутренних районов Азии. Новгородцы первыми из русских приветствовали Рюрика, который приплыл на своей драконьей ладье.
Никитин говорил нараспев. Кира подозревала, что история для него реальнее мира вокруг, что он никогда не соблазнится кивирой. Борис всегда хотел стать историком – не просто добывать факты и хранить их при себе (тут человеку ни за что не превзойти машину), а понимать, оживлять прошлое и заставлять его открывать свои тайны настоящему. Порой девушка спрашивала себя, кому это нужно и кто за это заплатит? Может статься, составитель программ для кивиры?
– Они были отважными людьми, – отозвалась Кира, так и не решившись высказать свои мысли вслух. Она нервничала, а потому говорила по-русски, часто запинаясь. Автомат обучает новому языку практически мгновенно, однако чтобы вполне им овладеть, необходима практика: нужно не только говорить, но и читать, думать. А она в основном общалась с теми, с кем училась в колледже, причем все беседы велись на английском.
– А как же иначе? – Борис стиснул кулак и поглядел мимо Киры, словно различая сквозь крепостную стену могучую реку, вернее, реки, могучие потоки, издавна протекавшие по русской земле, и те моря, в которые они впадали. – Их со всех сторон окружало неведомое. Люди поднимали паруса, садились на лошадей, покидали дом пешком; им в лица дул встречный ветер, они сражались с природой, поскольку у них не было выбора. Ни тебе роботов, ни всемогущих компьютеров. А мечты становились явью в песнях гусляров и словах сказочников – или же в собственных деяниях. – Кулак разжался, рука опустилась. – Но то было давным-давно, – ровным голосом закончил Никитин.
– В космосе все осталось по-прежнему, – возразила Кира, по спине которой побежали мурашки.
– Для таких, как ты, – может быть. Вы готовы забыть о той бледной копии языческой природы, которую представляет собой нынешняя Земля, вы принадлежите к числу избранных. Однако сколько вас? – Борис пожал плечами и рассмеялся. – Что-то я раскаркался, не хуже ворона. Прошу прощения, на какой-то миг я совершенно забыл, кого и зачем сюда привез. Пошли, я покажу тебе остальное.
Гидом он был хорошим, разве что чересчур серьезным. Около полудня Борис предложил перекусить в расположенном неподалеку от города ресторанчике. Кира согласилась. По дороге к стоянке, где их дожидался флайер, она не могла удержаться, чтобы не сравнить Новгород с комплексом Эри-Онтарио. Какая сумятица царит там и как спокойно здесь!
Спокойно или пустынно? Солнечные лучи падали на мостовую, на стены старинных, однако хорошо сохранившихся домов, дробились в оконных стеклах. Деревья шелестели листвой, отбрасывая на землю причудливые тени. Автомобили попадались крайне редко, а за доброй половиной окон угадывались пустые помещения. Мимо пробежала маленькая девочка: волосы заплетены в косичку, очень симпатичное платьице. Трое женщин не слишком внимательно изучали товары на витрине магазина натуральных продуктов; возможно, те были им не по карману или же они просто маялись от безделья. Уличный торговец робко попытался заинтересовать Киру самодельными украшениями, но не удивился, что она отказалась, едва поглядев на побрякушки. За распахнутыми воротами виднелся двор, посреди которого были расставлены столы; за ними сидели и играли друг с другом в шахматы убеленные сединами мужчины. В воздухе, на пределе слышимости, вибрировал некий звук – то работали машины, отвечавшие за жизнеобеспечение города.